Noir

Конечно, это был риск потерять деньги, но обычно на детей можно рассчитывать. Иные детективы даже прикармливали такие вот стайки, однако это, как правило, плачевно заканчивалось для самих девчонок и мальчишек. Сотрудничество с детективами и фликами на улицах было серьёзным проступком, и за него следовала жестокая расправа.

Я зашёл в безымянный и немноголюдный по случаю середины дня подвальный кабачок с пустой сценой и зевающим хозяином, стоящим за стойкой. Усевшись на высокий табурет, я взял пару пива и принялся ждать. Больше мне ничего не оставалось.

Мальчишек опередил жандармский лейтенант. Видимо, автомобиль первого секретаря астрийского консульства негласно вели люди Сенешаля, потому что парень примчался в подвальный кабачок взмыленный, будто конь после скачек.

— Скорее! — хриплым голосом выкрикнул он. — Патрон требует вас немедленно! На Траверс Кас совершено нападение на автомобиль барона Рора фон Дента.

— И что барон, жив? — поинтересовался я, понимаясь с табурета.

— Жив, только ранен, — сообщил лейтенант. — Получил в висок свинчаткой, однако пережил удар. Сейчас его увезли в госпиталь Бушард.

— Значит, туда и поедем. Ты на колёсах?

— Никак нет — тут недалеко, и патрон велел бегом бежать. Так мы что же, на место нападения не идём?

— Там пускай криминалисты работают, — развёл руками я. — В трасологии и прочей подобной мути я ни бельмеса, так что нечего мне делать на месте нападения. Лучше поговорю с господином первым секретарём.

Я положил на стойку перед хозяином несколько купюр, расплачиваясь за пиво, и отдельно стопку монет по пять су каждая.

— Сюда зайдут детишки, спросят меня, — сказал я напоследок хозяину кабачка, — отдай монеты им — заслужили.

Тот кивнул и сгрёб все деньги разом. Мне оставалось только надеяться на его честность, может, он прикарманит не всё, а отдаст ребятне хотя бы обещанную мной пятёрку.

Мы вышли на улицу, где солнце уже медленно, но верно подбиралось к крышам самых высоких построек урба. Скоро город окунётся в привычный полумрак, спасавший нас от невыносимой летней жары ещё совсем недавно. Теперь же, когда осень стучалась в окна, он делал всё вокруг безжизненным, как будто все краски ушли и мы остались жить среди бесконечного серого цвета, накрытые старой шинелью.

Я потёр лицо, прогоняя из головы сентиментальные глупости, и поспешил за жандармом.

— Мне приказано доставить вас на место преступления, — решительно заявил тот, — а там уже решайте с патроном.

Спорить с ним посреди улицы было бы верхом глупости, и я просто зашагал следом. Благо идти тут было не так и далеко. Бегом бежать, конечно, ни я, ни лейтенант на стали. Он вымотался от первой пробежки, а я просто не собирался спешить туда, куда мне и не особо нужно.

На автомобиль первого секретаря устроили засаду по всем правилам. Прямо перед ним уронили фонарный столб, заставив водителя объезжать досадную помеху, свернув в узкие улочки. Вот тут-то его и подкараулили. Ехать быстро по извилистой улице, петлявшей между многоквартирными домами и более приличными коттеджами зажиточных горожан, просто не получилось бы, и на одном из поворотов к автомобилю подскочил человек. Он первым убрал шофёра — бедняга всё ещё валялся на тротуаре с раскроенным черепом, — а после выволок из салона барона Рора фон Дента и приложил пару раз по голове и его. То ли череп у первого секретаря оказался крепче шофёрского, то ли бить такого важного господина злоумышленник сильно — на убой — не решился, однако барон нападение пережил и даже позвал на помощь.

— А кто обнаружил его? — спросил я у Сенешаля, когда тот пересказал мне картину преступления.

Мы обошли с ним вокруг авто, я бросил взгляд на мёртвого шофёра, на очерченное мелом место, где лежал секретарь посольства. Посмотрел я и на знакомого ажана, стоявшего в стороне, держа руки в карманах. Он, кажется, и в особняке не вынимал их, разве только когда в свисток свистел. Нападение произошло в его районе, так что здесь уже находился по полному праву.

— Да вот тот зевака, — кивнул в сторону ажана Сенешаль. — По его словам, секретарь сумел доползти до клаксона и надавил на него. На этот звук ажан и примчался.

