Правила Зодиаков

– А если обман раскроется?

– Не раскроется. Я оборудую дома мастерскую. Стану носить берет набекрень и заляпанную красками блузу. Отпущу бородку, начну злоупотреблять красным вином и заведу роман с натурщицей…

Уна рассмеялась:

– У тебя своеобразное представление о художниках!

В ее настроении произошел явный перелом, и Отто посчитал это добрым знаком.

– Давай попробуем, – сказал он. – Если на поверку идея окажется никудышной, я сразу от нее откажусь. Но я уверен, что у нас всё получится.

– У нас… – горько повторила Уна. – Вот это-то меня и пугает.

– Что?

– Твои попытки удержать меня любым способом. Ты не можешь смириться с тем, что я больше тебе не принадлежу, и придумываешь разные предлоги для наших встреч. Это опасно, Отто! Не менее опасно, чем твоя безумная затея с картинами. Признайся, ты все это задумал только для того, чтобы иметь повод видеться со мной?

– Не только. Но раз уж ты об этом заговорила… Я не верю, что наши встречи могут привести к неприятным последствиям. Если, к примеру, я сейчас обниму тебя и поцелую (Ох нет! – воскликнула Уна и поспешно передвинулась на другой конец скамейки), то люди просто решат, будто у тебя с кем-то свидание. Пусть Близнецам нельзя выходить замуж – но иметь любовника ведь не запрещено! Даже если этим любовником станет твой бывший муж.

Отто замолчал, осознав, что вещает в пустоту: Уны на скамейке уже не было. Она торопливо удалялась по аллее и вскоре пропала за деревьями.

Внезапно у Отто вновь возникло ощущение, что за ним наблюдают. И хотя поблизости не было никого, кто напоминал бы того парня в кепке, неприятное ощущение не покидало его до самого дома.

12. Предупреждение

Бруно сидел на том же месте, в том же костюме и с тем же брюзгливым выражением лица. Впрочем, увидев Отто, он несколько оживился.

– Господин Рейва! Присаживайтесь, – произнес он подозрительно благожелательным тоном.

– Благодарю, господин Куц. – Отто отчасти из предосторожности, отчасти из желания позабавиться решил придерживаться такого же официального тона. – Как поживаете?

– Спасибо, неплохо. Послезавтра улетаю на Всемирный конгресс тотального внедрения Правил.

– А разве их еще не везде внедрили? – искренне удивился Отто.

– Прискорбно, но факт! На Земле еще столько отдаленных мест, куда цивилизации сложно добраться, – Бруно сокрушенно покачал головой. – Грустно сознавать, что есть люди, по сей день прозябающие во мраке невежества и вседозволенности. Но наши адепты делают все, чтобы приобщить этих язычников к Правилам. Организуются экспедиции, собираются пожертвования, Правила издаются даже на таких редких языках, о которых все давно позабыли – и не вспомнили бы, не появись в том острая необходимость… Однако я отвлекся. Определились с профессией?

– Определился, хоть это было нелегко, ведь все профессии в моем Списке такие интересные. Я провел эти дни в мучительных раздумьях, какую из них предпочесть.

– Я в курсе, как вы провели эти дни. Но об этом мы после поговорим. Итак, кем вы решили стать?

– Художником.

– Вот как! Разве у вас есть к этому способности?

– У меня есть к этому желание. Вероятно, последствия несчастного случая: постоянно тянет рисовать. На салфетках в кафе, на газетах, на любом клочке бумажки… Хотите, ваш портрет нарисую? – Отто потянулся к картонному скоросшивателю, лежащему на столе. – Вот хоть на этой папке.

– Ну-ка! – Бруно схватил скоросшиватель и сунул в ящик стола. – Что за выходки, в самом деле?

– Я просто хотел продемонстрировать свои навыки, а вы уж сами решайте, отправлять меня на курсы или нет.

– Не отправить не имею права. Правила относятся к желаниям граждан с уважением.

– Замечательно. Я хочу приступить к обучению как можно скорее.

– Кажется, ваша бывшая жена – художница? – уточнил Бруно, глядя куда-то вбок: так он делал, когда не хотел смотреть собеседнику в глаза, эту его привычку Отто помнил еще с Литинститута.

– Была художницей.

– Любопытное совпадение.

