Последний рассказ

Далеко не самая большая, хотя и обидная потеря. Хорошо ещё, все особые боеприпасы расстрелял: найди их — и мне грозил бы срок за расхищение особо ценного военного имущества. Вряд ли Монгрен признал бы официально, что выдавал их мне и Дюрану.

— А что с Дюраном? — спросил я, вспомнив о боевом товарище. Как-то даже неприятно стало — столько времени прошло, а я ни разу не поинтересовался его судьбой.

— Его так и не нашли, — ответил Монгрен, — скорее всего, он слишком близко находился к особому корпусу. Всё, что там не сгорело в луче, рухнуло под землю. Раскопки ещё ведутся, но вряд ли что-то найдут.

Вот так, Эмиль Дюран погиб — сгинул в проклятом луче, порождённом эльфами и заточённым в кристалле существом. Дюран дал мне шанс прорваться, а я не сумел спасти его. На душе стало тяжко, захотелось напиться. Вдрызг, так чтобы наутро ничего не помнить, кроме одного стакана крепкого пойла, сменяющего другой.

В общем, это и так были все мои планы на ближайшее будущее — дальше чем на несколько дней я предпочитал не загадывать.

Как и сказал Монгрен, меня отпустили в тот же день. Вернули почти все вещи, даже оба «Нольта» и «Фромм» с патронами. А вот удостоверение детектива агентства «Континенталь» — нет. Как сообщил сотрудник контрразведки, выдававший мои пожитки под роспись, его забрал в первый же день моего задержания кто-то из администрации «Континенталя».

Робишо быстро расквитался со мной за всё — уверен, бывший патрон так и не простил мне интрижки с его секретаршей. В подобных вопросах он оставался удивительно мстительным и мелочным человеком.

И всё же первым делом я отправился не в кабак на углу Орудийной и Кота-рыболова, а к себе домой. Отчаянно хотелось переодеться после двух недель в камере. Да и кое-какие запасы алкоголя есть и в квартире, так что начать могу дома, а там как пойдёт. Добирался долго — урб напоминал муравейник после войны. Кругом сновали деловитые люди, однако по их виду сразу становилось ясно: они только изображают бурную деятельность, чтобы не думать о том, что творится вокруг. Многие здания пострадали в результате падения эльфийской крепости, их фасады щерились пустыми оконными проёмами или фанерой вместо стёкол, по кладке змеились трещины, то и дело до сих пор отпадали куски облицовки или какие-то украшения. Все старались идти подальше от домов, и автомобилисты постоянно раздражённо сигналили тем, кто выходил на проезжую часть.

Трамваи не ходили из-за оборванных проводов и искорёженных рельс. Вот и пришлось мне шагать через урб, каким-то чудом переживший две катастрофы меньше чем за три месяца. Я шёл и шёл, думая о своём. О будущем задумываться не хотелось — его у меня сейчас просто не было. Дальше запоя насколько хватит денег и кредита в кабаке на углу Орудийной и Кота-рыболова планов не строил. Я шёл вместе с потоком людей, гномов, полуэльфов, орков и полуорков — сотен и сотен тех, кто населял Марний. Вместе с ними смотрел под ноги, вместе с ними держался подальше от обрушающихся фасадов, вместе с ними ругался на автомобилистов, а те крыли нас в ответ отборной бранью. Я видел потасовки между пешеходами и водителями, видел, как несколько авто перевернули, когда сидящие за рулём вели себя слишком уж нагло. Но я шёл мимо всего этого — мне не было дела ни до чего. Как и большинству на улицах.

Я вошёл в дом, где снимал квартиру. Он относительно уцелел, хотя и потерял все окна. Вряд ли их вставят скоро, надеюсь, хоть до зимы управятся, а то тут всё промёрзнет насквозь. Лифт неприятно напомнил подъём из хрустальной пещеры. Но я старался не думать ни о чём таком. Я вышел из кабины и не сразу увидел стоящую в коридоре фигуру, а увидев, не придал значения.

Однако когда стоящий поднял голову и взглянул на меня, я сильно удивился. Совсем не ожидал увидеть его здесь.

— Ты? — спросил я. — Что тут…

Произнести слово «забыл» я не успел. Боль пронзила грудь, потом живот. Потом я услышал два выстрела. А после была только тьма.

