Чёрный портал

— Эти железки тебе не помогут, — хмыкнув, сказала демонесса, бросаясь в атаку.

Широкое лезвие устремилось в его сторону, но Кэн уже был к этому готов. Уклонившись, он совершил кувырок и бросил сюрикен в её ноги, надеясь ранить сухожилия. На кимоно образовался надрез, из которого брызнули капли крови — попал! Но демон, будто ничего не чувствуя, уже заносил нагинату для следующей серии ударов.

Кэн постепенно начал понимать рисунок её ударов. Через чур уверенная в своих силах, Стигмата, даже не пыталась использовать различные комбинации или поражать его внезапными контратаками. Она просто пёрла вперёд, как мул, надеясь раздавить его в лепёшку. И это было хорошо — очень хорошо.

Тёртый в многочисленных боях, Кэн Ватабэ мастерски владел не только своим мечом, но и телом. Поэтому в этот раз он не стал увеличивать дистанцию, а наоборот принялся её активно сокращать. Имея на руках три меча, он сначала уворачивался, пока мог, а потом жертвовал ими, когда столкновения с нагинатой уже нельзя было избежать.

Один мощный удар и уход в сторону — его руки слабели, вытаскивая новый клинок взамен разбившемуся.

Шаг вперёд и в сторону: Кэн рубанул по руке женщины, и снова отпрянул под угрозой контратаки. На её лице не было иной эмоции, кроме мерзкой улыбки. Судя по всему, ранения не причиняли ей боли. Поэтому Кэн наконец перестал играть в кошки-мышки, сконцентрировавшись для последнего выпада.

С грозным кличем, самурай бросился в атаку с двумя мечами в уже трясущихся руках. Женщина широко улыбнулась, будто удав, завидевший лёгкую добычу перед тем, как разинуть пасть. Но через мгновение что-то отвлекло её и Стигмата повернула голову в сторону выхода.

В голове Кэна пронеслась мысль о скором свершении мести. Если ты позволил себе такую роскошь, как отвлечься в бою, то готовься предстать пред богами на высшем суде!

Мощным взмахом обоих мечей самурай разрубил нагинату в руках демона на три части. Не веря своей удаче, Кэн скрестил мечи на шее Стигматы и...

Услышал злорадный смех, вырывающийся из её уст.

— Ты безоружна, и скоро сдохнешь! Так чего же ты скалишься, демон?

Прекратив смеяться, женщина вдруг переменилась в лице и печально взглянула на Кэна, будто перед ним снова была родная Аюми:

— Прошу тебя, любовь моя! Пощади! Я не ведала, что творила... — пролепетала она голосом Аюми. По её щеке прокатилась слеза. — Дети мои...

Лезвия ещё ближе придвинулись к её коже.

— Заткнись! — взревел Кэн, обуреваемый яростью. — Тебе меня не обмануть, мразь! Не смей даже упоминать их!

— Я же сказала, твои железки ничего мне не сделают, — произнесла она, показывая разрез на рукаве — за ним розовела бархатная кожа, и не было ни следа от пореза!

Женщина схватилась голыми руками за лезвия мечей и начала медленно отодвигать их от себя, пока Кэн пытался наоборот обезглавить её.

— Знай же, коротышка, я пока не намерена уходить из тела твоей благоверной жёнушки. У меня ещё много дел на вашем маленьком островке!

Она потянула сильнее, а потом резко свела мечи снова к своей шее, притянув тем самым самурая к себе:

— А теперь будь добр, сыграй свою роль перед зрителями до конца, — сказав это, женщина отпустила руки.

Ничего не понимающий Кэн сразу же замахнулся, но уже не смог ударить — двое мужчин повалили его на пол и забрали оружие.

— Кэн-сан! Не делайте этого! — закричали люди, вбежавшие в комнату — это была свита феодала.

— Что?! — взревел самурай, порываясь встать. — Отпустите меня! Я убью её!

— Нет, мой муж! ЗАЧЕМ ты убил наших детей?! — верещала Аюми, умываясь слезами. — Почему?!

Столпившиеся вокруг люди ахнули — все наследники рода Ватабэ оказались мертвы... А Сэтоши, великолепный воин, сын своего отца, был... Он больше не представлял собой единое целое! Каким зверем нужно быть, чтобы разделать на куски собственного родного сына таким ужасным образом?!

