Мила Хант

С. обводит взглядом серые стены, похожие на крепостные, и три застеклённые сторожевые вышки.

– Наблюдение осуществляется с помощью камер и датчиков давления, вмонтированных в пол. Сторожевые вышки оснащены системами распознавания движения, которые фиксируют все подвижные элементы в радиусе трёхсот метров. В том числе за стенами, толщина которых двадцать сантиметров. Фиксация происходит днём и ночью. И даже в густом тумане.

Я обхватываю себя руками, пытаясь унять дрожь. То ли от его слов, то ли от холода меня всю трясёт. С. смотрит на часы.

– Через пятьдесят семь секунд все системы безопасности будут отключены.

– Зачем?

– Чтобы дать вам возможность проявить себя… показать, сможете ли вы служить родине.

Я гляжу на него с беспокойством.

– Вы будете меня проверять? Проверять мою способность?

– Через тридцать восемь секунд из здания выйдет человек.

– Нет, пожалуйста…

– Полгода назад он похитил семилетнего мальчика. Неделю продержал в каморке метр на метр, морил голодом и пытал. Потом убил и скормил своим бульдогам. Нашли только часть тела.

Я каменею от его слов. Неимоверным усилием воли подавляю рвоту. И бормочу:

– Я не могу… я не хочу никого убивать…

– Разумеется, он приговорён к смертной казни. А вы, по сути, избавите его от электрического стула. Это даже как-то слишком благородно, нет?

У меня едва хватает сил помотать головой.

– Дверь его камеры разблокирована. И всё устроено так, чтобы он без помех добрался до этого двора.

С. глядит на меня в упор.

– Мила, представьте, что он мог бы похитить вашего маленького брата. И выполните это задание для вашей родины так, как если бы делали его для себя.

С. отступает в тень крыльца. Я оборачиваюсь. Дверь здания открывается, и в проёме возникает высокий силуэт. Костлявый, бритый налысо человек нервно осматривает двор. Он замечает меня и на мгновение застывает. Наши взгляды встречаются на несколько секунд, которые кажутся мне столетием. Потом он видит железную лестницу на угловом строении, примыкающем к ограде тюрьмы, и бросается туда. Поставив ногу на первую ступеньку, человек оглядывается вокруг, словно не веря своей удаче. Снова смотрит на меня. И начинает подниматься.

Я медленно делаю шаг в его сторону. Он карабкается довольно неловко, но уже достиг третьего этажа. Сзади раздаётся шёпот С.:

– Не дайте ему уйти.

Я ускоряю шаг, пересекаю двор. Ветер, мечущийся меж стен, закручивается вокруг меня. Когда я добегаю до лестницы, человек уже исчез из поля зрения. Я тоже начинаю подниматься, дрожащей рукой цепляясь за перила. Сердце выпрыгивает из груди.

На самом верху сильный порыв ветра почти сбивает меня с ног, и я в последний момент хватаюсь за бортик ограждения. До сторожевой вышки всего несколько метров. Вниз я стараюсь не смотреть. Прижавшись спиной к ледяной бетонной стене, оглядываю крышу. Человек бежит пригнувшись. Он уже добрался до угла здания. Бросаю взгляд во двор, на крыльцо. С. исчез. Осторожно смотрю, что находится снаружи, за тюремной оградой. Вдоль всей стены натянута колючая проволока, между рядами которой щетинятся острые железные пики. Я снова прижимаюсь к стене. Закрываю глаза и глубоко дышу, пытаясь избавиться от накатившего головокружения. Начинает накрапывать дождь. Холод пробирает до костей. Когда я вновь открываю глаза, беглец уже остановился. Он стоит лицом ко мне. Мысль о жутком убийстве, которое он совершил, наполняет меня ужасом. В то же время от его беспорядочных движений и обезумевшего вида веет чем-то иррациональным и отчаянным.

«Вы будете послушны, мисс Хант».

Я ловлю взгляд убийцы и проникаю в его мозг.

– Возвращайся.

Я слышу свой собственный голос, звенящий в чужом черепе. Это как оплеуха. Машинально сжимаю голову руками. Впервые за много лет я снова прибегаю к своей силе, и мне хочется отмотать всё назад, не делать ничего.

«Вы будете послушны, мисс Хант».

Заключённый оборачивается. Выпученные глаза на измождённом небритом лице. Он тоже подносит ладонь ко лбу.

