Noir

Замок Паутины куда больше подходил под понятие «твердыня», нежели небольшой форт, откуда мы приехали. Он занимал целый зал на перекрёстке нескольких больших — в два, а то и три человеческих роста высотой — тоннелей. Цитадель имела три этажа, и уверен, весьма обширные подвалы. Вокруг неё возвышалась стена, собранная из траншейных щитов, подогнанных друг к другу идеально плотно. Тут даже ворота были, украшенные гербом дома Кавдор — коронованным оленем. Водитель паровой вагонетки, подъехав к ним, просигналил, и нас впустили внутрь.

Во дворе замка я не увидел ни одного гламиссца — лишь дунсинанцы в синих клобуках с длинными хвостами и командовавшие ими бирнамцы, скрывающие лица под выкрашенными в индиго синими масками или же обходившиеся татуировками того же цвета. Оружие и защитное снаряжение у всех было более-менее приличного качества, пускай и старое, зато видно, что за ним очень хорошо ухаживают. Выделялись среди них искупители, носившие длинные рясы и высокие клобуки, закрывавшие всё лицо, оставляя свободными только глаза. Как среди них можно было определить дунсинанцев или бирнамцев, я не представлял.

Сопровождавшего меня дунсинанца отправили обратно той же вагонеткой, а я вместе с парой сурового вида бирнамцев, чьи бронежилеты украшали шильдики с коронованным оленем, прошёл прямиком на аудиенцию к тану.

Глава дома Кавдор был высок — его можно было бы даже назвать долговязым, однако в нём ощущалась внутренняя сила. Тан походил на циркового акробата — с виду кожа да кости, но стоит только ему выполнить простейший трюк, и становится сразу понятно, насколько силён на самом деле этот человек. Одевался он ничуть не роскошнее тех же бирнамцев, а лицо с густой рыжеватой бородой не скрывал, ограничиваясь татуировкой в виде трёх широких вертикальных полос цвета индиго.

Тан сидел в стальном кресле с высокой спинкой, напоминавшем трон. У ног его расположился мальчишка лет десяти, а может, и старше, но из-за общей тощести кажущийся младше своего возраста. Мальчуган сидел прямо на полу, потому что больше никаких других сидений в просторном зале не имелось. Зал вообще был пуст, даже гвардейцы, что привели меня, тут же покинули его, повинуясь жесту тана.

— Если бы речь не шла о грёбаной «Милке», — пренебрегши приветствием, заявил лидер дома Кавдор, — я бы не позвал тебя и не стал слушать. Но уроды с неё слишком сильно насолили мне, так что говори — если это поможет мне с ними поквитаться, то считай, я на твоей стороне.

— Разве сам кавдорский тан не может поквитаться с командой какого-то корабля? — удивился я, прибегнув к почти открытой лести.

— Даже для спасения этого жучка, — тан похлопал по плечу мальчугана, сидевшего на полу рядом с его тронным креслом, — моим парням пришлось потрудиться. Один из моих искупителей лежит пластом с тех пор, и за его жизнь не дают и ломаного гроша. Я могу разобраться с тварями с «Милки», но это слишком дорого мне обойдётся. Я потеряю многих сильных бойцов и среди них искупителей, а следом на меня тут же накинутся другие дома. Вторую войну на нижних улицах я уже не потяну. Именно поэтому я слушаю тебя, франт с поверхности.

Здание надзорной коллегии насчитывало почти три десятка этажей, заполненных кабинетами многочисленных чиновников этого самого уважаемого во всей Розалии учреждения. Оно возвышалось надо всеми домами в центральном районе нашего урба. По старинному закону, изданному королём при создании коллегии, здание, занимаемое ею, должно быть выше всех остальных в городе. Это подчёркивало её значимость и тот факт, что от всевидящего взора коллегии ничто не укроется. Исключением, конечно же, был только королевский дворец. Выстроенное из местного серого мрамора здание казалось грязным в лучах недавно поднявшегося над горизонтом солнца. На крыше надзорной коллегии торчали кажущиеся снизу игрушками стволы зенитных пушек и пулемётов. Наш урб всё-таки был городом-крепостью, а потому два верхних этажа здания занимали солдаты гарнизонного полка противовоздушной обороны.

