Страница 10 из 18
Стол был сервирован на двоих. Бутерброды с копченой колбасой, пикули и оливки, многослойный салат, буженина. С кухни аппетитно пахло тушеным мясом. Что ж, по крайней мере, с наличием в магазинах продуктов и возможностью их купить по-прежнему всё в порядке, подумал Отто, ощутив голодный спазм в желудке. Утром он позавтракал в больнице омлетом и с тех пор ничего больше не ел. Он схватил с тарелки бутерброд и, воровато обернувшись на дверь, молниеносно его умял.
Уна вошла в комнату, старательно сохраняя отстраненный вид. Вероятно, она выбрала для себя такой способ защиты, посчитав, что, если будет притворяться равнодушной, Отто станет вести себя так же, а это давало им шанс не провалить в первый же совместный вечер выпавшее на их долю испытание. Не столько из жалости к Уне, сколько из боязни доставить ей неприятности Отто решил подыграть бывшей жене, хотя подобное притворство было ему ненавистно, особенно в квартире, которую он привык считать своим домом и не мог вот так запросто отказаться от этой привычки.
– Мясо скоро будет готово, – сказала Уна. – Можем начать с холодных закусок.
– Давай начнем. – Отто окинул жадным взглядом гастрономическое изобилие. – Сколько всего! Три года нормально не ел.
Уна скупо улыбнулась, словно оценила шутку, наложила на тарелку еды и поставила перед Отто.
– Хорошо, что к тебе вернулся аппетит. Честно говоря, выглядишь ты не лучшим образом.
– Волосы скоро отрастут, и шрам будет не так заметен.
– Я не о шраме, а о твоем измученном виде. Ты потерял почти пятнадцать килограммов, в чем только душа держится! Тебе необходимо усиленное питание и постельный режим. Наверняка то же самое сказал и врач в поликлинике.
– Врач в поликлинике – дурак. Наверное, в прошлой жизни он был дворником. И не ты ли сама надавала мне на сегодня кучу поручений? Сходи туда, сходи сюда… Бегал весь день как савраска.
– Помолчи и поешь.
– Кажется, ты готовила этот салат на мой прошлый день рождения? Я имею в виду тот, который мы еще отмечали вместе.
Уна торопливо сказала:
– Давай не будем о прошлом.
– Но тогда нам вообще не о чем будет разговаривать. Не обсуждать же настоящее!
– Нет, мы должны говорить именно о настоящем! Я должна помочь тебе принять новую реальность. Собственно, это всё, что я могу для тебя сделать. Именно поэтому я согласилась с тобой встретиться. Ты хоть понимаешь, насколько это тяжело для меня?
– Понимаю. – Отто коснулся руки Уны, и она вспыхнула как девочка. – Вместо разговоров я бы должен заключить тебя в объятия. Отнести в спальню. Наверстать то, чего ты была лишена все эти годы. Сказать, что мои чувства остались прежними…
Уна выдернула руку:
– Молчи, не то мы поссоримся, и я попрошу тебя уйти.
– Но это же глупо! – забыв о собственном недавнем решении, Отто едва сдерживал раздражение, готовое выплеснуться наружу. – Мы одни в квартире и можем делать все что захотим.
– Нет. Нет!
– Не думаешь же ты, в конце концов, что за нами следят?
– Я не думаю, – прошептала Уна. – Я знаю. И пожалуйста, не произноси это вслух.
– Извини, но твое поведение смахивает на паранойю. Да кому мы нужны? Кому интересно следить за двумя бывшими супругами, сохранившими после развода нормальные отношения? Даже если мы ляжем в постель, вряд ли нас приговорят к каторжным работам. На публике мы можем играть навязанные нам роли, если без этого не обойтись. Но дома…
Внезапно из глаз Уны потекли слезы. Она ничего не говорила, только беззвучно плакала. И это оказалось ужаснее всего.
Вид плачущей жены отрезвил Отто. Он испугался. Он проклинал себя. Она не станет больше с ним видеться. Она откажется даже говорить с ним по телефону. Этот вечер – последнее, что у него осталось. Дальше будут пустота и одиночество.
– Уна, прости! – дрогнувшим голосом сказал он. – Я идиот!
