Врачеватель

Свет от костра не попал туда, поэтому подростки освещали себе путь карманными фонариками. И у Влады такой был, но от страха она не могла заставить себя засунуть руку в карман и достать его.

Первое, что увидела Влада – груда тряпок, над которой склонились хохочущие парни. Почти каждый счел своим долгом пнуть её и дождаться ответного болезненного стона.

Вокруг воняло. Воняло так сильно, что слезились глаза. Влада в ужасе подняла руку и прижала локоть к носу.

– Кто это? Что происходит? – девочка в ужасе уставилась на Сашу и остолбенела.

Наверное, именно это чувство называют разбитыми розовыми очками. Парень, который так сильно ей нравился, смотрел на чудовищные поступки друзей и усмехался, а Исаевой показалось, что она спит.

– Да притащили сюда пару дней назад, – отмахнулся от вопроса Влады. – Нашли где-то рядом.

Девочка повернулась обратно к груде тряпок и только сейчас заметила скрюченный силуэт. После очередного сильного удара бомж взвыл и поднял лицо на своего мучителя. Хрипло взмолился не бить его больше.

Влада в ужасе шагнула назад, но так и не смогла отвести взгляд от бездомного. Его лицо заросло сальной бородой и бугрилось болячками. Но это все еще был человек. Живой. Испытывающий боль.

Почему тогда остальные не видят этого? Почему даже Лидка, дочь уважаемой учительницы, стоит в стороне и заливается хохотом, когда Кривой с друзьями пинают стонущее тело и выливали на него остатки пива из бутылок.

Пожалуй так мерзко и грязно девочка не чувствовала себя никогда. Ей показалось, что за шиворот вылили ведро помоев и это теперь от нее воняет так, что хочется плакать.

Слабо соображая, что творит, она подошла к Кривому, отобрала у него бутылку, подняла руку и вылила содержимое прямо на всклоченные волосы.

– Мразь. – выплюнула сквозь слезы.

А потом был побег. Сашка даже не подумал вступиться, когда оскорбленный Кривой кинулся за его подругой.

Влада с детства занималась спортом и умела бегать. Она без проблем оторвалась от погони, спряталась за гаражами, а потом вернулась домой и с домашнего телефона позвонила отцу на работу. Так же без проблем рассказала обо всем, что видела.

Компанию накрыла милиция. Бомж не выжил, оказалось, что ребята издевались над ним и морили голодом на протяжении недели.

История гремела на весь город. Подростков судили. Домой к Владе и отцу постоянно приходили родители Лиды и Саши, умоляли девочку сказать на суде, что их дети были не при чем, что они не знали и тоже собирались сообщить в милицию. Но Влада упрямо сжимала зубы и продолжала говорить то, что видела сама.

Отец гордился ей. Влада была трудным подростком, но с молоком впитала отцовскую любовь к справедливости и его человечность.

Вот только справедливость редко приводит к хорошим последствиям.

Тот человек пришел за день перед судом. Представился дядей Саши и Лиды и равнодушно объяснил Владе, что, если она не изменит показания, то их с отцом ждут тяжелые времена.

Влада только посмеялась. Образ отца – сильного и смелого сотрудника милиции, который всегда защитит их маленькую, но крепкую семью, так прочно сидел у нее в голове, что она не смела даже пытаться поставить его под сомнение. Человека на порог она не пустила, пригрозила вызвать милицию. На следующий день дала показания в суде. После, папа отвез ее в кафе и угостил вкуснейшим мороженным. Несколько раз повторил, как сильно гордится своей дочерью, и уехал на смену.

Это был последний раз, когда она его видела живым.

19

Молчание давило. Последние слова Влада проглотила, испугавшись истерики, и сейчас затихла, собираясь с силами, чтобы закончить рассказ. Но капитан, видимо, принял паузу за конец.

– Не тянет на грех.

Девушка вздрогнула. Подняла голову и уставилась на напарника. По лицу Дамира, как всегда, было невозможно понять, о чем он думает. Капитан отрешенно смотрел перед собой и ловко крутил в пальцах зажигалку. Иногда дергал колесико, и в воздух вырывалось маленькое пламя.

