Не Знающая Любви

Ужас ночи. Часть 1

Пожилая женщина прошла по длинному коридору, спустилась на первый этаж и постучала в дверь самой последней комнаты. Ей негромко ответили, и она вошла. Остановилась на пороге и произнесла все тем же безжизненным, ровным голосом:

— Она выпила весь стакан и проспит не меньше двадцати часов.

Высокая женщина в черном брючном костюме, стоявшая спиной к двери и глядевшая на огонь в камине, бросила, не оборачиваясь:

— Отлично. Хорошенько заприте двери и предупредите охранников. Позвоните доктору Матвейчук и скажите, что завтра вечером он понадобится со всем инвентарем. Вы свободны.

— Да, я все сделаю.

Когда женщина ушла, высокая женщина негромко рассмеялась. Поставила на каминную полку недопитый бокал с виски. Повернулась.

Если бы Вероника могла видеть это лицо…

Кира давно была известна в своем кругу тем, что слов на ветер никогда не бросала. Особенно, если это были слова угрозы.

***

Ника проснулась с головной болью и ломотой во всем теле. Виски раскалывались, перед глазами плыли красные круги. Слабость была такая, что она с трудом смогла сесть на кровати и растерянно оглядеться вокруг, морщась от боли.

Комната, которую она толком не рассмотрела вчера, выглядела прежней. Единственным изменением в обстановке можно было считать то, что сумку, по-видимому, убрали в стенной шкаф. Самое же загадочное заключалось в том, что за окном все еще было темно. Возможно, самую малость светлее.

Она задумалась. Неужели она проспала так мало, что ночь не успела смениться утром? Или наоборот — прошли уже целые сутки? Если так, то почему она не чувствует себя отдохнувшей, наоборот…

Продолжая кривиться от боли, она кое-как выползла из постели и отправилась в ванную. Душ пришлось принимать сидя, поскольку она боялась упасть, но после него значительно полегчало. Выйдя из душа, она разыскала свою сумку, надела свежее белье, трикотажные мягкие брюки и бирюзовую толстовку с капюшоном. Домашние туфли она в спешке взять не успела, но нашлись кроссовки, в которых она смешно подпрыгивала при ходьбе.

Она стянула влажные волосы в «конский хвост», кое-как заправила кровать и отправилась на экскурсию по дому. Первым делом следовало отыскать часы и выяснить, сколько же она спала. Потом не мешало бы поесть.

Она прошлась по коридору, осторожно прислушиваясь, не доносится ли из-за закрытых дверей хоть какой-нибудь звук. Не доносилось ни единого. Судя по тому, что и свет из-под дверей не пробивался, на этом этаже никого, кроме нее, не было. Ну правильно, Марина сказала, что это домик ее знакомых, как-то так… Наверное, они сюда приезжают на выходные и летом.

Спускаясь по лестнице на первый этаж, она уловила отзвуки голосов и решила, что это вчерашняя женщина разговаривает с кем-нибудь из обслуги. Скорее всего, с охранником или сторожем. Она неторопливо пошла на голоса, по дороге на всякий случай дергая ручки дверей. Все оказались заперты, кроме одной, неожиданно подавшейся под рукой.

Она очень осторожно заглянула внутрь…

Это была абсолютно белая комната. В ней были белые стены, белый пол, белый потолок, посреди нее стоял длинный белый стол с какими-то вертикальными штырями на углах, а в углу прямо на стене был прилажен белый умывальник. Лампа на потолке была плоской и большой, состоящей из нескольких круглых плафонов, утопленных в общей основе… Операционная лампа, вдруг осенило ее. Наверное, хозяева следят за своим здоровьем. Хотя… вид у комнаты был крайне неприятный.

Она поспешно закрыла дверь и отправилась дальше. Женщина показалась ей вполне приличной теткой…

В конце коридора и обнаружилась та дверь, из-за которой доносились голоса. Несколько голосов, явно не два и не три. Дверь была приоткрыта, и тут что-то буквально толкнуло ее. Вместо того чтобы постучать и спросить разрешения войти, она на цыпочках подкралась к самой двери — благо, мягкий ковер заглушал все звуки — и заглянула в комнату.

