Страница 4 из 71
Юлиана любила его собственнически, без намёка на нежность. Иногда она была слишком резкой и эгоистичной, но Вековечный Клён прощал, не успев толком обидеться. Он знал, как несовершенна человеческая природа и как тяжело в этом мире дается людям самообладание.
Яркий шуршащий поток листвы на несколько долгих мгновений закрыл их, обнимающихся, от чужих глаз. Дал время насладиться друг другом под высоким голубым небом ранней осени.
— Ты еще не прожила достаточно долго, чтобы считать, что живешь вечно, — прошелестел Клён Юлиане на ухо. — Но ладно, так и быть. Если я уйду, вы станете обычными и умрёте ровно тогда, когда придет срок. Так что…
— Так что не смей нас бросать, понятно? Я того, сдуру ляпнула.
"Что ты, интересно, по ночам делаешь, раз днем у тебя тихий час?" — вспомнились ей гневные слова шефа. Ох, о таком не принято говорить вслух. Да, конечно, всем в городе давно известно, что ее дом — Вековечный Клён — на самом деле дерево-оборотень по имени Киприан.
Мало кто знает, что по ночам он превращается в человека и обнимает ее до потери пульса, после чего зацеловывает до состояния, близкого к обморочному, и покрывается корой, удерживая Юлиану в крепких объятиях.
И уж точно никому невдомек, что Юлиана, оказавшись в заточении внутри Вековечного Клёна, долго разговаривает с ним по душам — о вещах, понятных только им двоим. Об их собственной целой вселенной, где нет места посторонним.
Прямо сейчас эти посторонние яростно вторгались в их привычный распорядок. Ладно, почти привычный. В середине дня Юлиане полагалось строчить статьи для газеты в издательстве, откуда ее вытолкали чуть ли не с кулаками.
— Представляешь! — возмущалась Пелагея где-то у нее за спиной. — Забрался ко мне в дом полтергейст. Нёс какую-то чушь насчет того, что я фея, а потом заявил, будто жить мне осталось всего ничего. Да еще кольцо дурацкое не снимается…
Во время телепортации она прокрутила в уме предыдущие события и пришла к неутешительному выводу, лишенному всякого логического подкрепления: нет, никакая она не фея. Просто кое-кто при помощи разных магических побрякушек вздумал морочить ей голову.
Только вот с какой целью?
И зачем она билеты на поезд с собой взяла? Проверить? Убедиться, что невидимка солгал?
В ее душе бал правили махровый консерватизм пополам с дремучим скепсисом. Она упорно ставила знак равенства между прогрессом и катастрофой, новому предпочитала забытое старое и редко принимала на веру чужие слова.
Кекс — белый мохнатый пёс-метеор на коротких лапах — обнюхал Пелагею и с задорным лаем помчался обратно к Юлиане: отчитаться, что носительница консерватизма и скепсиса только что прибыла на Звездную Поляну.
Коротышка-Пирог, тоже мохнатый, но только чёрный и полная противоположность дружелюбному Кексу — фыркнул на Графа Ужастика, чихнул в пылу праведного гнева — и усеменил, чтобы предупредить: кот Пелагеи доставит уйму хлопот.
— Пёс с ним, с котом. Положите его возле Клёна, — велела Юлиана и строго зыркнула на Киприана: мол, давай-ка, превращайся уже обратно, придется тебе поработать целителем.
Киприан пожал плечами, недоуменно глянул на нее своими дивными глазами с застывшим в радужке янтарём. И врос в землю, как полагается любому уважающему себя дереву. Только в образе дерева он мог излечивать тяжелые недуги братьев меньших.
— Что за кольцо? — осведомилась у Пелагеи Юлиана и бесцеремонно ухватила ее за руку, где на пальце красовался золотой перстень с изумрудом. — Не снимается, говоришь? Выглядит дорого. Эх, продать бы его… Меня сегодня с работы уволили, знала? Теперь я официально нищая, никому не нужная писательница.
Она выпалила всё это на одном дыхании и ждала, что ей посочувствуют, удивятся, почему вдруг писательница, попросят почитать ее книги. А она гордо ответит, что строчит свои невероятно фантастические и запредельно гениальные проекты по ночам (разумеется, кроме душевных бесед с Киприаном). Но их не ценят и не понимают.