Хотя Наставник оставался подчеркнуто-доброжелательным, Отто внезапно охватило предчувствие опасности. Он располагающе улыбнулся и сказал, копируя благодушный тон собеседника:

– Вряд ли это можно назвать совпадением, господин Куц. Скорее мой выбор – следствие ее бывшей профессии. Когда мы с Уной были женаты, она часто рисовала дома, и я получал большое удовольствие от вида мольберта, запаха красок, всего этого антуража… ну и, конечно, сами картины меня завораживали. Порой я Уне даже завидовал. Вероятно, это отложилось на подкорке, отпечаталось в подсознании. А в момент удара, когда меня основательно приложило головой об асфальт, в мозгу активизировались некие процессы, отвечающие за склонность к рисованию, и когда я очнулся, то первое, что сделал – не поверите – потребовал у медсестры альбом и карандаш! Пока ко мне не вернулась память, я был уверен, что всю жизнь был художником. И только когда мне показали книги с собственной фамилией на обложке, я вынужден был признать, что всю свою сознательную жизнь посвятил писательству.

– Довольно подробностей! Вот вам направление в Институт переквалификации.

– Премного благодарен. Но что, если мои способности окажутся не настолько впечатляющими, чтобы я мог аттестоваться и устроиться работать по специальности?

– На этот счет можете не волноваться. Если решили стать художником – непременно станете. Давайте лучше поговорим о вашем поведении, – Бруно сложил пальцы домиком, оперся на них подбородком и придал лицу выражение вселенской скорби. – Вынужден констатировать, что оно – то бишь ваше поведение – очень меня огорчает.

– А что такое? – Отто изобразил удивление.

– Соблаговолите вспомнить, куда вы отправились два дня назад, после того, как посетили ателье и поликлинику.

– Мм… кажется, домой.

– К кому домой, господин Рейва?

Отто счел за лучшее промолчать.

– Рад, что у вас хватает здравого смысла не отрицать очевидное.

– Вы за мной следили?

– Не я лично, разумеется. Слежка не входит в круг моих обязанностей, для этого есть другие сотрудники Ведомства. В нашу первую встречу я предупредил, что за вами будет вестись пристальное наблюдение. Кажется, я тогда выразился предельно ясно.

– Ну, хорошо. Припоминаю, что в тот день действительно заходил к бывшей жене. У нее остались кое-какие мои вещи. Я решил остаться у нее на ужин, потому что слишком плохо себя чувствовал, чтобы готовить себе еду, а на рестораны я пока не зарабатываю.

– Вы пробыли у госпожи Льярве почти три часа!

– У меня разболелась голова, и я прилег…

– Прилегли? – возмущенно перебил Наставник. – Вы не имели права прилегать в квартире бывшей жены. Это запрещено Правилами! Никаких интимных контактов, никаких ужинов, никаких совместных прогулок по паркам и задушевных бесед на скамеечках! Вас еще в больнице предупреждали…

– Откуда вы знаете, о чем меня предупреждали в больнице?

– Не уводите разговор в сторону. Итак, вы подтверждаете, что на протяжении последних трех дней неоднократно виделись с Уной Льярве?

– Не неоднократно, а всего два раза. И оба раза – по необходимости.

– А сегодня что за необходимость случилась?

– Хотел посоветоваться с ней насчет выбранной профессии.

На столе оглушительной трелью взорвался телефон. Бруно посмотрел на определитель номера, помахал Отто рукой в сторону двери, снял трубку и подобострастно произнес:

– Куц слушает.

Выйдя в предбанник, Отто задумался, отпустил его Куц насовсем или только на время телефонного разговора? В приемной его ничего больше не держало: направление на курсы лежало у него в кармане. Но тон, которым говорил с ним Бруно перед тем, как зазвонил телефон, и подтверждение факта слежки наводили на мысль, что с Наставником лучше не ссориться.

Сам по себе Куц был человеком вполне безобидным, в отличие от стоявшей за ним системы. Отто имел весьма смутное предоставление о возможностях Ведомства, но не сомневался, что возможностей вполне хватит, чтобы упечь его, Отто, куда подальше. Поэтому он решил дождаться официального окончания аудиенции и, когда Бруно закончил говорить по телефону, вернулся в кабинет.