Мрачные сны Атросити

К вечеру погода вновь испортилась. Со стороны океана доносился шум разбивающихся волн. Бушевал ветер, растения под его гнетом кланялись мирозданию. Небо голосило громом.

Марк и Хогарт стояли у входа в убежище, прикрываясь руками от ветра. Каждый громовой раскат Марк пытался принять всем своим существом, словно хотел позаимствовать хотя бы частичку той мощи, что таилась в разряде.

— Знаешь, друг, — нарушил молчание Хогарт. — Иногда мне кажется, что вся моя жизнь — это какой-то гребанный спектакль, написанный по чужому сценарию.

Марк ошарашенно уставился на повстанца. Тот с суровой тоской глядел вдаль. Его лицо озарила сиреневая вспышка.

— Я словно смотрю на жизнь со стороны. Будто это не я. Будто души у меня нет.

— Что ты имеешь в виду?

— То самое и имею в виду. У других всегда найдется совет, как тебе себя вести. Прям с пеленок. Реветь мужику нельзя, глупостями заниматься нельзя. Живешь не так, как все, а внутри гнетет это. Что у тебя нет… ну, к примеру, скутера, как у соседских пацанов.

Марк удивился. Слова про скутер и все остальное прозвучали дико, ведь в их новом устоявшемся мире ничего подобного не было. А старый мир исчез так давно, что, казалось, никогда и не существовал.

— А на деле гнетет не потому, что ты реально скутер хочешь, а потому, что ты не как все, отстаешь. А тебе он, может, и нахрен не сдался. Отец всегда мне говорил, делай то, делай это. Женись. Жена сбежала, а я и рад даже был, понял? Не сдалась она мне к зверям.

Похоже, Хогард заметил недоумевающий взгляд Марка, и чуть смутился.

— Да я о том, что каша в голове. Крупа там разная, кто что хочет, то и докладывает, тебя не спрашивая. А ты ходишь и не знаешь, какие из твоих взглядов и желаний по-настоящему принадлежат тебе, а какие кто-то внедрил без спросу. А, может, твоего ничего и нет, только намешано все подряд, и ничего не понятно.

Марку стало не по себе. Хогарт казался веселым и жизнерадостным человеком, и было совершенно неожиданно услышать от него такое. Тут же вспомнились слова Энигмы: «Знай, твои мысли, чувства и дела принадлежат другому человеку. И Ива тоже принадлежит другому. Как и ее мысли и та неприятность, в которую она попала. Все это — не ваше». Может, она имела в виду нечто менее очевидное, чем факт обитания в мире мыслей кого-то более реального, чем сам Марк? В любом случае, фраза плохая. Так думать нельзя. Как бы там ни было, жизнь Марка — реальна, и все, что он делает — делает сам, по своей воле. А Хогарт, возможно, просто устал.

— Ты не подумай, я не жалею, что решился тебе помочь, — вновь заговорил Хогарт. — И я рад той жизни, которая у меня есть. Но это чувство сидит во мне так крепко, зараза! До сих пор! Даже теперь, когда я, вроде, хозяин своей судьбы, я вечно сомневаюсь: сам я решил это или так получилось.

Марк покосился на исполина, тот с виду совсем скис. Но нужных слов, чтобы приободрить товарища, как назло, не нашлось. Возникла неловкая пауза, но подошедшие братья спасли положение.

— Огогошеньки! — воскликнул Гер. — И вы, ребята, все еще намерены выдвигаться?

— А то! — Хогарт вмиг преобразился, вернув себе прежнее бодрое состояние. — Мы не пугливые котята, ветерок нам не страшен.

— Тогда и мы не побоимся! — видимо, Гер принял фразу про котят на свой счет. — Мы пойдем с вами! Проводим вас до тюремной ограды.

Роланд тяжело вздохнул.

Вспыхнула молния. Мир в очередной раз раскололся от взрыва заряженных частиц.

— Пошлите на шторм поглядим? — предложил Гер. — Напоследок.

— Есть ли у нас время? — напрягся Марк.

— Есть, — коротко сказал Хогарт, и четверо двинулись в путь. Всю дорогу Марк мысленно ворчал, но вслух ничего не сказал — эти люди и так делали для него многое.