Часовых у дверей, конечно, не было, в просторном пустом вестибюле скучал гном-вахтёр в форменном сюртуке коллегии. Он едва успел подавить зевок, когда я вошёл, и, надо сказать, я едва не зевнул вслед за ним. Спать этой ночью мне не довелось.

Я отправился в коллегию прямо с нижних улиц. Тан распорядился, чтобы меня вывели на поверхность там, где скажу. Я выбрал место поближе к своей квартире. Когда я покинул подземелья урба, час был ещё достаточно ранний, так что успел заскочить домой и хотя бы немного привести себя в порядок перед визитом в столь почтенную организацию.

— Вам назначено? — отработано-строгим голосом поинтересовался гном, свирепо насупив брови.

— Я к инспектору Дюрану, — ответил я. — И нет, мне не назначено.

— Тогда…

— Тогда вы, милейший, сейчас наберёте внутренний номер инспектора Дюрана и, если он в столь ранний час окажется у себя в кабинете, сообщите, кто к нему пришёл.

Я положил на стол перед гномом своё удостоверение частного сыщика «Континенталя». Гном насупился ещё сильнее из-за того, что я посмел перебить его, однако больше перечить не стал и сделал то, что я сказал.

Дюран оказался на месте, и меньше чем через десять минут я уже сидел в его кабинете и грел пальцами пузатый бокал хорошего коньяка.

— Ну что, ротный, за тех, кто там остался, — торжественно произнёс Дюран, и мы молча выпили. Мы оба не любили вспоминать о войне, однако грех не помянуть тех, кому не повезло так, как нам, и они остались вечно молодыми лежать в ледяной грязи траншей. Инспектор спрятал обратно в шкаф бутылку и оба бокала — пить в такую рань никто из нас больше не собирался. Усевшись обратно в своё кресло, Дюран сложил руки, переплетя длинные пальцы, и спросил у меня: — Так с чем пожаловал?

Мой бывший взводный командир был из тех, о ком мечтают многие офицеры. Спокойный, уверенный, физически сильный и, главное, знающий, когда и как эту силу надо применять к личному составу, чтобы поддерживать в подразделении порядок. Его боялись и уважали, несмотря на чёрный цвет кожи выходца из колоний. Война не слишком сгладила расовую сегрегацию, и жителей Афры считали людьми второго сорта. Дюран, благодаря природному упорству, сумел преодолеть многие препоны и не только выбился в офицеры, но и после войны сумел сделать неплохую карьеру в надзорной коллегии.

— Хочу натравить тебя кое на кого, — усмехнулся я, глянув на часы над головой моего фронтового товарища. — Всё по делу и исключительно законно. Как говорится, и тебе полезно, и мне — приятно.

Как раз сейчас в двери министерства трудовых резервов и миграции должен был войти высокий человек в деловом костюме альбийского покроя с аккуратно остриженной рыжеватой бородой и клановыми татуировками на лице. В нём никто бы не узнал кавдорского тана. Сопровождал он неряшливо одетого мальчишку, опекуном которого являлся. Свидетельство было изготовлено безукоризненно и прошло бы любые проверки, я даже удивился, что подобные вещи имеются в распоряжении обитателей нижних улиц. Я примерно представлял, для чего они могут понадобиться, однако предпочитал не задумываться над этим вопросом. Пусть хоть сейчас послужат хорошему делу.

Под надзором опекуна мальчишка — тот самый, чудом выживший на «Милке» жучок — напишет официальное донесение. Донос, если проще, но не анонимный, а подписанный по всем правилам. Писать, конечно же, жучок не умел, и фиксировать его показания будет специальный чиновник, которым по счастливой случайности окажется именно Инноценз Вальдфогель, заранее предупреждённый надёжными людьми.

— И что же будет в этом доносе? — спросил Дюран.

— В нём будет самым подробным образом изложена печальная история малолетних работников порта, которые подрядились на сухогруз «Милка» для мелких ремонтных работ. — Детей в самом деле часто нанимали на подобные работы, ведь мальчуганы легко пробирались в такие закоулки двигательных отсеков кораблей, куда ни за что не попасть самому тощему взрослому. — Они стали свидетелями перевозки в трюмах сухогруза рабов, что запрещено законодательством Священного альянса, в связи с чем почти всех детей перебили. Одному удалось спастись лишь чудом, и, добравшись до своего опекуна, он первым делом выложил ему эту историю. Опекун же, как добропорядочный подданный, направился прямиком в министерство строчить донос.