Мой конь розовый

– Ну, это уже знаете… Тоже снобизм. Наизнанку, что ли…

– Ничуть ни бывало… Я искренне… Не рисуюсь. Вам лишь сказал. А эта – «подмыться»… Что в этой «точности», скажите? Бестактность и глухота к слову! Эмансипэ и цинизм! А, помните, как рассказывала, издательство ей заказало роман – «о рабочем классе»… Это же надо… Тут негде книгу издать, по десять лет ждешь места в… плане, а ей – за-ка-зы-ва-ют!

– Что ж делать, если вдруг спохватятся в издательстве: пустует «рубрика номер один»… Вы ведь не станете по заказу писать… И я не стану… Вот и вспоминают о таких…

– Ведь сама над своим романом смеется! «Сварганила». Как курьез вспоминает! «Токарь мне говорит – «передняя бабка», а ему – «задняя дедка»… Очень смешно… Кощунство – и только…

– И чего злитесь? Пригласили бы ее лучше на прогулку?.. А? Давайте пригласим! И ее, и эту дюдю-поэтессу! Все чаи гоняет… Как-то показывала мне стихи, здесь уже написала… Она сценаристка из поэтесс. Ну и труха!.. Вот послушайте…

Он всю войну писал в военкомат.

Но бронь не сняли и на фронт не взяли.

Отец, ты вовсе в том не виноват,

И нет теперь причины для печали…

Блеск! Не правда ли? Что на это скажете?..

– Да… Овес, пропущенный через лошадь… А ведь еще и напечатают… Ведь такие же дамы – обоего пола – и в издательствах!

– Послушайте дальше…

– Ой, не надо… Ради бога…

– Нет уж!.. Я потрудился запомнить… Для вас! Так что – уж извольте послушать… моралист-ригорист эдакий…

Не сняли бронь, чтоб крепче шла броня

На тракторном, на танковом заводе.

Но как глядит он горько на меня,

Когда мы речь о днях былых заводим…

– Как же ее с таким… творчеством в союз приняли?

– А то вы не знаете? Доброта!.. Снисходительны мы… Демократы мы… Затем – женщина ведь!.. К тому ж, наверно, не всегда такая мымра была… Молодая была… Конечно, лучше бы в кандидатки подалась… Получила бы свою кандидатскую ставку, не мучилась бы с рифмой, читателя потом не мучила б… А теперь – куда ее денешь? Актом не спишешь. Поэтесса. Грустная картина… Все разрешаем, все облегчаем… Интересно – набойки частным образом: нельзя! А вот плохие стихи кропить – это можно! Мол, член творческого коллектива! И в науке так – целые научно-ненаучные коллективы! Любую пошлость коллектив прикрывает! Хоть бы литературу нам сберечь от этой… «доброты»! И почему это ныне столько женщин в литературе? Неустроенность женской судьбы? Та же – эмансипация?.. Потом, что я вас хотел спросить. Вот вы в литературу пришли – низом шахт и вил. Стало быть, предопределенность призвания, трудная предопределенность… Мне это представляется… Храмом… Звонницей. Идея трудности! Этаж за этажом, венец за венцом, все выше, все меньше – материального, земной тяжести и земной злобы – все венчает крест в блистающей синеве…

– Брат Аркадий – не говори красиво…

– Нет, не в этом дело! Образ не нашел себе формулу… Всегда уж так у нас поэтов. Не нашел словесную форму – образ самоцельно-ускользающий… «Красиво» – как вы сказали… А ведь такой храм, его звонница – согласитесь – образ трудного восхождения – не к богу, нет! Не к истине, нет! Старо и наивно! – к духовному служению! Там все венчает «бестелесный» крест. А в нашем деле – даже не нательный крест, который уже не носим, – душа, ее крест судьбы!

– О чем вы?

– Ах, да… Увлекся… Вот у вас, у прозаика, хотел спросить – почему один становится – поэтом, другой – прозаиком?

