Блуждающий замок

– Ну, всё равно, несерьёзно, как-то. Даже, часовых нет. Приходи, кто хочешь, бери, что хочешь.

– Не всё так просто. Ты сюда попал, потому что со мной был.

– Ты про тропинку, что ли? Любой мог на неё наткнуться случайно, как бы хорошо её ни замаскировали.

– Дело не в тропинке. Если бы ты попал сюда без меня, то увидел бы небольшой грот метра два глубиной. А дальше бы ты увидел стену. Гномья магия. Она лучше любого часового хранит.

Костер трещал сухими ветками, периодически выбрасывая в потолок снопы искр. Пахло теплом, уютом и печкой. Каша давно закончилась, гном сполоснул котелок водой из фляги, и они просто сидели и смотрели на огонь, каждый думая о своём. Эарендил помешал веткой угли, наблюдая, как с новой силой вспыхивает костёр. Вспомнилось, как, буквально, вчера вечером, они сидели в саду позади дома, и отец точно так же ворошил в жаровне угли железной кочергой. Элениэль, сестра, тоненьким, мелодичным голосом пела сагу о битве с чёрными орками у Синего камня, подыгрывая себе на мандолине. Вышла мама, и сиреневые кусты потянулись к ней навстречу пахучими гроздьями соцветий. В этом саду все растения любили маму, потому что каждый кустик она ещё маленьким росточком своими руками сажала в землю и ухаживала за ними, словно за малыми детьми.

– Это была славная битва, – задумчиво проговорил отец, когда Элениэль закончила петь. – Помнишь, Исилиэль? Ты же тогда помогала лечить раненных.

– Да, – мама погладила цветы и присела у огня. – Я помню. Много тогда эльфов полегло. И раненных было много.

– Отец, – Эарендил повернулся и посмотрел прямо в глаза. – Почему в этой саге не упоминается никто из нашего рода? У нас, что, нет героев?

– Понимаешь, сын, – отец кашлянул и преувеличенно внимательно принялся разгребать угли, словно всё зависело от того, насколько ровным будет жар. – Не нам решать, какой будет расстановка сил, и какова будет тактика боя. Это дело совета старейшин.

– Причём здесь это?

– А притом, что наш род был поставлен на запасные позиции, и единственное, в чём нам довелось поучаствовать, это добивать стрелами уже бегущие орды. Увы, героического в этом мало.

– Почему именно нас поставили в резерв?

– Потому что наш род самый малочисленный.

– Это потому, что когда-то половина нашего рода ушла в тёмные эльфы?

– Да. Эта позорная страница нашей истории серьёзно подкосила наш род. Ты чем-то опечален, сын мой?

– У нас нет героев. Нам некем гордиться. У Серых лис есть Аркуэнон, у Светлых осин – Морноэмир и Синьагил, у Плакучих ив – Друлаван… И так, практически в каждом роду. И это, только, за последнюю битву. А у нас никого.

– Почему? В саге о Жёлтых болотах упоминается Тирон.

– Это было тысячу лет назад. И Тирон там упоминается всего один раз в самом конце, и то, вскользь.

– Ничего не поделаешь, сынок.

– Эх, была бы сейчас война! Без разницы – с кем. Только была бы. Я бы, тогда, прославил наш род.

– Ты слишком горячишься, – попыталась успокоить его мама.

– Нет. Не слишком. Мне надоело слушать бахвальство других эльфов и молчать. Получается, что, единственное, чем я могу «похвастать», это тем, что половина моих родичей переехала в Проклятую чащу! Согласись, мама, это совсем не то, чем хотелось бы хвастаться!

– Эарендил! Высшая доблесть и ценность эльфа – его лес! Остальное – так, мелочи.

– Тогда, почему все рода так кичатся этими мелочами?

– Почему тебя это стало так задевать? Раньше ты на это внимания не обращал.

– Значит, стало, – буркнул Эарендил.

И действительно, чего прицепились: зачем, да почему? Не скажешь, ведь, им, что с недавнего времени он стал засматриваться на Туилиндэ из рода Береговых ласточек. Как, однажды, глянула она своими синими глазищами, взмахнула пушистыми, словно одуванчики, ресницами, грациозно развернулась и пошла прочь танцующей походкой, слегка покачивая бёдрами, так, всё, пропал парень. А Береговые ласточки – славный род. Там, герой на герое, какую битву ни взять. В любой саге их родичи упоминаются. И, как ему с такой родословной подойти к ней? А без Туилиндэ Эарендилу и жизнь не мила. Похоже, отец, каким-то своим мужским чутьём понял, что творится в душе у сына.

