Страница 18 из 19
Собравшись внутренне и настроив себя на рабочий лад, он повел машину на взлет, ощущая огромную меру ответственности перед своим пилотом-инструктором. Но, кажется, все пока складывалось хорошо, потому что после первой безукоризненной посадки Егоров приказал Сергею съехать с полосы и выключить двигатель. Выбравшись из кабины, пристально посмотрел на курсанта:
– Все нормально, только направление после посадки держи точнее. А так отработал без замечаний. Сам-то полетишь, полностью уверен в себе?
– Уверен, товарищ командир!
– Ну, тогда колёса в воздух! Только поспешай медленно. И не старайся слетать лучше, действуй так же, как и со мной. – Егоров выбрался из кабины и, не оглядываясь, зашагал по направлению к стартовому командному пункту.
Заняв исполнительный старт, Сергей непроизвольно оглянулся: задняя кабина была
непривычно пуста – он находился в самолете один. Теперь только сам мог взлететь, сам обязан и вернуться на землю. Чуть посидев с закрытыми глазами, чтобы успокоиться и максимально собраться, запросил:
– «Тренаж», я ноль восьмой, к самостоятельному взлету готов.
– Самостоятельный взлет разрешаю, ноль восьмой, я «Тренаж».
– Понял, взлетаю! – как ни старался курсант скрыть волнение, голос его все же дрогнул. Но взревел двигатель, застучали колеса по грунту, и навстречу глазам Сергея стремительно понеслась черта горизонта, поросшая стеной высоких деревьев. Скорость нарастала с каждой секундой, машина просилась в воздух, и курсант осторожно потянул ручку управления на себя. Як тотчас же перестал дрожать, его колеса повисли в воздухе. Это был полет, и от ощущения неуемной радости Сергей на несколько секунд словно обмер.
Он уже набрал приличную высоту, когда услышал в наушниках шлемофона насмешливый, но дружелюбный голос руководителя полетов:
– Шасси убирают на пяти метрах.
Сергей поспешно схватился за кран «выпуск-уборка».
Десять минут полета над аэродромом по прямоугольному маршруту-«коробочке». Десять минут испытания воли, мужества, мизерного приобретенного мастерства. Десять минут власти над покорившейся, наконец, небесной птицей, власти над небом, власти над самим собой. Сдвигая ручку управления вперед, Сергей медленно приближал самолет к земле. Выйдя на посадочную прямую, прибрал обороты двигателя, чуть взял ручку на себя, гася скорость. Есть, сто тридцать. Теперь винт на малый шаг, чтобы «облегчить» его и тем самым приготовиться к уходу на второй круг, если возникнет необходимость. Теперь шасси. Щелчок, погасли красные, вспыхнули зеленые лампочки на приборной доске – шасси вышли из гнезд, встали на замки. Самолет вздрогнул, дал просадку. Теперь тормозной щиток… Есть, выпущен! Самолет тотчас же «вспух», закачал крыльями, теряя скорость. Курсант мгновенно добавил мощности двигателю, стрелка указателя оборотов пошла вперед. Что еще? Сергей внимательно осмотрел арматуру кабины: тормозная гашетка свободна, давление масла и топлива в норме, только немного упала температура головок цилиндров. Значит, надо прикрыть створки капота. Пора запрашивать разрешение на посадку. И вот уже подошла высота выравнивания – машина была в посадочной конфигурации. Теперь энергично, но очень плавно, ручку управления на себя. Это движение должно быть единым и точным. Як плавно коснулся земли, легко побежал, медленно опуская нос. Сергей дал газ, может быть, немного резче, чем это требовалось, и, парируя бросок машины педалью руля поворота, съехал со взлетно-посадочной полосы. Выключив двигатель, он некоторое время сидел неподвижно, вслушиваясь в потрескивание остывающих цилиндров. Сдвинув назад фонарь кабины, медленно стянул кожаный шлемофон и тотчас же услышал дружный стрекот кузнечиков, ощутил, как раскаленные солнечные лучи хлынули на него сияющим потоком.
Всё было то же самое, что и десять минут назад: так же зеленела трава, так же, едва ощутимо, ласкал лицо легкий ветерок, но тем не менее в мире, окружающем сейчас Сергея, было что-то иное, совершенно новое, нежели перед полетом.