Это — ночной кошмар, спокойно подумала она в следующую секунду. Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

Возле камина суетливо потирал руки и что-то бормотал Матвей Гребецкий, в своих неизменных очках в золотой оправе и дорогом костюме, сшитом на заказ. Он сильно нервничал — можно было бы даже назвать это истерикой. Впрочем, на известного магната и финансиста никто из присутствующих ни малейшего внимания не обращал — даже знакомая Ники женщина, застывшая, словно статуя, в углу, возле небольшого сервировочного столика с напитками и легкими закусками.

Посреди комнаты стояли двое: Кира, в шикарном брючном костюме и на высоченных каблуках, и невысокий сухопарый мужчина лет шестидесяти с небольшим. Его Кира называла «доктор», и действительно, на этом господине был белый халат, из-под которого выглядывал стильный клетчатый пиджак. Помимо названных в комнате находились двое парней весьма крепкой комплекции, но вели они себя тихо, из чего Ника заключила, что это простые охранники.

Все еще странно спокойная, а вернее сказать, оцепеневшая, она постаралась напрячь слух, чтобы расслышать, о чем они говорят. И едва не потеряла сознание, когда расслышала.

— …И все же поймите, Кира, я очень рискую. На таких сроках уже практикуют искусственные роды, но в здешних условиях возможен только обычный хирургический аборт, а это чревато осложнениями.

— Например?

— Представьте, что у нее начнется кровотечение. Везти ее в больницу? Но там сразу поймут, что это не простой выкидыш, а хирургическое вмешательство. Оставить здесь? Но без должного ухода она может погибнуть…

— Вот уж это, доктор, меня волнует в самую последнюю очередь.

— Кира, я врач…

— Бросьте! Эти ваши сопли-вопли про клятву Гиппократа оставьте для студенток в вашем университете. Я назвала вам сумму, которую вы заработаете только за три года, да и то при условии, что будете читать лекции по двадцать четыре часа в сутки. И даже на подпольных абортах эта сумма вам светит только через год — ведь вам приходится делиться с сестрами, нянечками, ассистентами. Я же даю все деньги лично вам. И в принципе — за то же, чем вы занимаетесь официально.

— Кира, давайте не будем делать вид, что здесь все законно. Я даже не знаю, хочет ли эта молодая особа избавиться от ребенка.

Кира рассмеялась гортанным смехом.

— Достаточно, что этого хочу я. Не играйте со мной, док. Готовьтесь к операции. Людмила вам поможет. Мы влили в нее лошадиную дозу снотворного, так что она должна спать еще часа три, не меньше, а уж потом вы добавите наркоз.

— Но…

В этот момент Матвей подскочил, судорожно дернул рукой и закричал, срываясь на визг:

— Делайте, что вам говорят! И не забывайте про папку с фотографиями. Она все еще в моем сейфе, и мне достаточно просто забыть его однажды запереть.

Доктор помрачнел, словно туча, и вяло кивнул. Кира усмехнулась и отсалютовала ему бокалом.

Ника медленно и очень осторожно отошла от двери. Странно, но паники не было. Только спокойная, расчетливая уверенность: отсюда надо бежать. Немедленно. Невзирая ни на что. Не подниматься в комнату, не одеваться, просто бежать.

Лучше простудиться, лучше упасть в бушующую реку, не справившись с управлением, чем попасть в руки этих людей.

Она тенью скользнула по коридору, метнулась к дверям, подергала их. Заперто! Она в отчаянии огляделась по сторонам.

Окно! Окно в противоположном от страшной комнаты конце коридора! Если она сможет его открыть, то убежит.

Окно открылось достаточно легко, но на этом везение кончилось. Она успела вылезти и мягким кульком свалиться прямо в мокрую траву — на улице шел сильный дождь, — но порыв сквозняка хлопнул дверью комнаты, в которой происходило кошмарное совещание, и красавица Кира немедленно рявкнула на весь дом:

— Вы двое — быстро проверьте двери и чертово окно! Людмила — наверх, к девке! Матвей, отправляйся к себе и не высовывайся!

— Я пойду с тобой, Кира. Только с тобой.