Страница 16 из 21
Раздумывая над всем этим, Артём не мог усидеть на месте. Как таковой цели не было, и всё же хотелось просто развеяться, побродить по торговым центрам и улицам, побыть среди людей, но всё равно наедине с самим собой. Подумать. Было немного стыдно, ведь в глубине души Артём осознавал, что то немногое время, когда не находится в больнице рядом с Кристиной, когда не работает у себя в кабинете, он должен посвящать маленькой дочке.
Но он не посвящал, и совесть изрядно его трепала за это.
Однако Артём с трудом, но всё же находил себе оправдание.
Прошёл год. Так или иначе Даша повзрослела. И всё же три с половиной года – не тот возраст, когда до конца осознаёшь безвозвратную потерю матери. В этом плане Артём в каком-то извращённом смысле даже завидовал дочери. Он потерял отца тогда, когда уже настолько к нему привык, что считал его наличие абсолютно естественным и незыблемым, как бы само собой разумеющимся. Даша была ещё совсем малюткой и, кажется, должна пережить эту утрату легче. Может, поначалу ей будет тяжело, но в таком юном возрасте память недолговечна. Наверняка именно поэтому молодой отец мог позволить себе оставить дочку на попечение у няни.
Как ни крути, Артём продолжал оставаться обычным человеком, не роботом с загруженным в него программным обеспечением и не расчётливой машиной, предназначенной лишь для анализа. А потому время от времени ему было просто необходимо как-то отвлекаться от всего, что навалилось за последний год.
В очередной раз с Дашей осталась няня. Ирина Сергеевна стала для их семьи не просто оплачиваемым работником, она была хорошим человеком и никогда не отказывала Артёму в такое тяжёлое для них всех время. Конечно, женщина не могла заменить Даше бабушку, которая исполняла все капризы девочки и без устали баловала. Но и поддержка такого человека, как высококвалифицированная няня, многого стоила.
Артём обдумывал свою нынешнюю жизнь, безнадёжно застряв в пробке. До поворота на стоянку возле ЦУМа оставалось совсем немного, но колонна машин не желала двигаться. Раньше пробки его так не напрягали. Он включал музыку на полную и наслаждался редкими минутами беззаботного прослушивания любимых рок-хитов, которые Кристина всегда нарекала не иначе, как мракобесием. Теперь не хотелось ничего: ни музыки, ни слов, ни пустых разговоров диджеев на «Нашем радио».
Да и тишина тоже доставала. В ней Артём чувствовал себя неловко, словно преследуемый кем-то невидимым.
Может, смертью?
Впереди какой-то мужик покинул салон машины и вышел поглазеть, почему так медленно продвигаются автомобили. В тот же миг колонна тронулась, и ему начали сигналить обозлённые водители, дескать, своими действиями он задерживает движение ещё больше. Артём надавил на газ, проехал три метра и снова встал. Проигнорировав работающий кондиционер, он опустил стекло, достал новомодную дрянь под названием айкос и закурил. Не брал в рот табака уже несколько лет, но когда ситуация с Кристиной ухудшилась, не выдержал. Сначала по привычке взялся за сигареты, а теперь перешёл на долбаные стики, которых выкуривал по пачке за день. Если б видела Кристина, опять начала бы его осуждать.
«К сожалению, уже не начнёт. Ей оставалось совсем чуть-чуть».
Опять стало тошно от уныния.
«Хватит с него! Пора прекращать киснуть и вести себя как тряпка. Надо держать себя в руках. В конце концов, быть мужиком»!
Но почему-то быть мужиком получалось не очень…
Где-то впереди, сквозь лобовое стекло и белый дым, обволакивающий салон, Артём разглядел яркий и не совсем понятный образ. Что-то, что контрастировало со всем окружающим серым миром этим жарким летним днём. Как следует приглядевшись, Артём смог распознать цыганку, сновавшую между бесконечной вереницы машин. Женщина с улыбкой до ушей о чём-то рассказывала водителям и, по возможности, пассажирам их автомобилей. Большинство просто закрывали перед ней стёкла, остальные озлобленно прогоняли. Но нашлась и пара смельчаков, рискнувших протянуть руку неуёмной гадалке. Женщина чего-то там – в их ладонях – выискивала, а после с ещё более широкой улыбкой, чем прежде, принималась рассказывать нечто, что они наверняка хотели услышать. Когда места для лапши на ушах не оставалось, дураки протягивали цыганке деньги и награждали за предсказание, которое никогда не сбудется. Это банальное на первый взгляд зрелище, погрузило Артёма в воспоминания давно ушедшего детства. Казалось, произошедшее тогда случилось не с ним, не в его жизни, и он почти забыл об этом.