— Кэн-сан, это правда?!

— Да как ты посмела?! Демон! Я убью тебя, подлая тварь! — кричал обезумевший самурай на заплаканную хрупкую женщину, которую уже уводили в другую комнату ради её же безопасности. Обезоруженного брыкающегося даймё люди вывели вон из комнаты смерти. Оставшиеся внутри с содроганием лицезрели торжество абсолютного зла, что свершилось в этом теперь уже проклятом месте...

Кэн Ватабе никак не мог понять, почему его воины слушают эту подлую тварь, а его словам не верят. Он бесконечно твердил им о том, что его жена Аюми — это на самом деле демон, который убил всю его семью, а он сам должен был сейчас совершить правосудие!

Но подданные не внимали его речам. Лишь молча переглядывались между собой, когда самурай разъярённо бранился на них и обещал казнить тех в ближайшее время, если его не отпустят.

Общим решением его заточили в темницу до выяснения всех обстоятельств этого ужасного преступления...

Так прошло шесть дней, за которые его безумие заиграло новыми красками: все люди вокруг, поклявшиеся в преданности, на поверку оказались приспешниками демона! И Кэн Ватабе был бы счастлив видеть их всех, посаженных на колья вдоль главной улицы города!

О да! Он бы проезжал мимо на коне и смотрел, как они корчатся от боли, истекая кровью. Как вороны клюют их глаза, а опарыши пожирают внутренности! При этих мыслях самурай тихо хихикал, пуская слюну. Голодом его не морили, но Кэн с того самого проклятого дня ни разу не притронулся к еде, пребывая в своих мрачных думах...

Жизнь его больше не интересовала. Лишь жажда мести давала смысл дышать и существовать.

Наконец на утро шестого дня к нему пришли. И не кто-то из воинов или слуг, а старый друг семьи и боевой товарищ Кииоши Андо. Седовласый мужчина, будто белая ворона, вошёл в мрачные своды тюрьмы и сразу же направился к камере Кэна. Сидя на циновке в позе лотоса, тот находился в состоянии медитации. Только она и спасала от гнетущих мыслей, которые медленно, но неумолимо пожирали разум Ватабэ в этих мрачных застенках.

Ровесник самурая встал у клетки, и пристально вгляделся в осунувшееся лицо друга. Пытался понять, правду ли ему сказали слуги, на самом ли деле этот человек является виновником той страшной трагедии, что потрясла весь город. Любящий отец, так жестоко расправившийся со своими детьми в порыве гнева!

На корню обрубивший свой род...

Лицо заключённого было омрачено печалью — осознал своё злодеяние? Или это тоска по безвременно ушедшим родным?

Кииоши сам находился в таком же состоянии, оплакивая его детей, которые тоже были ему как родные. Раз в пол года он навещал их и привозил разные диковинные штуки, которые, к его удивлению, со временем уже больше не вызывали бурю эмоций у шустрых детишек. Портовый город, в котором они жили, сам собой был источником различных заморских товаров и украшений. Так что другу семьи Кииоши Андо приходилось проявлять свою любовь другими методами. Например, обучению кэндо или стрельбе из лука, чему детишки очень радовались.

Вместе с людьми из своей свиты, он изготавливал небольшие деревянные бокены, и такие же миниатюрные юми (лук). Кэн часто благодарил своего верного друга за внимание к его детям. Во многом именно пример Андо сначала вдохновил Сэтоши стать самураем, а потом уже наставления отца.

Теперь же всё это осталось в прошлом — наступила чёрная пора для рода Ватабэ. И для него самого, ведь ослабление такого сильного союзника подрывало безопасность самого Андо. Именно на их союзе зиждилось благополучие высокого чиновника из Эдо. Друзья во все времена всегда поддерживали друг друга. И теперь «белая ворона» бросил все дела, оставил семью, и приехал с посольством к старому другу, чтобы разделить горечь утраты и разобраться во всей этой ужасной истории.

Кииоши простоял в молчании почти час, пока Кэн не открыл глаза и не заметил его:

— Ещё и ты... — прохрипел он, сдвинув брови.

— Здравствуй, старый друг...

Заключённый поднялся, после чего резко метнулся к прутьям и просунул руки через них, пытаясь достать визитёра: