Страница 13 из 18
За семь лет жизни в детдоме, друзей Алёна так и не завела. В детском доме, вообще, никто ни с кем не дружил. Дети разбивались на компании, группы, а если кто-то и дружил, то против кого-то. Все защищали только свои интересы. Алёна столько раз видела, как легко рушилась дружба между девочками, которые долгое время едва ли не ели с одной тарелки, клялись друг другу в вечной дружбе, мечтали, как выйдут замуж в один день и будут дружить большими, крепкими семьями, что сама подобный опыт повторять никак не хотела. А рушилось всё по пошлым, банальным причинам. Всё, как во взрослой жизни. Зависть, деньги, мужчины. Детдомовские взрослели рано, и проблемы с самого детства их преследовали взрослые и серьёзные. Алёну называли одиночкой, называли заносчивой, кричали в спину, что она уродина и тупица, и нельзя сказать, что она воспринимала оскорбления стойко, с высоко поднятой головой. Она была обиженным подростком, и что-то кричала в ответ, а временами и с кулаками могла накинуться. Вспоминая себя в пятнадцатилетнем возрасте, Алёне становилось не просто не по себе, порой становилось страшно. Она была настолько неуправляема, неподконтрольна, что совершенно ничего нет удивительного в том, что, в конечном счёте, связалась с Сашкой Стрельниковым. Он был как раз одним из тех парней, по чью душу раз за разом в детский дом наведывалась милиция, и даже директор однажды прилюдно признался в том, что ждёт не дождётся, когда Стрельников либо покинет их дом в силу возраста, либо, наконец, влипнет во что-то серьёзное, и угодит в воспитательную колонию. Лишь бы отсюда подальше. А Сашка залихватски усмехался, выпячивал грудь колесом, нахально сплёвывал на асфальт и смеялся над всеми предостережениями и наставлениями. Он был старше Алёны на год, общался в своём кругу, и долго не обращал на неё никакого внимания. Алёна предпочитала держаться ото всех в стороне, ничуть не тяготясь своим одиночеством, не желая сидеть в кругу сверстниц, которые ночь напролёт готовы были обсуждать косметику, шмотки и парней. О правильном воспитании в детском доме мало кто заботился, особой морали тоже не прививали, и большинству девочек пятнадцати лет уже было что обсуждать, и чему поучиться у подружек. Алёна знала, что некоторые девочки принципиально не встречались с местными парнями. У некоторых были взрослые любовники, которые, конечно же, играли с ними и пользовались их юностью, порой даже наивностью и невинностью, но зато дарили подарки и покупали одежду. Когда ты растёшь в детдоме, зачастую, не зная, что такое модное платье, это значило много. Хотя, имело совсем другое, определённое название, как Алёна узнала значительно позже, повзрослев. Тогда подобное поведение одноклассниц, если не казалось нормальным, то не шокировало и не удивляло. Её тогда, вообще, мало что удивляло. У неё было иное мышление и другие желания.
Но даже тогда Алёна вполне осознавала, что дружба со Стрельниковым может быть опасна, он запросто может втянуть её в плохую историю. Но юность, играющие гормоны, и потянуло именно к нему. И привлекал Сашка именно своей бесшабашностью, смелостью и разившей от него опасностью. Казалось, что он ничего не боится. Он смеялся над учителями, над милиционерами, он разговаривал киношными фразами, задорно улыбался, и у него были красивые глаза. В пятнадцать лет Алёна легко поверила в то, что между ними любовь. Стрельников казался смелым, опытным, как ни глупо это звучит сейчас, спустя годы, он виделся ей настоящим мужчиной, пусть и не героем. Ведь герои не пьют водку, не ругаются матом и не донашивают чужие кроссовки. Но он выделялся среди других знакомых ей парней. Они смотрели на него, и она смотрела на него. А когда и сам Стрельников обратил на Алёну своё внимание, она решила, что кто-то нужный наверху щёлкнул пальцами, и между ними теперь любовь. Со всеми вытекающими.