Почувствовав, что девушка на него смотрит, Миронов обернулся и сцепился с ней взглядом.

– Маловато для греха, говорю, – повторил, качнув головой: – То, что ты себя всю жизнь винишь в смерти отца, не значит, что ты виновата. Врачеватель – урод, но не дурак.

Влада смотрела на мужчину и пыталась понять утешает он ее или хочет вытянуть продолжение и узнать грех, о котором девушка, затерявшись в эмоциях от предыстории, еще не рассказала. Исаева не понимала специально ли напарник сделал это, но проскользнувшее в его словах замечание об отсутствии её вины в смерти папы достигло цели. В груди словно что-то лопнуло. Девушка одновременно почувствовала облегчение от сказанных со стороны долгожданных слов и навалившуюся на плечи тяжесть упрямого недоверия.

– Я сломала ему жизнь. – произнесла она твердо.

Глаза Влада так и не отвела, продолжая жадно ловить реакцию Дамира. Изменившийся взгляд, дернувшиеся брови, нервные жесты – хоть что-нибудь.

Но Миронов не реагировал.

Никак.

Он достал очередную сигарету, затянулся и равнодушно спросил:

– И как же?

– Он должен был выйти по УДО, когда я заканчивала институт, – убийственное спокойствие Миронова удивительным образом действовало и на нее. Буря внутри понемногу успокаивалась и затихала вместе с тлеющей сигаретой: – Благодаря папе у меня было много связей в органах. Я сфабриковала ему еще одно дело по статье, за которую на зоне, мягко сказать, «не уважают».

Девушка и не думала, что будет так легко признаваться. Дамир действовал на нее словно вредный наркотик – и продолжать больно, и остановиться говорить уже невозможно.

– Судья был хорошим другом моего отца и помог мне. Приговорили почти без улик. Отправили в колонию. Через два месяца его жестоко избили – теперь он никогда не сможет ходить.

Девушка замолчала. Ненавистное чувство вины вставало комом в горле.

– Нанимала кого-то на зоне? – задумчиво поинтересовался Дамир.

Сделал еще одну затяжку, он с тоской покосился на бычок, бросил его на землю и раздавил.

– Нет, – Влада сжала зубы и, удивляясь своей честности, призналась: – Но знала, что так будет. Говорю же, такая статья, не «по понятиям»…

Миронов хмыкнул, а девушка отвернулась. Она ждала от него любых вопросов, от обвиняющего «как тебе совесть позволила?», до банального «и как, чувствуешь триумф, после мести?».

Триумфа Исаева никогда не чувствовала, потому и закрылась в себе в надежде, что никто и никогда не доберется до её грязного секрета.

Но Дамира будто не интересовала эта сторона вопроса. Он внимательно выслушал, с усмешкой кивнул, просто принимая информацию, и не к месту протянул:

– Странно как-то. Семья положительная, а брат так просто на убийство пошел ради мести.

Влада неловко потерла ладонью шею.

– Он с шестнадцати лет за решеткой. – убрать из голоса удивление не удалось: – Как первый раз по малолетке загремел, так и возвращался обратно с перерывами в два-три месяца. Таким, как он, там комфортнее, чем на свободе – все понятно и просто, все знакомо.

Девушка замолчала и отвернулась. Договаривать, что именно поэтому она решилась на преступление – она не стала, Дамир наверняка поймет все сам. В их работе встречается большое количество людей, для которых тюрьма – не наказание, а самое привычное и комфортное место для жизни. А Влада не могла позволить жить в комфорте хладнокровному убийце отца, который смеялся ей в лицо на суде, а затем с этой же победной усмешкой поселился в ее снах.

– Ты больше ничего не спросишь?

Миронов пожал плечами. Снова щелкнул зажигалкой, несколько секунд задумчиво смотрел на пляшущее пламя, а потом кивнул на машину.

– Садись.

Спорить желания не было. Девушка молча обошла автомобиль и села. На автомате пристегнулась и снова посмотрела на напарника.

Его реакция обескураживала. Влада не могла понять, о чем думает капитан. Не могла представить, как он теперь относится к ней, в чем обвиняет и как относится к ее поступку.