Страница 9 из 49
… Побродив по дому, я спустилась на кухню. Там Ржанки тоже не оказалось. Сливка и Пшенка замолкли при моем появлении и лишь качали головами. Но вскоре посреди кухни появилась и Ржанка. Увидев ее, я охнула: волосы домовуши стояли дыбом, с прутьев веничка сыпались искры. Кухарка и ее помощница подхватили Ржанку под мышки и выволокли в сад, не дав мне и слова сказать. Лишь Сливка кинула через плечо:
— Идите-ка к себе, Ада Александровна. У нас тут небольшая техническая заминка.
Я вернулась в свою комнату и вызвала Ржанку через час. Домовуша привела себя в порядок, лишь морщилась и чесала руки. Поначалу она наотрез отказалась обсуждать разговор с Галадой. Она буркнула, что позовет меня на ужин, и исчезла. Ничего, мы терпеливые и настойчивые. Я выждала секунд десять и громко прокричала:
— Ржанка! Ржанка! Ржанка!
Домовуша возникла в комнате, поклонилась, быстро проговорила:
— Ах да, забыла совсем, спасибо, что напомнили. Господина Илью Петровича позову.
И снова исчезла.
— Ржанка!
— Ада Александровна, да что ж вы прицепились ко мне как репей?! — взвыла домовуша после очередной принудительной явки.
— Потому что я знаю! Эта… Оса… что-то тебе сделала! Она тебя как-то наказала, да?! Это ведь из-за каши, так? Это я виновата! Я проговорилась! Галада – врунья. Она солгала, что все из-за бабушки. А по моей оговорке поняла, видимо, что я с тобой общалась – что всю правду знаю. А я не знаю! Ржанка, говори всю правду! Что это за игра такая?
— Не могу я вам рассказать, — буркнула Ржанка. — Отпустите вы меня.
— Руки покажи!
— Не покажу. Отпустите. Так всем лучше будет.
— Хорошо! Вот только больше еды мне не носи!
— Оголодаете!
— Ну и пусть!
— Давайте я вам котлетку после ужина…
— Нет! Я знаю, что Галаде зачем-то нужно, чтобы я мало ела дома. Отлично! Буду фигуру беречь! Стану такая же стройная!
В глазах домовуши отразилась мука. Но я велела ей уйти, и она исчезла.
А у меня от всех этих переживаний аппетит пропал, так что вынужденная диета давалась легко. Вечерами я спускалась в библиотеку, и мы с Ильей (под стенания и песнопения моего желудка) учили предвыборную программу отца. Мысли мои, однако, витали совсем в других сферах. Выполнит ли отец обещание? Отстоит ли меня магистр Серениус?
Я злилась, что приходится тратить время на всякую ерунду. Илье от меня прилетало: и едких примечаний, и каверзных вопросов. Но сей субъект, видимо, отличался прилизанностью не только волос, но и характера. Он лишь вздыхал и терпеливо повторял номер пункта.
Через два дня ко мне заявились портные. Они сняли мерки для новой одежды. В ней я должна была стоять рядом с отцом на предвыборных митингах, скромная студентка в стандартной для высших учебных заведений форме: белой блузе и темной юбке. Отец поднялся ко мне в комнату на финальную примерку и одобрительно кивнул.
— Чем мантия Академии нехороша? — угрюмо спросила я.
Громов чуть поморщился:
— Слишком… определенно. Серениус сейчас не в особом фаворе в министерстве. Все его… перегибы, неразборчивость в приеме студентов… в общем, Ада, я бы посоветовал тебе присмотреть другое учебное заведение.
Глава 4. Rare avis
С понедельника я начала выезжать с отцом на предвыборные мероприятия. От меня требовалось немного: стоять, улыбаться, махать, изредка, а в самых патетичных местах, прижимать к глазам кружевной платочек.
Признаюсь, было изрядно противно. С лицедейством этим меня примиряло лишь то, что отец особо не скрывал нашу печальную предысторию «знакомства». Да и зачем ему было что-то скрывать? Напротив, на семейном анамнезе он строил доказательства правильности партийной линии: мол, если у визарда от рождения дар был столь скуп, что экспертом не определился, что говорить о ведьмах донных и придонных? Уж те-то, бедные, похлеще в ловушку попали! И как отец, после козней недругов и долгого расставания, прижал к груди родную кровиночку, так и общество, отринув условности и обиды, должно душевно облобызать блудных детей своих, донников и придонников. Бу-э.