«Когда закипает большая вода, кровь в жилах моряков тоже начинает кипеть. А у тех, кто остается на берегу, она, напротив, стынет» — вспомнил Марк фразу из первой главы «Вневременных историй». Сейчас он действительно понял, что имел в виду автор. Шторм был зрелищем прекрасным и ужасающим одновременно. В носу защипал соленый морской воздух. Океан, величественный и опасный, встретил товарищей шумом бурлящей воды.

Никто не произнес ни слова. Все с онемением наблюдали за танцем воды и ветра. Дуэт двух стихий под музыку симфонического оркестра, исполняемого заряженными частицами грозовых воздушных масс, потрясал. Горизонт ходил ходуном, как пьяный.

— Гав, гав, гав!

К берегу выскочила бурая собака, которую Хогарт прогнал вчера.

— Брысь, — исполин запустил в нее камень, но она, по-видимому, восприняла это, как игру. — Ну что с тебя взять?

Животное подскочило ближе, и Хогарт потрепал ее за ухо.

— Радуйся, что твой лай не слышен во время бури, а то б я тебя ногами гнал.

Марк продолжал неотрывно смотреть вдаль. Присутствие собаки больше его не радовало, он даже не обратил на нее внимания. Ему было страшно, нервно, хотелось уже выдвигаться. Он сомневался в своих силах, боялся, что не хватит ловкости, чтобы выполнить все команды Хогарта, когда они будут в тюрьме.

В небе распустилась неоновая ветвь и тут же погасла.

— Глядите! — крикнул Гер и указал пальцем вдаль.

Марк проследил за движением его руки. Там, в самой гуще безумного шторма, возник новый участник демонического бала — смерч.

— Давайте убираться отсюда, пока эта штуковина не добралась до берега, — тут же предложил Хогарт.

И четверка в одно мгновение скрылась в гуще леса. Больше они медлить не стали и теперь, вооружившись ружьями, направлялись прямиком к тюрьме. Марк был единственным без оружия, Хогарт считал, что им под землей хватит и одного. Собака какое-то время шла по пятам, затем отстала.

Когда группа уткнулась в забор, ограждающий территорию, уже заметно стемнело. Тучи этому поспособствовали, закрыв и без того темный небосвод. Роланд и Гер пожелали удачи и скрылись в густеющих сумерках. Марк и Хогарт остались одни.

Они залегли в зарослях у забора и стали ждать. Колючая проволока дребезжала от ветра. На землю закапал дождь. Пахло сырой землей, ржавым металлом и листьями. Наземная территория тюрьмы пустовала.

— Гляди в оба, — напомнил Хогарт.

Марк кивнул. Они двинулись за ограду.

Ураган звучал теперь приглушенно. Стихия осталась на поверхности. Лазутчики пробирались по узкому туннелю, вырытому когда-то одним из первых беглецов. В темноте не было видно абсолютно ничего. И хотя с собой они взяли пару фонариков, доставать их пока не спешили, потому что могло не хватить батареек. Марка вели стены, ощущаемые со всех сторон, и шуршание Хогарта — тот полз впереди.

— Влево, — прозвучала команда.

Марк наощупь обнаружил поворот и завернул туда, следом за провожатым. Ему было не по себе: стены давили не только физически, но и морально. А темнота усиливала эти ощущения, но Марк старался о них не думать. В скором времени пространство расширилось, в глаза ударил бледный свет лампочки. Они оказались в одном из хранилищ, где находилось продовольствие.

— Тут все устроено простенько. Сложно вообразить, каково в восточной тюрьме. Мне так ни разу и не удалось пробраться внутрь. Я туда особо и не рвался, если честно.

Марк на это ничего не ответил, потому что сам не думал о третьем острове. Все его мысли были здесь и сейчас, они, словно пчелы, жалили его и гнали вперед, предчувствуя скорую встречу с Ивой.

Пока Хогарт маскировал ход, из которого они только что выбрались, Марк оглядывал помещение сверху донизу. Кладовая действительно была простовата и напоминала земляной погреб. Здесь находились ящики с непортящимися продуктами и потемневшие от времени холодильники, стоящие вдоль стены. Когда-то они были белыми, теперь отливали неравномерной желтизной в свете тусклых ламп.

— Мы не на экскурсии, — тихо напомнил Хогарт и подошел к одному из холодильников. Затем сдвинул его в сторону, открыв узкий проход в стене.

— Только после вас, — наигранно учтиво выразился исполин и шутливо поклонился.