Он стал её первым мужчиной. Сейчас Алёна не любила это вспоминать: тесную, захламлённую комнату в подвальном помещении детдома, где мальчишки собирались вечерами, чтобы поиграть в карты, попить пиво и погоготать, как умеют делать только озабоченные подростки. Вот в этой комнате и стоял старый топчан, накрытый колючим шерстяным одеялом, а роль подушки на нём играла старая телогрейка. Непонятно, кто на нём иногда спал или отдыхал, тогда и в голову не приходило спрашивать или беспокоиться о гигиене, но на этом топчане всё и случилось в первый раз. Алёне было пятнадцать, и, помнится, она чувствовала себя счастливой. Впервые за много-много лет, а, может быть, и впервые в жизни. Неудивительно, что первый секс окончательно лишил её рассудка и рассудительности, и она за Стрельникова готова была пойти и в огонь, и в воду, не говоря уже о том, чтобы наврать милиции, когда надо. Вплоть до самых выпускных экзаменов они считались самой крутой парой под крышей детского дома. И, наверное, их отношения продолжались дольше, чем у всех остальных. Может быть, это, на самом деле, была любовь? Первая, сумасшедшая, которую невозможно проанализировать, но и что-то для себя из этих отношений вынести, для будущего, тоже нельзя. Потому что будущего, как бы и нет. Алёна отлично помнила, что они жили одним днём. И Сашка, наверное, всё же любил её. Тоже, как мог, как жизнь научила. Но он заботился о ней, дарил подарочки, говорил, что она красивая. И становится всё красивее и красивее. Он дрался из-за неё с другими парнями, когда ему приходило в голову поревновать. Или хотел показать своё превосходство, а Алёна из-за него делала глупости, убегала с ним ночами из детского дома и болталась с Сашкой и его друзьями по ночным улицам, и чувствовала себя в те моменты невероятно смелой и свободной. И не думала о том, что жизнь может быть другой, казалось, что после детдома ничего не изменится. Потому что непонятно, как и что менять. Просто придёт день, когда их попросят собрать вещи и выставят за дверь. И совершенно не ясно, что тогда делать. А пока можно веселиться, хулиганить, сбегать, и не чувствовать за это вины. Ведь какая вина, если никто ничего хорошего от тебя всё равно не ждёт?
А потом этот день настал, и не для неё, а для Стрельникова. Он окончил школу, как положено, в срок, потому что никому не хотелось с ним возиться и дальше, чему-то учить, и, вообще, видеть в стенах школы и детдома. Ему выдали диплом о среднем образовании, а следом повестку в военкомат. Вот тогда осознание, что реальная жизнь, на самом деле, где-то за пределами детдома существует, впервые накрыло Алёну. Сашка уходил из её жизни, и хотя, Алёна пообещала ему, что будет ждать, писать письма, а Стрельников и вовсе пообещал, что женится на ней, как отслужит, она понимала, что это если когда-то и случится, то сейчас значения не имеет. Потому что его больше не будет рядом, и она остаётся одна. Ей предстоит самой прожить ещё год в детском доме, а затем выйти из его дверей в большой мир. И Алёна именно тогда, в тот момент, когда её детдомовская любовь рассуждала о том, как они заживут, когда он вернётся из армии, как поженятся, и непременно заживут лучше всех, сыто и богато, вдруг осознала, что мир-то, на самом деле, огромен. И он совсем не ограничивается этим маленьким городом, в котором на ней всегда будет клеймо детдомовской девчонки и дочери алкоголички. И тогда она впервые осознанно солгала человеку, которого вроде как любила. Который в последние два года был для неё самым родным и близким, который сделал её существование в этих стенах более-менее сносным. И без которого она, как казалось, не представляла своей жизни, потому что он и был всем миром. Алёна смотрела в его красивые тёмные глаза, и кивала, соглашаясь со всем, что он говорил.
– Ты увидишь, два года пролетят быстро.
Она кивала.
– Ты ведь будешь меня ждать?
Алёна вытерла слёзы, которые лились и лились из глаз. Сашка думал, что это из-за его отъезда, а Алёна плакала из-за того, что изменить ничего нельзя. И дело не в том, что Сашка уходит в армию, а в том, что они прощаются сегодня раз и навсегда. Потому что, когда он вернётся, её не будет в этом городе. И это не её, и не его вина. Просто именно так и будет.