Сам факт, что папаша на долгие годы оставил сиротинушку прозябать в несвед-мире, направив свое внимание в области куда более плодородные, никого тут не возмущал. Ну а что? Дите-то на первый взгляд вроде как ущербное уродилось. А на взгляд второй отец ошибку свою признал, дитятко в лоно семьи вернул. Занавес, все рукоплещут. Свою точку зрения я могла бы засунуть куда-нибудь подальше. Культурные различия. Против них не попрешь.
Тем временем приближался Имболк. Накануне вечером Ржанка принесла отутюженное платье, которое мы купили в Серой Башне, туфли и клатч. Домовуша молча приготовила наряд для бала и так же молча исчезла. Она так ничего и не рассказала, и я не знала, что происходит между ней и колдовкой, но сомневалась, что что-то хорошее.
На душе было муторно. Казалось, я проваливаюсь в бездонную яму. Или ухожу на Глубину, где уже непонятно, кто бес, а кто человек. Сливались в одно лица. После митингов в ушах стоял шум толпы.
Публика любит Громова. Его партия лидирует. Предыдущий парламент распущен, Октоберон замер в ожидании выборов. Но уже сейчас было ясно, что достойных соперников у отца нет.
Галада… У нее отдельная цель. Она хочет въехать в Парламент на белом коне. Еще недавно, воспользовавшись кризисом, Верховная ведьма пыталась угрожать, выдвигала ультиматум от имени Ковена. Ничего не вышло. Вокруг постели умирающего короля сплотились его сыновья. Три принца. Два все чаще мелькают на обложках журналов и на первых страницах газет. О третьем ничего не слышно. Его тщательно скрывают от прессы. Это, разумеется, порождает массу слухов.
В общем, стенания и шантаж не произвели на принцев никакого впечатления. Тогда наша лапочка Гэл поменяла тактику. Она стала преданным сторонником партии «Великое Возрождение», правой рукой отца. Это помогло. Однако в последнее время печатные издания все чаще припоминают ее давние угрозы. О каком-таком секретном оружии вы говорили, госпожа О’Мэйли? Как оно поможет нам, если после прекращения сотрудничества со светлыми магами мир заполонит Бурая Топь? А если, страшно сказать, получив полную свободу, выйдут из-под контроля донные ведьмы?
В ночь перед Имболком я никак не могла заснуть. В голову лезли всякие мысли, разной степени умности. Раньше политика меня совсем не интересовала, а сейчас я как-то незаметно стала ее частью. Однако куда мне простой смертной понять все эти экивоки?
Пытаясь избавиться от бессонницы, я набросила халатик и открыла окно. Немного охлажусь, потом прыгну под теплое одеяло – и привет, сон. Живот неодобрительно заурчал. Галада ездила с нами на митинги и периодически всех подкармливала. Из нее получилась эдакая расторопная милашка-сотрудница, простая-простая, заботливая-заботливая: и за кофе сбегает, и бутербродиков для команды настрогает.
Но домовушам все еще было разрешено подавать на стол лишь очень скудный набор блюд, которые шли под соусом бабушкиного сарказма. Наши пререкания за столом стали чем-то обыденным. Отец и Галада уже и не пытались нас помирить. Бабуле казалось, наверное, что своими замечаниями она меня по стенке раскатывает. Она не понимала: кто в армии служил – тот в цирке не смеется.
— Адочка, в несвед-мире люди всегда столь… весело и громко работают челюстями? — выцветшие голубые глаза смотрели на меня с некоторым даже… сочувствием.
— У нас считается, что тщательно пережевывая пищу, ты помогаешь себе и обществу.
На самом деле, подолгу разжевывая каждый кусочек, я обманывала чувство голода.
— Как интересно! И в чем же это выражается?
— Ну как же! — я делала моську в стиле «как можно не знать таких простых вещей?». — Люди с хорошим пищеварением обычно добрее и терпимее. И наоборот. Если бы вы знали, какими неприятными могут быть человеческие особи, лишенные удовольствия хорошо покушать!
Бабуля поджимала губы. Я получала небольшую передышку.