— Интересное дело, — заявил я. — Район он знает отлично, первым примчался на сигнал. Руки держит в карманах. Может быть, мы сейчас и возьмём злоумышленника.

— Думаете… — глянул на ажана Сенешаль тем же взглядом, что смотрел на сейф в спальне покойного атташе.

— Я вам изложил свои подозрения, командант. Если сейчас проверить его руки и карманы формы, они вполне могут оказаться в крови, и это изобличит его полностью.

— С секретаря сорвали ордена, вытащили бумажник, обшарили все карманы, на его вицмундире крови было полно.

Охотничий азарт захватывал Сенешаля, будто пса, почуявшего добычу.

— Сначала его надо обложить по всем правилам, — негромко, больше себе произнёс он, — а потом брать в оборот.

— А я вот считаю, что не стоит давать ему времени, — заявил я и направился прямо к ажану.

Возмущённый моими действиями Сенешаль вынужден был идти в кильватере — я полностью взял инициативу в свои руки. И всё же командант какими-то неуловимыми движениями головы и взглядами отдал приказ своим людям перекрыть ажану пути к отступлению. Один из лейтенантов как бы невзначай оказался за спиной полицейского, а пара рядовых жандармов тут же встали рядом, чтобы не дать жертве никакой возможности дёрнуться.

— Ажан, — обратился я к полицейскому, — покажите-ка ваши руки, будьте любезны.

— Это ещё для чего? — побледнел тот. — Зачем вам мои руки понадобились?

— Не выделывайтесь. — На плечи ажана легли тяжёлые ладони двух жандармов. — Не заставляйте нас выдёргивать ваши руки из карманов силой.

— Руки вам мои надобились, — почти выплюнул тот. — Нате, глядите!

Он выдернул ладони из карманов — обе оказались затянуты в чёрные кожаные перчатки.

— Глядите, чего уж там! — выкрикнул он, нервным движением сорвав перчатки и швырнув их под ноги. Ладони ажана пятнали уродливые чёрные следы ожогов. — Насмотрелись? Или желаете пальчиками потыкать, господа жандармы?

Есть такой отвратительный звук, в нём для меня слилось всё скверное, что было на фронте — визг снарядов, смех связанных ремнями безумцев, пулемётное стаккато, но больше все же тонкий звон выдернутой чеки. Именно его я слышал в голове всякий раз, когда моя версия рассыпалась с треском. Святые, как же я ненавижу этот звук!

Особняк покойного астрийского атташе в свете уличных фонарей выглядел жутковато из-за черневших на фасаде флагов империи. Часового у дверей не оказалось, и это не удивило меня. Скорее наоборот, я выдохнул с облегчением. Убирать солдат от особняка астрийцы бы не стали, тем более после нападения на первого секретаря их консульства. Значит, злоумышленники проделали ровно то, на что я рассчитывали — забрались в дом и сейчас без сомнения вытаскивают хагенсталлеры неучтённого фонда из открытого родным ключом сейфа.

Если бы это не случилось нынче ночью, то на моей карьере в «Континентале» можно ставить жирный крест. Об этом позаботится если не Сенешаль, точивший на меня зуб после провала с ажаном, так мадам-дипломат уж точно. Сторонний специалист, проваливший дело с треском, оскорбивший ветерана войны, — тут и убийством Дюрана запретят заниматься. И не то чтобы все мои недруги были совсем неправы.

До сих пор стыдно за кавалерийский наскок на ажана с обожжёнными руками. Ведь можно было всё проделать тоньше и, главное, умнее — предложить ему закурить, и поинтересоваться, зачем носит перчатки. Тут бы всё само собой и вскрылось, но я поддался охотничьему азарту и ринулся в атаку очертя голову. Закономерно, что теперь всё приходилось проделывать без какой-либо поддержки со стороны жандармерии. И не скажу, что она оказалась бы лишней сейчас.

Часовой нашёлся на своём посту — он лежал на пороге особняка. Левая сторона головы его почернела от крови. Удар в висок, такой же, каким прикончили шофёра первого секретаря и едва не отправили на тот свет его самого. Астриец снова подпустил убийцу смертельно близко. Если в случае с автомобилем всё понятно, злоумышленник просто выскочил из ближайшей подворотни, то почему часовой совершил столь чудовищную оплошность, которая стоила ему жизни, я не понимал. Это только подтверждало мою версию с ажаном, но, выходит, я ошибался насчёт его личности. Что ж, скоро проверю.