– Чепуха это… Вот мы с вами говорим. Нам не скучно. Понимаем друг друга. Интересно… Причем же – жанры? Забыть бы их все – вот счастье было бы!.. Начать с нуля! Первозданно!.. А то – сколько пустяков – ради жанра, из-за жанра, под прикрытием жанра… Проза по сути – включает все жанры! Вот почему прозаик «не возвращается» к стихам… Затем, заметьте – великие поэты всегда работали во всех жанрах… А все одно кончали прозой! Нет, не потому просто, что «летá к суровой прозе клонят». Неправильно Пушкина понимаем здесь. Не в возрасте дело – в зрелом опыте. И не о стихах ушедших жалеет Пушкин – об ушедшей – на стихи! – молодости! Я так понимаю эту строку. Хочу так понимать! Пушкин только тогда понят –когда по-своему. Своим личным опытом! Пушкина «преподать» – что «любовь» преподавать! Дозреть надо самому! И самому полюбить! А толки про «темперамент», особый у поэта, особый для прозаика – чушь это! Жанровые бредни. Жанры – готовые выкройки… А прибегает художник-модельер, художник-конструктор одежды к пошлым выкройкам? Он ими и руки не осквернит! Время выкроек… Стандартизация! Автоматизация! Интеграция! Сплошная… аберрация! Вон даже – исконное было женское творчество – стряпня ныне по книге рецептов! Мужчины стряпают – женщины науку делают… В кино, в театре – как достижение показывают. Природную грань размыли – стало быть, против природы восстаем, стало быть, она нам мстит… То есть, мы сами себе враги!..

– Написали бы об этом…

– А толку? Ну напишу. Кто напечатает? «Вразрез с установкой»… «С последним указанием». С катушек слетишь, если ты редактор… Редактор раньше был открывателем и рупором новых идей! Новых общественных идей и новых творческих талантов! Ныне можно повторять лишь старое, даже стародавнее. Из того, чем иные с пафосом доказывают, что дважды два четыре, что летом теплее, чем зимой, что начальник умнее, а подчиненный глупее… И живут припеваючи. Вот и сажают редактором либо исполнительного дремучего серяка19, либо ухмыльчатого мещанина… А то и вовсе даму… Все по готовым выкройкам!

Вот почему нам трудно – всем, не только нам, литераторам. Ведь то, о чем душа болит, об этом не пишем! Уже засел в нас внутренний редактор, он уже автоматический и сильнее в нас художника. Последний сомневается, пасует – «наверно так надо». А кому «так надо»? Тем, кто администрируют, говорят дважды два четыре, когда уже пять плюс чертовщина. А им все одно – хорошо. «Технологическая дисциплина» – вместо «тайной свободы»! Вот и женщина все чаще в редакторах. Не критикует? Исполнительней? Равнодушней? Все-все – тем более творчество – для нее: «мужские дела». Она и делает их рассеянно, снисходя, сомнамбулически: ладно уж, если вам так хочется… А кому-то именно так хочется. Ведь от природы женщина по-настоящему сосредоточиться может лишь на женских, тех же природных, задачах… Она «во всем мужском» лишь изображает участие, причастность… Да и мужчины по кабинетам – чаще с таким, уже усвоенным, «женским комплексом»!..

– Меня как поэта ругали… За беспутство. С женщинами. А сами ведь – самый ярый женоненавистник!

– Я так и ждал этих слов… Во-первых, не говорил я: «беспутство». Не моралист я… Но убежден, что женщина должна быть у мужчины одна. На всю жизнь… Это серьезно, трудно – стало быть, и истинно. То же, что в наших писаниях… Избежал трудного – соскользнул в нетворчество, в графоманию… Много женщин – то же графоманство… вдумайтесь, поймете… На то вы поэт, не ширью интеллекта берете, а глубиной сердечного опыта. Прозрением. Так?

Нам лишь предстоит прозреть – что же такое человек? Кто мы и что? А помните, Толстой на смертном одре диктовал последние мысли дочери Саше? Это место помните? «Бог есть то неограниченное Всё, – заметьте «Всё» – с прописной! – чего человек сознаёт себя ограниченной частью. Истинно существует только Бог. Человек есть проявление Его в веществе, времени и пространстве. Чем больше проявление Бога в человеке (жизнь) соединяется в проявлениях (жизнями) других существ, тем больше он существует. Соединение этой своей жизни с жизнями других существ совершается любовью»…

– Какой любовью – физической, так сказать, плотской? Через женщин?

– Вот уж верно сказано – каждый понимает вещи в меру своей испорченности! К слову сказать, наверно, поэтому так плохо ныне людям, что понимают любовь вроде вас. Не духовно, не природно – потребительски, из эгоизма. Ведь у Толстого не в смысле только – женщины! В смысле служения людям, добра! В смысле духовного творчества жизни… Не матерей творим – непутевых хищниц и мещанок!

19

Серяк – необразованный мужчина. (Прим. ред.)