Быть собой

«Так проходит земная слава», — почему-то подумал Трегоран. — «Он хочет обрести покой и освободиться. И я дарую ему забвение, я спасу и его и друзей. И я больше не стану отступать!»

Слова заклинания прозвучали сами собой, они вырывались изо рта легко и даже несколько буднично, а руки формировали печати. Всего три — открывающую, основную и замыкающую. Просто настолько, что, наверное, справился бы и ученик. Однако простота эта была обманчива — Трегоран так и не понял, что же именно должны сотворить подсмотренные чары, но это уже не имело значения.

Он ощутил колоссальную силу, идущую откуда-то изнутри, почувствовал, как магическая энергия вытекает из него, формируясь в нечто разрушительное, и, в самый последний миг ощутил чувство абсолютного покоя.

«Я сделал то, что должно» …

Магия духа ударила по твари, прошла сквозь нее, и монстр остановился, точно налетев на стену. Трегоран моргнул — ему показалось, что он видит, как от тела отделяется некая субстанция, отдаленно напоминающая тень, а затем помесь паука с сороконожкой и человеком, не издав ни единого звука, рухнула, завалившись на бок. Правитель некогда могучей империи, долгие годы видевший кошмары, наконец сумел заснуть по-настоящему. Навсегда.

Трегоран хотел было засмеяться от радости, но острый приступ боли сдавил его сердце, перед глазами у юноши все потемнело, и он повторил действия своего противника.

И снова он во дворце.

Удар императора, казалось, должен был разорвать саму ткань мироздания, однако же, это было лишь иллюзией. Когда сокрушительные чары школы духа соприкоснулись с мужчиной, прикрывшим собой приговоренного, они просто рассеялись, не причинив тому ни малейшего вреда.

Незнакомец поднялся и Трегоран увидел бездонные черные глаза. Глаза бога.

— Цена была оговорена ранее и договор скреплен, — спокойно произнес Фарнир. — Ты проиграл, маленький император. Оглянись.

Император посмотрел по сторонам, и Трегоран повторил его движение. Тронный зал был пуст, точно еще миг назад тут и не стояли десятки людей.

— Что ты с ними сделал? — в ужасе прошептал он.

— Не все ли равно, человек? — пожал плечами черноглазый. — И я бы на твоем месте думал о себе.

Он сделал шаг вперед, и император попятился, еще шаг, и великий маг вновь отступил.

Бог улыбнулся, однако в его улыбке не было ни тепла, ни доброты.

— Человек, я дам тебе шанс. Ты, тот кто именует себя величайшим магом на свете, просто обязан хранить какие-нибудь секретные знания. У тебя есть время, чтобы добраться до тайника и найти что-нибудь интересное.

Император с перекошенным от ужаса лицом бросился бежать, а Владыка Хаоса склонился к своему протеже. Магические путы, удерживавшие его, исчезли, и мужчина лежал на мраморных плитах. Впрочем, это был не тот Анатиан, которого Трегоран знал по предыдущим снам. На плитах без сознания валялся гигант с широченными плечами, вздувшимися мышцами и лицом бога со статуи.

Фарнир хмыкнул и, переступив через бессознательного человека, спокойно двинулся вслед за Утарианом.

Трегоран понял, что видит, скорее всего, последний сон. Отражение умирающего сознания, быть может даже, подарок императора. А значит, он не вправе пропустить ни единого мгновения! Именно поэтому юноша со всех ног помчался следом.

Императора они нашли в роскошной комнате на втором этаже. Одна из стен этой комнаты отъехала в сторону, и именно за ней прятался чародей. Он лихорадочно рылся в древнего вида свитках, отбрасывая один за другим.

— Твое время истекло, человек, — сообщил Фарнир. — Покажи, что сумел найти.

Пергамент вывалился из рук мужчины и тот закричал от ужаса, а Фарнир, неожиданно оказавшись рядом, прошептал, глядя ему в глаза.

— Что, вообще ничего интересного? Жаль. Знаешь, я мог бы убить тебя, мог бы отправить твою душу в самые кошмарные земли мертвых, которые ты только можешь вообразить, однако у меня есть идея интересней. Ты не умрешь, а будешь жить, неспособный покинуть место своего заточения, зная, что все твои подданные бродят где-то неподалеку.