– Знаешь, сынок, – похлопал он его по плечу. – Я думаю, что, если подвиг не идёт сюда, значит, нужно сходить туда, где этот подвиг будет.

– Куда? – не понял Аэрендил.

– В большой мир. Туда, где живут люди. У людей вечно что-то случается. А ты язык леса знаешь, мечом и луком хорошо владеешь. Глядишь, и прославишь себя.

– Что ты такое говоришь? – ужаснулась мама.

– Успокойся, Исилиэль. Наш сын уже не ребёнок. Он вырос и ему пора проявить себя.

– Спасибо, папа! – подскочил Аэрендил. – Я так и сделаю! Завтра же утром выхожу в путь!

Не теряя времени, он побежал в дом, чтобы собраться к завтрашнему походу. В душе пели походные флейты и звенела медь литавр, но краем своего острого уха дальнейший разговор родителей успел услышать.

– Ты что наделал? – прошептала мама, прижимая руки к груди. – Он же завтра, действительно, уйдёт!

– Я знаю, – спокойно кивнул головой отец. – Пусть прогуляется. Он уже вполне зрелый юноша, а дальше Диких Выселок и не ходил ни разу. Даже туда только с компанией, погулять в корчме у Синего носа и потанцевать, а, потом, сразу назад. Пора ему привыкать к самостоятельной жизни. Да не бойся ты. Прогуляется несколько дней и вернётся. Нет, сейчас, в окрестностях ни войны, ни чудовищ. Зато самолюбие потешит.

Аэрендил сжал зубы и выругался про себя. Родители, всё-таки, ещё считают его ребёнком и, было бы, действительно опасно, папа бы не предложил подобный вариант. Но, ничего. Он ещё покажет им, что уже взрослый и вполне способен завоевать почёт и славу. А, вот, тогда, Туилиндэ больше не станет обращать внимания на всяких Анонов, Миримонов и прочихЭлеммакилов. Только он один будет достоин её внимания.

Заснуть было сложно. Гном умудрился уснуть первым, и, теперь, храпел так, что, казалось, вот-вот обвалятся своды пещеры. Натаниэль крутился на жёсткой лежанке, свистел, толкал гнома в бок и зажимал ему нос. Сработало что-то из этого, или нет, но Камнегрыз перевернулся на другой бок, что-то непонятно буркнул и, неожиданно перестав храпеть, уютно засопел своим крупным бугристым носом. Боясь опять спровоцировать храп, эльф осторожно вернулся на своё место и, наконец, уснул.

Уже под утро разбудил его шум. Такое впечатление, что в пещеру залетела летучая мышь размером с телёнка и принялась метаться, громко хлопая своими перепончатыми крыльями. Гном проснулся только после двух толчков и увесистого пинка по заду. Усевшись на лежанке, он сонно хлопал глазами и никак не мог понять, чего от него хочет эльф. Наконец, до него дошло, и он, подкравшись к выходу из ниши, осторожно выглянул и сразу отшатнулся назад.

– И топора нет, – сокрушился он и схватил одну из горящих головней в очаге.

– Что там?

Вместо ответа раздались шлёпающие шаги, и в нишу всунулась чешуйчатая зубастая голова.

– Так-так так, – проговорила голова. – Это, кто тут в моих владениях хозяйничает?

– Дракон? – ужаснулся Эарендил, пытаясь ватными руками наложить стрелу на тетиву.

– Да, дракон, – согласилась голова. – А ты стрелялку свою не лапай. Отложи, от греха в сторону. Всё равно мою чешую не пробьёт. А я разозлиться могу.

– Это, почему здесь твои владения? – возмутился гном, выставив перед собой головню. – Это место клада моего рода!

– Было, да сплыло!

– Обойдёшься!

– Сам обойдёшься! Сейчас, как головнёй заряжу в морду, быстро поджаришься.

– А я тебе, щас, как огнём дуну, один пепел от тебя останется.

– А ты попробуй!

– Сам попробуй!

Абсурдность происходящего, как ни странно, вернула Эарендилу ясность мыслей, а страх куда-то делся. Тем более, что голова была какая-то несерьёзная и не сильно страшная. Он думал, что у драконов головы побольше, чем эта.