Дочь Вороньего Короля

— Вот и все, ваше высочество, — услышал ветророжденный неприятный сухой голос.

Незнакомец откинул капюшон, и принц удостоверился в своих опасениях. На него смотрел мужчина средних лет, чьи аккуратные бородка и усы отливали серебром в лунном свете. В целом, он ничем не выделялся — посмотри на такого, и уже в следующую секунду забудешь, как выглядит. Вот только подобной неприметности человек добивался явно не одно десятилетие. Это была профессиональная невзрачность того, кто умеет проникать в закрытые помещения и забирать чужие жизни. Мужчина носил ее, точно свой черный плащ, и со временем маска стала новым лицом, менять которое, судя по всему, хозяин не пожелал.

Да, обычный и ничем не примечательный человечек средних лет, среднего возраста, средней внешности. Вот только под этим «средним» скрывалось одно из самых опаснейших существ Интерсиса.

— Добрый вечер, господин Изегрим, вы могли бы просто написать, что желаете встретиться.

— Хорошее чувство юмора. — Лезвие коснулось шеи, и тотчас же в этом месте появилась алая полоса, набухшая каплями крови, — но дам совет: героизм в подобной ситуации неуместен.

Принц, насколько позволяло положение, пожал плечами. Он старался двигаться аккуратно и не делать резких движений, в этом все равно не было ни малейшего толка.

— Удивительно, что вам удалось прокрасться мимо Мислии и моей охраны.

Уголки губ охотника чуть приподнялись в ироничном подобии улыбки.

— Прокрасться? — переспросил он. — Вы недооцениваете меня, уважаемый Таривас Вентис.

— Стало быть, первой Тени у меня больше нет? — ни единый мускул не дрогнул на лице принца, однако тот ощутил ледяной холод смерти, сдавившей своей костлявой рукой его сердце.

— Не уверен. Она в последнюю секунду успела сбежать потайными ходами, а я чересчур спешил, — сообщил Охотник. — Знаете, при других обстоятельствах я бы пообщался с вами, узнал, что же на самом деле произошло на востоке, куда пропала Игнис и ее сопровождение. Но времени нет — сейчас мои люди один за другим умирают в саду и дворце, они отдают свои жизни для того, чтобы наша короткая беседа стала возможна.

— Неужели легендарному Охотнику важны пешки? — фыркнул принц. — Поговаривают, что стоит вам пошевелить пальцем, и любой из них с радостью прыгнет вниз с высокой башни, лишь бы продемонстрировать свою преданность.

— Глупости, — отрезал Ступивший на Путь Вечности, — я всегда ценю своих учеников, и если уж приходится жертвовать ими, то делаю это не из прихоти.

Таривас прикрыл глаза, борясь со страхом. Они ожидали жесткой и даже жестокой реакции от Корвуса, но такого… Никто и помыслить не мог, что ручное чудовище Вороньего Короля лично возглавит карательный рейд, что атака произойдет так быстро, и что его охрана будет сметена с такой легкостью.

«Каким же способом они пробрались в город?» — промелькнула в голове принца неуместная в сложившихся обстоятельствах мысль, и он тотчас же отбросил ее, распахнув глаза и уставившись на врага.

Таривас собрал в кулак все мужество, и проговорил:

— Хорошо. Давайте закончим это быстро. Вы победили, можете убить меня.

— Убить? — улыбка стала чуть шире и куда злее. — О нет, ваше высочество, вы не отделаетесь так легко.

— Что? — удивился Таривас.

— Неужели вы забыли клятву, которую дали Корвусу?

— Клятву?

Таривас на миг задумался, а потом вспомнил, что именно он обещал Вороньему Королю, и кровь отхлынула от лица принца. Он набрал воздуха в грудь в бесплодной попытке позвать на помощь, но было уже поздно — левая рука Древнего, вновь скрывшись за поясом, появилась, и в лунном свете блеснул кривой кинжал, в крестовине которого сверкал бирюзовый камень.

Лицо Охотника перекосила ухмылка столь ужасная, что от ее вида принца бросило в дрожь.

— Ты храбр, человек, — процедил Древний, — но глуп, иначе бы никогда не стал совершать того, что сделал. А теперь получи плату, как любят говорить христиане, по делам своим.

Лезвие с невообразимой скоростью приблизилось к лицу принца, и в следующий миг дикая, ни с чем не сравнимая боль заставила его заорать до хрипоты, а свет померк.

Вслед за этим исчезла и тяжесть — Охотник слез со своей жертвы, оставив обезумевшего от боли и отчаяния юношу метаться по полу, ощупывая изуродованное лицо.

— И вот еще что, — донесся сквозь пелену боли далекий голос Изегрима, — Ни один из орденов, созданных Орелией не сможет исцелить такую рану, а единственная ученица Целительницы этой ночью покинула чудный город Сентий. Приятно оставаться, ваше высочество.

И тишина, заполнившая комнату, напомнила Таривасу о цене слова, о цене предательства и о цене жизни.

Шум битвы постепенно стихал, затем в дверь начали стучать, после — бить со всей силы. Чьи-то руки подхватили его и уложили на кровать, кто-то сыпал проклятьями и грозил миру самыми страшными карами…

Тариваса напоили каким-то горячим отваром и мысли в голове начали путаться, а боль — отступать. Раненный принц, запертый во тьме, начал погружаться в спасительное беспамятство, но в голове его, точно запертая в клетке птица, билась одна мысль:

«Мы недооценили его. Мы недооценили Вороньего Короля. Мы недооценили его ярость».

А затем Таривас уснул и во сне этом небо до горизонта было охвачено пламенем. Огнем дочери Вороньего Короля. Огнем пожарищ. Огнем надвигающейся большой войны.