Из рукава Фарнира выбрались паук и большая сколопендра, которые деловито двинулись к дергающемуся человеку. Император понял, что ему грозит, и постарался закрыть рот и зажмуриться, но бог Хаоса не был столь милостив. Глаза и рот человека оставались открытыми, и насекомые одно за другим заползали внутрь.

Фарнир топнул ногой, и в полу появилась дыра.

— Приятного отдыха, — пожелал он, и отпустил свою жертву. — Спи, поверженный владыка, спи и наслаждайся кошмарами. Но помни, что твой сон прервет носящий мою отметку на своей душе. Жди его, ибо твое избавление, как и твое наказание, оба происходят от меня.

Снизу раздался рев, а затем дыра закрылась и божество, улыбнувшись одному ему ведомым мыслям, растворилось в воздухе.

Вслед за этим Трегоран потерял сознание.

На этот раз не было ничего, ни снов, ни видений, лишь бесконечное облако мрака, в котором он плавал, точно лягушонок, попавший в пруд.

«Я думаю, значит, я жив», — подумал Трегоран. — «Я потратил слишком много сил. Наверное, мое тело находится на пороге смерти».

Вдалеке он увидел точку и направился к ней. Чем быстрее Трегоран двигался, тем сильнее его тянуло на свет, который заполнял собой все вокруг, разгоняя непроглядную тьму. И в ушах стал нарастать шум, похожий на голоса людей. Здесь ждали отец, мать, друзья, имена которых он уже не мог вспомнить. Каждый голос был знаком и отдавался в сердце юноши, заставляя то трепетать.

Но что-то тут было не так. Что же именно, юноша не мог понять.

Он услышал тихий шепот, едва различимый сквозь эту какофонию.

— Вернись, не уходи…

Вернись…

«Куда я должен вернуться? Зачем? Мне хорошо и тепло. Ничего не болит» …

Но голос не останавливался, продолжая звать снова и снова.

— Вернись…Вернись…Вернись…

И он был столь настойчив, что Трегоран остановился. Неожиданно он понял, что продолжает двигаться — свет затягивал, точно водоворот. Тогда молодой чародей начал двигаться, загребая руками и ногами, будто борясь с течением. С трудом, медленно, точно улитка, он направился назад, прочь от нестерпимого света и голосов, которые рванули вслед за ним, гремя, зовя и обещая покой.

«Нет, я не могу! Я должен бороться! Я еще не помог брату!»

С каждым мгновением силы чародея лишь крепли, и голос, зовущий его, и принадлежащий Итриаде, в чем он теперь был уверен, звучал все громче и громче.

Трегоран двигался навстречу голосу северянки, лишаясь последних сил и борясь с зовом мертвых.

«Я не остановлюсь, я нужен друзьям!» — лихорадочно думал Трегоран, все глубже и глубже погружаясь во тьму.

В какой-то момент он понял, что уже не плывет, а падает, и падение это становится все быстрее и быстрее, и наконец, молодой чародей понесся вниз. Он закричал от ужаса, и зажмурился, в чем, правда, не было никакого смысла, ведь в антрацитовом мраке небытия не было ни малейшей возможности рассмотреть что-либо.

Юноша ожидал удара, но его не было. Вместо этого кожи коснулась холодная ладошка, а в нос ударил такой знакомый запах костра.

Трегоран судорожно вздохнул и открыл глаза, увидев знакомый тронный зал. Над ним склонилась Итриада. Девушка была бледна, избита так, что все лицо и шея превратились в сплошной кровоподтек, левую руку замотана полосами ткани, и плотно закреплена на груди. Она сидела, уставившись в одну точку и тихо, размеренно звала его по имени.

— Итриада, ты жива? — слабо улыбнулся чародей и северянка, вздрогнув от удивления, взглянула на него.

— Трегоран. Тут, — девушка слабо улыбнулась, затем ее глаза закрылись, и она рухнула рядом.

Юноша попытался подняться, но у него ничего не вышло — тело не слушалось, а потому он постарался позвать на помощь Димароха, но из груди вместо громкого крика вырвался лишь жалкий писк. Тогда Трегоран решил использовать магию, однако его Пламени не хватило даже на то, чтобы зажечь свечку.