Ничего из вышеперечисленного не произошло. Пелагея стояла с запястьем, зажатым у Юлианы в руке, и глупо моргала. Ну и ладно, что с нее взять? Как есть, из лесу пришла.
— В общем, ты тут отдыхай, устраивайся, — подавленно сказала Юлиана. — Сиропчика кленового попей, укрепляет. А я пойду проветрюсь.
Сюжеты своих невероятно фантастических и запредельно гениальных проектов она обсуждала с единственным на земле человеком. Этим человеком была Эсфирь.
Ее смуглый точеный профиль, иссиня-черные волосы с пущенной впереди белой прядью и изящная фигурка, упакованная в ярко-красное сари, могли бы по праву считаться достопримечательностью страны Зеленых Лесов.
Никто не одевался так экстравагантно, как она. Никто, кроме нее, не позволил бы себе общаться с королем на равных. И уж конечно, ни одна живая душа не сунулась бы в заброшенный замок к Рифату — сумасшедшему ученому, помешанному на электричестве. А Эсфирь регулярно наведывалась к нему в гости, таскала сумки с продуктами и предметы первой необходимости.
И никто понятия не имел, чем они там вдвоем занимаются.
Что с королем, что с Рифатом — Эсфирь ни с кем из них не позволила бы себе вольностей. Значит, что получается? Дружба? Взаимовыгодное сотрудничество?
Ее прозвали женщиной-кинжалом, женщиной-стрелой. Ей, как никому другому, была свойственна прямолинейность и острая жажда справедливости. Она владела несколькими боевыми искусствами, отличалась тягой к экзотике и столь пламенной любовью к свободе, что все прочие "любови" просто-напросто тускнели на ее фоне.
Юлиана чрезвычайно гордилась знакомством с этой сумасбродной дамочкой. Вместе они могли учинить какую угодно авантюру. Вот, например…
— Качели, — как-то совсем не по-взрослому пискнула Юлиана.
— Так чего же мы ждем? — весело отозвалась Эсфирь.
Они встретились на центральной улочке города Вечнозеленого, забрели в пустой заросший двор и обнаружили на площадке качели-балансир, достаточно высокие для великовозрастных девиц, замысливших окунуться в детство.
Длинная балка, покрашенная в канареечно-желтый, возмущенно скрипнула, когда на один ее конец взгромоздилась Юлиана, а на другой, подобрав сари, уселась Эсфирь.
— Меня уволили, — сообщила Юлиана, оттолкнувшись ногами от земли и возносясь к небесам.
— Клевала на работе носом? — понятливо усмехнулась Эсфирь и тоже оттолкнулась ногами. — Ночью спать надо, а не книги писать. Кстати, какая у тебя уже по счету?
— Седьмая, — скорбно вздохнула та. — Я так мечтала стать известной писательницей, но, похоже, мечты останутся мечтами. Издательства меня отшивают. Говорят, не вписываюсь, не формат. Я в отчаянии.
— А что такое формат? — поинтересовалась Эсфирь.
— Драконы там всякие, нечисть, ведьмы на мётлах. Те же оборотни с вампирами. Представляешь, людям нравится именно такое. Ах да, еще когда тело предаёт и страсти бушуют. Любовные романы, то есть.
Юлиана скривилась. Писать про бушующие страсти она решительно отказывалась.
— А драконы! — убито продолжала она. — Что в них такого особенного? Большие уродливые ящерицы с перепончатыми крыльями, фи!
Эсфирь решила мудро промолчать и вновь привела качели в движение.
— А колдовство, — распалялась Юлиана. — Силы зла, всякая потусторонняя муть… Да тьфу! Не верю я в это.
— А в фей вы верите? — неожиданно вклинился незнакомец.
Юлиана до того оторопела, что рухнула на своем сидении прямо в песок, забыв задействовать ноги в качестве опоры.
Незнакомец стоял слишком близко. Он был статным, высоким, сногсшибательно красивым. Его не портил даже парчовый домашний халат. Хотя нет, скорее уж, королевская мантия, добытая из какой-то древней эпохи. Со своими гладко забранными назад, черными, как смоль, волосами он больше напоминал девушку — такими тонкими и правильными были черты его лица.
— В фей? — переспросила Юлиана, млея под пристальным взглядом незнакомца и принюхиваясь: пахло от него совершенно изумительно. — Что вы! Конечно же, нет!