Террорист

Мы опаздывали — катастрофически опаздывали. Я понял это, ещё когда винтокрыл только подлетал к искусственным островам, где располагалась наша база. Её брали штурмом. После атаки на Марний, которую, видимо, тоже повесили на «Солдат без границ» или же просто потому, что нужно было демонстрировать общественности решительные действия, операцию против нашей главной базы форсировали. Никаких линкоров или бомбардировок — на искусственные острова высаживались астрийские и розалийские штурмовики-десантники. Лучшие из лучших, кого можно найти в Священном Альянсе. Их поддерживали винтокрылы, поливающие позиции «солдат без границ» из пулемётов, а где-то в вышине виднелись сигары двух дирижаблей, с которых высаживали десант. Скорее всего, на борту их ждут приказа не один и не два батальона подкреплений — слишком уж хорошую репутацию имели мои бойцы.

— Заходи, — велел я пилоту, перевешивая вперёд винтовку и нацепляя на спину парашют.

— Сбить могут, — покачал головой тот.

— Не думал, что среди моих пилотов есть трусы, — удивился я, подтягивая лямки парашютного ранца.

— За себя и «птичку» не боюсь, — отмахнулся он, уверено ведя винтокрыл одной рукой. — А вот тебя, командир, могут сбить.

— Заходи, — повторил я и добавил: — На минимальной высоте. Метров триста — не больше.

— Но парашют… — начал было пилот, но я перебил его.

— Я знаю, что на такой малой высоте он может не раскрыться. Заходи — это приказ!

— Есть заходить, — отчеканил пилот, видимо, уверившийся в том, что я окончательно помешался.

Он ещё не знал, что собираюсь в затяжной прыжок.

— Четыреста метров, — предупредил меня пилот, закладывая вираж.

Наш винтокрыл приближался к зоне боевых действий. Я распахнул дверцу, прикидывая расстояние до островов. Нас ещё не заметили, враг полностью сосредоточился на целях внизу, и одинокий винтокрыл пока не привлёк ничьего внимания.

— Триста пятьдесят, — произнёс пилот, увеличивая скорость до максимума.

Винтокрыл — не аэроплан. Конечно, он легко обгонит самый быстрый дирижабль, однако любой аэроплан, даже чудовищного размера «Кондор», запросто обойдёт его и на крейсерской скорости. А вот в маневренности винтокрыл давал фору почти любому летательному аппарату — на этом и строился мой расчёт.

Пилот не спешил снижаться ещё сильнее. Нас уже обнаружили, и одна машина с опознавательными знаками розалийского штурмового десанта направилась наперерез. Открывать огонь пока не спешили, не желая сбить неизвестно кого. Частные винтокрылы, конечно, большая редкость, но ведь можно случайно нарваться на какого-нибудь эксцентричного богача, совершающего воздушное турне — они были популярны одно время. А может быть, наш винтокрыл принадлежит одному из местных государств, ссора на дипломатическом поприще Священному Альянсу сейчас была не нужна, даже ссора с карликом, не имеющим политического веса. Мало ли кто из больших игроков пожелает поддержать его.

— Как только откроют огонь, — приказал я пилоту, — снижайся до трёхсот и уходи.

— Далеко, — покачал головой в шлеме тот, — можешь не долететь до островов.

— Вплавь доберусь, если надо, — отмахнулся я, — а если нас собьют, то точно оба в море окажемся. В лучшем случае.

Тут ему нечего было мне возразить.

Когда мы продолжили лететь провокационным курсом — прямо к островам, не снижая скорости, розалийский винтокрыл дал по нам предупредительную очередь. За его пулемётами сидел опытный стрелок — сверкающая строчка пуль была отлично видна даже днём.

Без понуканий пилот резко бросил нашу машину вниз. Вообще-то, это почти невиданный для винтокрыла манёвр, однако за рычагами его сидел лучший из моих бойцов. Он умел проделывать с летательным аппаратом такое, что противоречит всем законам физики.

— Триста метров, командир! — крикнул он и добавил: — Удачи!

— Уходи, — приказал ему я и прыгнул в бездну.

Свободное падение, что может сильнее захватывать дух? Я не десантник, однако прыжков с парашютом у меня столько, что хватит на пару золотых значков, вот только далеко не обо всех я могу свободно говорить. Да что там, почти ни об одном, кроме тех, что делал в далёкие годы обучения в военном училище. Как же давно это было… Ещё до войны.