– Мне страшно за тебя, – прошептала Уна, не размыкая век. – Тебя заберут. Ты и неделю не продержишься. По собственной глупости попадешь туда, откуда нет возврата. Ты по-прежнему думаешь, будто всё это – лишь игра. Я думала, что обладаю силой убеждения, но на тебя ничего не действует. Ни просьбы, ни аргументы…
– Обещаю: больше ни одного неосторожного слова с моей стороны. Пожалуйста, не плачь, дорогая.
То есть, я хотел сказать… Черт. Черт!
– Хорошо. Я поверю твоему обещанию и понадеюсь на твое благоразумие.
– Почему ты не предупредила меня о Куце?
– Хотела, чтобы ты удивился. Как он тебя встретил?
– Сделал вид, что не узнал.
– Странно. Вы проработали вместе столько лет, и он бывал у нас дома… Может, Наставникам запрещено узнавать бывших коллег?
– Я тоже так подумал.
– Он сказал что-нибудь важное?
– Обычная бюрократическая чепуха. Через несколько дней я должен сообщить ему решение о выбранной профессии. – Отто вынул из кармана Список. – Взгляни. Возможно, посоветуешь что-нибудь?
Дойдя до последнего пункта, Уна побледнела. Ее губы дрогнули, но она быстро овладела собой и бесстрастно заметила:
– Шеф-повар из тебя вряд ли выйдет, готовить ты никогда не умел. Медицина тоже не для тебя…
А как насчет переводчика? Ты неплохо знаешь немецкий.
– Я подумаю. – Отто потянул носом воздух. – Кажется, что-то подгорело.
– Ох. Мясо! – Уна метнулась из гостиной.
Пользуясь ее отсутствием, Отто встал и прошелся по комнате. Он смотрел на предметы, сделанные им самим или купленные совместно с Уной: фотографии маленькой Агнес, зеркало в раме из ракушечника, бронзовый подсвечник в потеках от оплавленных свечей… Привычно заныло в груди. Отто знал, что ему придется зайти в свой бывший кабинет, и заранее готовил себя к этому. Не зайти он не может. Это дань памяти, часть прощального ритуала, одно из уготованных ему испытаний. Плата за возвращение к жизни. Слишком несоразмерная, если уж начистоту.
Вернулась расстроенная Уна.
– Мясо испорчено, – виновато сказала она. – Боюсь, я оставила тебя без горячего. Но есть торт. Твой любимый – ореховый.
– Надеюсь, Правила не предписывают никаких особых диет?
– Нет, но они постоянно редактируются. Недавно вышло третье издание, дополненное. Тех, кого коснулись изменения, вызывают повесткой для ознакомления. Да, чуть не забыла…
Уна вынула из секретера книгу и пухлый конверт и протянула Отто.
– Извини, мне следовало сразу тебе это отдать.
Отто взял книгу, сохраняя внешнее спокойствие. Прохладная гладкая обложка с крупно набранным названием романа и его фамилией. Девственно-белый форзац. Вступительное слово Берндардса (он прочтет аннотацию позже, чтобы не портить себе настроение – Берндардс наверняка не удержался от пары-тройки шпилек)… И сам текст: тяжеловесный, куда более весомый, нежели на машинописных листах – удивительная трансформация, не перестававшая его удивлять.
В конверте плотной стопкой лежали банкноты – судя по оттенку и размеру, сплошь крупные. Этого должно хватить на полгода нормальной сытой жизни, быстро прикинул Отто и положил конверт на стол.
– Оставь себе. Я больше не могу тебя содержать. А так хоть какое-то подспорье к зарплате медсестры.
– Ни в коем случае! Ты без работы, без собственного жилья. Это твой гонорар, честно заработанный. Я не возьму этих денег.
– У меня нет ни сил, ни желания спорить. Поэтому забирай без всяких споров.
– Ты действительно считаешь, что я способна на такую низость? Хотела бы – давно бы их прикарманила и тебе ни слова не сказала! – Уна снова заплакала.
– Мне лучше уйти.
Отто направился к выходу. Уна опередила его, загородив дверь.
– Пожалуйста, не уходи вот так, позволь мне объяснить…
– Мы не можем нормально разговаривать. Я постоянно довожу тебя до слез.
– Я сейчас успокоюсь. Уже успокоилась.
– Дай мне пройти.
– Ладно, – сухо сказала Уна и посторонилась. – В конце концов, кто я такая, чтобы тебя удерживать. Не поддавшись на провокацию, Отто вышел в прихожую и снял с вешалки куртку.