2
Первое впечатление о цыганах оставило в памяти Артёма не то чтобы неизгладимый след, скорее, чётко высеченную глубокую борозду, загладить края которой не смогли даже десятки лет, прошедшие с того времени.
Тот случай вылетел из головы, но стоило лишь мельком увидеть до боли знакомые очертания цыганского наряда, как память пробудила бесконечный поток противоречивых чувств. Словно наяву Артём увидел перед собой картину тех далёких времён – чётко и ясно, как номер стоящей впереди машины. Возможно, память сыграла с ним злую шутку, а может, он просто хотел забыть произошедшее. До этого дня у него получалось.
Сколько ему тогда было? Года четыре, может, пять? Скорее четыре, иначе он вряд ли бы забыл тот кошмарный день. То было тяжёлое время для его родителей, но беззаботное для маленького мальчика, ничего не смыслящего во взрослых проблемах. Своей машины в семье не было, и в город за покупками Артём, папа и мама ездили исключительно на автобусе. Прямого транспорта из их деревни в Пензу не шло, и молодым родителям приходилось доезжать до соседнего посёлка на попутках. Уже там они пересаживались на видавший виды старенький «пазик», как правило, битком набитый народом.
Иногда папе удавалось взять служебную машину, и тогда преисполненный радости Артём ехал рядом с отцом, наблюдая окружающий и непознанный мир через лобовое стекло грузовика. Однако такое случалось редко, и в большинстве случаев семья Абрамовых всё-таки пользовалась услугами общественного транспорта.
На центральном рынке Пензы родители закупали всё то, чего не могли приобрести в своей деревне. В основном это касалось одежды и тех продуктов, которые они не имели возможности вырастить на огороде. Кроме того, для Артёма воскресный выезд в город всегда ознаменовывался покупкой каких-нибудь сладостей, и он с ностальгией вспоминал вкус тех конфет и мороженого.
Домой Абрамовы почти всегда возвращались после обеда. Артёму запомнились душное и тесное пространство автобуса, запах пота уставших от хождения по рынку людей, злобные выкрики водителя с требованием оплатить проезд, длинные гудки сигналов при продвижении «пазика» по городу. Но больше всего ему не нравился плач маленьких детей, иногда младше его самого, а иногда сверстников и даже старше. Удивительно, но Артём совсем не помнил, чтобы плакал сам. В детстве он проливал слёзы от боли, обиды или злости, но никогда не делал это из-за духоты в автобусе или усталости.
Однако в тот жаркий июльский день Артём всё же испробовал новый, ещё не изведанный вкус слёз. Это были слёзы ужаса. По сравнению с теми ощущениями страх темноты, бабайка под кроватью, которым пугала бабушка, и даже укол в палец при взятии крови казались ерундой.
Нет.
То был именно ужас, что вселила в маленького Артёма ничем не примечательная цыганка – девочка, старше его самого всего на год или на два.
Кажется, в тот день семья Артёма задержалась в городе дольше обычного, и автобус, отправление которого приходилось на два часа дня, уже уехал. Родители были расстроены. Единственный выходной подходил к концу, и им наверняка хотелось хоть немного поваляться в кровати перед началом новой рабочей недели. В то время их любимым занятием был просмотр каких-то глупых телепередач или кино, иногда, даже новостей по Первому каналу. По крайней мере, родители поступали так в те дни, когда никуда не выезжали.
Маме пришлось купить пирожков и лимонада, чтобы перекусить самой, накормить папу и Артёма. Лимонад ему не дали, зато щедро напоили ребёнка соком.