Тридцать дней до развода

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Я брыкаюсь во сне, маниакально закрываю колпачки на тюбиках, дверцы шкафов и окна, сам глажу свои рубашки вот уже пятнадцать лет, не умею есть спагетти и когда напиваюсь — храплю как трактор!

В его глазах светлые искры. В его улыбке — все закаты и рассветы, что ждут нас впереди. В его словах… Я слышу про рубашки и тихонько выдыхаю.

Нет, Алла, ты не испортишь мне этот день. Хоть мне тебя и очень, очень жаль. Но ты палишься на мелочах.

— Что? Передумала? — Богдан приподнимает мой подбородок, чтобы взглянуть в глаза. Его рука лежит на моей пояснице, и я радуюсь, что все-таки надела эту ярко-красную юбку и ярко-красные туфли и взяла ярко-красную сумочку. Потому что когда твой мужчина держит тебя вот так, а ты в блузе в полоску и этой юбке, и на каблуках у тебя железные набойки — можно только танцевать.

Бессовестно и бесстыдно, как настоящая столичная разлучница-недотрога.

Отбивая ритм каблуками и кружась в его руках.

И улыбаясь, улыбаясь своему мужчине, который теперь твой навсегда.

— Идем. — Богдан тянет меня за руку. —  У нас будет целых тридцать дней, чтобы подумать, точно ли мы хотим храпеть в унисон до самой смерти.

Будет.

Тридцать дней до свадьбы.

Эпилог

После Москвы, насмерть завьюженной тополиным пухом, который лез в рот и нос, скапливался в воздухозаборниках перекрашенного наконец «судзуки», катался пушистыми комочками по паркету в полупустой квартире и путался в светлых Дашиных волосах — такой же светлый, как они, — в родном городе было даже как-то непривычно. Словно чего-то не хватало, неправильным был жаркий июнь с поспевшей за заборами вишней, но без банд мальчишек, поджигающих горы летнего снега вдоль бордюров.

Я бы и вовсе не стал возвращаться — черт с ними, с вещами, черт с ним, с бизнесом, пусть подавятся, тем более что я отчаянно скучал по Дашке. Но надо было все же поговорить с родителями, пригласить на свадьбу тех, кто до последнего был на нашей стороне, — и все же разобраться, что я там наподписывал в тот страшный день. Есть шансы получить хоть что-то или совсем с нуля начинать? Я без проблем, у меня уже был план, и через пару лет я вышел бы на хороший уровень, лучше прежнего. Но так уж вышло, что дом надо было начинать строить как можно быстрее и не помешало бы любое подспорье.

Знакомые юристы уже сделали расклад по-честному: сколько я получу прямо сейчас, живыми деньгами за оставшуюся мне половину бизнеса и сколько могу получить, если затею судиться. Вторая сумма была приятнее. Зато первая — быстрее и не требовала общаться с бывшей женой.

Самое обидное, что «живые деньги» тоже когда-то были моими же. Но после вскрывшихся обстоятельств я уже не роптал. При нынешнем раскладе оставалась спокойной моя совесть, а это по большому счету важнее всего.

Даша спрашивала уже не раз: а если бы я раньше узнал о болезни Аллы, я бы от нее все равно ушел?

И черт знает, какой ответ правильный. Придраться можно к любому.

Скажешь: да, ушел бы, конечно, потому что как бы я без тебя, хорошая моя, жил?

И выяснится, что я жестокий и бессердечный, готов бросить больную женщину ради своих низменных желаний.

Расплачется, убежит и будет считать, что и ее смогу бросить.

А я ведь не смогу. Что бы ни случилось.

Скажешь: нет, нельзя оставлять больную жену, имея в виду, что ее не брошу в такой ситуации никогда. И получится, что люблю ее недостаточно, если не ушел бы в любом состоянии. Хотя это неправда. Ушел бы.

Единственный правильный вариант: на какой бы стороне ни оказалась моя Даша, ту сторону я и выбрал бы. Потому что так бывает: любовь пронзает насквозь в одно мгновение, как будто Амур пришпилил нас друг к другу одной стрелой. И уже никуда не деться.

Можно только перевязать чужие раны, компенсировать все, что можно, попросить прощения за то, что нельзя…

И уйти.

Потому что иногда любовь равна жизни. А если нет любви, то и жизни нет.