– Возвращайся, – повторяю я в его голове.

Он дёргается, шатается, борется. Потом, сдавшись, плетётся обратно. Кажется, каждый шаг причиняет ему боль, но он не сопротивляется моему приказу. Вот он уже в десяти метрах от меня. Его лицо искажено страхом. Он странно извивается, будто борется с собственной курткой.

– Встань на бортик, – бормочу я.

Человек трясёт головой, стонет. Не спуская с меня глаз, он поднимает ногу и взбирается на ограждение. Внизу – пустота. Колени убийцы дрожат, всё тело содрогается от икоты. Он покачивается, пускает слюни и плачет. Прижимает к животу кулак.

Внутри меня всё корчится. Хочется заорать и убежать. Но слишком поздно. Я концентрируюсь и отдаю последний приказ.

И он прыгает.

Тело опрокидывается вниз, как соломенное чучело. Падение кажется невыносимо медленным. Такое чувство, будто оно состоит из миллиона кадров. Нога ударяется о стену, корпус слегка поворачивается. И вот наконец тело натыкается на ограду. Глухой звук удара взрывается в моей голове. Я зажмуриваюсь, не помня себя от ужаса. Хочу вздохнуть – и не могу. Соскальзываю вниз по стене сторожевой вышки, скрючившись как от боли. Задираю голову кверху – и воздух наконец врывается в мои лёгкие. С трудом поднимаюсь, опираясь на бортик, и после секундного колебания перегибаюсь через край.

Ноги моей жертвы запутались в колючей проволоке, железные пики насквозь пронзили грудь. Лицо повёрнуто ко мне, и я не могу отвести от него взгляд. Смотрю и смотрю на кровь, текущую из носа и рта. Какой-то пронзительный звук переполняет меня и выплёскивается наружу, становясь всё громче. Я пытаюсь защититься от него, он рвёт барабанные перепонки, сотрясает тело.

И тут до меня доходит, что это мой собственный крик.

6

Закрыть глаза, а потом открыть в надежде, что всё изменилось. К этому ритуалу я прибегаю с детства. И он не помогает.

Я по-прежнему в белой комнате. Пустой. Ледяной. В голове крутятся беспорядочные обрывки воспоминаний последних двух часов. Ужасающие. Вот я вхожу в здание, дрожащая и в то же время оцепенелая, словно не в себе, будто я покинула своё тело и сознание и просто смотрю фильм про семнадцатилетнюю девушку, убившую человека. На обратном пути С. опять завязал мне глаза. Кажется, он не произнёс ни слова за всю дорогу.

Может, я умерла? Поэтому мне так холодно? С. сидит напротив. Я смотрю мимо него.

– Мила.

Я не отвечаю, но поневоле перевожу взгляд на С. У него такой вид, будто ничего страшного не произошло. Красивое лицо совершенно спокойно. Дорогой костюм по-прежнему в идеальном порядке, волосы приглажены, словно их выровняли по линейке. Да настоящий ли он? Вдруг это просто ультрасложная машина, киборг с безупречной осанкой, запрограммированный на то, чтобы не рассуждая выполнять любые приказы? С. наклоняется ко мне и заглядывает в глаза.

– Было ведь не очень сложно? – спрашивает он с искренним участием.

Вопрос явно лишний. Я замахиваюсь. С. молниеносно перехватывает мою руку.

– Чего же тут сложного? – цежу я сквозь зубы. – Вы всего лишь заставили меня убить человека.

– Убивать всегда тяжело, – подтверждает он. – Но вы должны успокоиться.

– А если я проделаю с вами то же самое, что с ним? Просто чтоб успокоиться.

– Это будет очень плохая идея, – произносит голос у меня за спиной.

Я даже не пытаюсь зажмуриться. Вся магия мира бессильна против него. Тонкие каблуки стучат по полу. С. отпускает мою руку и отодвигается. Я разглядываю леди А. с головы до ног. Без вызова. Всё в ней меня завораживает. И одновременно ужасает. Леди А., должно быть, привыкла производить такое впечатление. Она даёт мне время полностью прочувствовать, какое влияние оказывает на людей – и на меня тоже.

– Даже не пытайтесь нам угрожать, мисс Хант. Если вы используете свою власть против нас, вы горько пожалеете. Мы не обладаем вашей способностью, но имеем средства контролировать её.