Он отстегнул привязные ремни, встал в кабине Яка, но тут же снова опустился на тугую подушку спасательного парашюта, втиснутого в чашку сиденья.
Командир звена Егоров подошел к Евгении Шиповой, улыбнулся:
– Поздравляю, Женя, – произнес он негромко. – Поздравляю от всей души. Всё наконец-то свершилось… Какой это у тебя по счету?
И внимательно всматриваясь сквозь стеклянный купол вышки стартового командного пункта в выражение лица своего курсанта, идущего к ней с докладом, Шипова сказала:
– Это мой сорок третий, Саша… Сорок третий… – повторила она задумчиво и сама, не зная почему, грустно, затем повернулась навстречу Сергею, поднимавшемуся по крутой лестнице.
–Товарищ пилот-инструктор, курсант Романов выполнил первый самостоятельный полет, разрешите получить замечания? – он четко оторвал руку от шлемофона и стоял по стойке смирно, с напряжением ожидая ответа командира.
Шипова дружески положила ладонь на его плечо:
– Замечаний нет, все хорошо, можешь отдыхать, пилот Романов.
Короткое слово «пилот», она с видимым удовлетворением подчеркнула.
Вечером, когда село солнце и по лесостепи неслышно поползли сумерки, Сергей вышел из палатки. До отбоя было еще больше часа, и он медленно побрел по пробитой в высокой траве тропинке. Хотелось побыть одному, подумать –сегодняшний день был переполнен эмоциями. Срезав гибкий прут, он машинально сбивал им головки полевых цветов. Прошагав с километр, повернул направо, направляясь к озеру, затерянному в кустах – излюбленному месту курсантов, бегающих сюда купаться. Пройдя еще немного, Сергей почувствовал запах дыма, а затем увидел на берегу крошечный костерок, возле него кто-то сидел. Под ногой внезапно треснула ветка, и человек оглянулся. Это был Максим Кленов. Сергей опустился рядом с ним на траву.
– Чего это тебя на природу потянуло, гуран?
Максим не ответил. Обхватив руками колени и опустив на них подбородок, он недвижно смотрел на огонь. В его тоскливом взгляде отражалось угасающее пламя.
– Да не заболел ли ты часом? – Сергей тронул его за плечо. – А, Макс?
Тот тяжело и прерывисто вздохнул:
– Да, я заболел, старик, только моя болезнь не лечится…
– Любая лечится, ты это брось, говори прямо, что случилось?
Максим поднял голову, взял несколько камешков, кинул по одному в озеро, стараясь попасть в разбежавшийся круг воды.
– Моя болезнь редкая, – глухо прозвучал его голос. – Называется она – «высота выравнивания самолета». Не слышал о такой?
– Помешался на полетах, что ли?
– То-то и оно… Не вижу я эту самую высоту, хоть тресни! Из всех посадок раза два-три сам сел, да и то под бдительным контролем мамочки. Только об этом пока знаем я и Шипова… Да вот теперь ты.
– Эт-то новость! – Сергей удивленно сдвинул берет на затылок. – Почему ты раньше-то молчал? Лично я не скрывал, когда у меня были серьезные проблемы, делился с тобой… Что, в самом деле не видишь высоты начала выравнивания?
– Именно! – Максим нервно изломал сухую ветку, швырнул ее в огонь. – Не вижу, и все тут. Я уже почти всю программу по кругам отлетал, а воз и ныне там. На пилотаж времени почти не осталось. Мама все надеется, что полечу, поэтому не докладывает начальству, понимает, что никто не позволит зря горючку жечь. Если, это дойдет до «комода», тут же отчислит по летной неуспеваемости, – голос Максима дрогнул.
– Да, всё так, – согласно кивнул Сергей. – Казак мужик конкретный, церемониться не будет… – А ты пробовал при посадке на желтый круг смотреть, который от вращения винта образуется? Помогает ориентироваться по высоте – мамин рецепт.
– Ты про желтые концы лопастей? Конечно пробовал, все равно не вижу ни хрена.
– Та-а-а-к… – протянул Сергей и спросил. – Я могу тебе чем-нибудь, помочь, Макс?
– Нет! – категорично отрубил тот. – Я уже всё перепробовал, а этой проклятой высоты выравнивания так и не вижу. Никак не могу ее поймать, хоть убейте!