Кто же выберет иное?

Мое терпение безгранично: я буду отвечать Даше на этот вопрос столько раз, сколько понадобится, лишь бы ей было спокойнее.

Я сощурился на яркое солнце и щелчком отправил темные очки со лба на нос.

Жара.

Сейчас бы шашлыки у речки, холодное пиво к жареным креветкам, окунуться на прогревшемся мелководье… А не вот это вот все. Но в Москве тоже есть пляжи и шашлыки — и однажды появятся друзья, с которыми можно будет встречаться у воды в такие славные деньки. Все впереди. Надеюсь, в новой компании будет поменьше интриг. Хотя люди всегда люди.

— Богдан! Стой!

Помянешь черта…

Я остановился, но поворачиваться не стал. Ждал, пока Светка догонит меня сама, обогнет, заглядывая в лицо, и потупится, столкнувшись лишь со своим отражением в зеркальных очках.

— Чего тебе?

Вежливым быть не хочется. У меня только для Даши запасы терпения неисчерпаемые.

Светка потопталась, опустив голову и разглядывая свои ноги в босоножках и с ярко-зелеными ногтями. Помолчала, дождавшись моего раздраженного выдоха:

— Свет…

— Нет, стой, погоди! — Она вскинула глаза. — Я хотела сказать… Прости. Прости, пожалуйста. И… Дашке передай, что я прошу у нее прощения. Даже платья могу вернуть, если надо.

Я промолчал. Не очень-то хотелось вежливо расшаркиваться и врать, что не держу зла. Я за свои ошибки заплатил сполна. А вот она — заплатила ли? Или так и пойдет дальше по жизни, пробормотав дежурные извинения?

— Ты же хороший… — сказала Света, снова опуская глаза.

— Да, я хороший, — кивнул, внутренне поежившись. — И Даша хорошая. И ты, если постараешься, тоже можешь стать хорошей. Только сначала постарайся.

— Я уже решила тоже поехать в Москву! — вдруг радостно сообщила она, вновь вздергивая голову. — Начать новую жизнь! Не с Алкой же теперь дружить… Как думаешь, Даша замолвит за меня словечко на бывшей работе?

Я закатил глаза.

— Свет, ты неисправима…

Хотя знал, что Даша, конечно, замолвит.

— Ну я стараюсь! — Она теребила в руках пакет, в котором безнадежно таял брикет мороженого. Скоро капать начнет. — Вот, прощения прошу. Думаешь, стоит еще у Алки попросить за то, что я с ее женихом спала?

— С Витей?.. — Я закрыл ладонью лицо. — Как хочешь. Я-то тут при чем?

Господи… Ну и знатный урод мой братец.

Светка, конечно, в московские нравы впишется как родная.

Надо будет Даше посоветовать ее с Валентином познакомить, пожалуй. У меня все чешутся кулаки с ним встретиться и поговорить как мужчина с мужчиной.

 Но, пожалуй, так будет даже лучше.

Как моя бывшая жена с братом стали друг другу лучшим наказанием, так и эти…

Красиво же будет, а!

Я цокнул языком, уже заранее зная, что не посоветую, а наоборот — предупрежу эту дурищу, чтобы держалась от него подальше. Лучше и правда ему морду разобью.

Хотя они все равно познакомятся рано или поздно, предупреждай — не предупреждай… Некоторые люди просто притягиваются друг к другу. Подобное к подобному.

— Ну… Ладно. Я пошла? — спросила у меня Светка, будто это я ее держал.

И потащилась прочь, оставляя на асфальте белые капли от мороженого, к которым уже слетались вездесущие осы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мне оставалось сделать самое сложное. Парней я на свадьбу уже позвал, к Дашкиным родственникам заехал, представился, как полагается. Был мгновенно прощен и возлюблен — да и сам простил за недоверие. Что им еще оставалось?

Мама Дашкина приедет лично, бабушка согласилась порадоваться за внучку по скайпу.

Теперь надо было к моим заехать. Неловко жениться без родителей же, да?

Вот и шел пешком: чтобы подольше было, чтобы успеть подумать, собраться…

Потому и увидел, наверное, то, что для моих глаз не было предназначено. Как родители в беседке пьют чай в компании Витьки и Аллы. А те явно не в парадном, давно там сидят, по-домашнему.