Отпусти меня 2

Волнение отпустило. Мне нравится свое отражение в зеркале, естественный макияж, румянец на щеках и то, как подчеркнули глаза. Мне нравится прическа с переплетением локонов и жемчужинами в волосах. Но волнение возвращается, как только на меня надевают платье и фату, которую закрепляют серебряным гребнем. Платье такое белоснежное, красивое и чистое. В таком нужно отдавать себя мужчине раз и навсегда. Отдаться по любви…

— Лизка! — Вера закрывает рот рукой. — Ты… — подбирает слова. — Ты шикарная. Очень красиво.

Дышу, киваю. Это не я, это работа визажиста и нашего организатора. А я девочка с растрёпанными волосами, в простом сарафане, стою где-то в поле с ромашками. Так я себя чувствую. А это все очень дорого для меня, не по силам.

Мы с Романом едем к месту регистрации по отдельности. Всю дорогу я сжимаю руку подруги, не выпуская, пытаясь найти в себе силы перенести этот день. Я думала, что успею обнять маму, прежде чем стану Калининой. Но все было организованно так, что я приехала именно к церемонии и присутствующие ждут только меня.

Злата снимает с меня шубу, отправляет Веру в зал, вручает букет, суетится, поправляя платье, и сама волнуется так, будто тоже выходит замуж. А мне кажется, я не просто переживаю, я уже не чувствую тела. Оно ватное.

— Вы сейчас выходите и медленно под музыку идёте к арке, где ждет ваш будущий супруг, — сообщает мне Злата.

— Можно мне воды? — хриплю я. В горле пересохло, и желудок сводит. Я ничего не ела от волнения, и меня тошнит.

Злата протягивает мне бутылочку воды, пью много, чтобы наполнить желудок.

— Все, ваш выход. Массивные двери распахиваются, и на меня словно обрушивается огромный белый зал с колоннами и прозрачными воздушными балдахинами на потолке. Множество людей по бокам и неотразимый господин Калинин, ждущий меня возле цветочной арки из белых живых цветов.

ГЛАВА 11

Елизавета

Самое трудное – сделать первый шаг, особенно когда внимание десятка людей приковано ко мне. Столько лиц и почти все незнакомые. Самое смешное, что это даже не близкие Романа. А только нужные ему люди. Как же все фальшиво в этом обществе. Как он может так жить? Пауза затягивается, а я все стою в дверях, слыша только свое сердце, которое бьётся где-то в висках.

— Елизавета, — шепчет мне Злата, буквально выталкивая в зал.

Иду, наверное, медленнее, чем полагается. Стараюсь смотреть в пол. Вокруг любопытные глаза, а впереди холодная сталь Калинина. Мне плохо от волнения. Подташнивает, грудь сдавливает, дышать трудно. Гости начинают шептаться, и я сжимаюсь еще больше. В какой-то момент Роман не выдерживает, делает несколько шагов в мою сторону, берет за руку и уже сам ведет к месту, где нас ждет девушка-регистратор.

Поднимаю голову, заглядываю Роману в глаза и чувствую, как он сильнее сжимает мою руку. Калинин ловит мой взгляд в плен своих серых стальных глаз и не отпускает. Пленит. Не позволяя закрыться.

Он наклоняется ко мне близко-близко и глубоко вдыхает.

— Ты прекрасна. Я очарован, — шепчет, опаляя своим горячим дыханием. — Забудь про них, не отпускай мой взгляд.

Как же сладко он может говорить, но я давно не верю.

— Сегодня самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни, — звонко начинает девушка. А я смотрю мужчине в глаза и пытаюсь успокоить рвущееся дыхание. — Создание семьи – это начало доброго союза двух любящих сердец. — Боже, какой это все бред, кто придумывает эти речи? — С этого дня вы пойдёте по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения.

Начинаю подрагивать. Я не специально, так получается. Калинин перехватывает мою вторую руку и тоже ее сжимает. Со стороны выглядит мило. Но на самом деле он скрывает от присутствующих мою панику. Девушка еще что-то говорит, но я уже не слышу, меня словно отключает от всего постороннего. Я смотрю в глаза Роману и пытаюсь уловить хоть одну эмоцию. А он, кажется, сканирует меня, строго следя, чтобы не сделала ничего лишнего и отыграла этот фарс правдоподобно.

— В присутствии ваших родных и друзей прошу вас ответить, является ли ваше желание стать супругами свободным, взаимным и искренним, готовы ли вы разделить это счастье и эту ответственность, поддерживать и любить друг друга и в горе, и в радости? Прошу ответить вас, Роман.

Задерживаю дыхание и больно кусаю губы.

— Да.

Так уверенно, со своей высоты низким тоном отвечает он.

— Прошу ответить вас, Елизавета.

Мне кажется, я прокусываю губу. Больно. Дыхание спирает. Калинин сильнее стискивает мои ладони.

— Да, — наконец, выдавливаю из себя неуверенным голосом. Прости меня, мой режиссёр. Я все же бездарная актриса. Закрываю глаза, разрывая наш контакт. На нас не просто смотрят десятки любопытных глаз, нас снимает камера, и постоянно щёлкает фотоаппарат.

— В знак верности и непрерывности брачного союза, в знак любви и преданности друг другу прошу вас обменяться обручальными кольцами, которые с давних времен символизируют святость брака. И пусть они напоминают вам, что ваши сердца всегда будут рядом.

Роман берет кольцо с небольшого постамента, сам удерживает мою ладонь, поскольку у меня нет сил даже на это, и надевает мне на палец кольцо. Я даже не могу рассмотреть украшение – символ нашего брака, поскольку глаза начинают нещадно слезиться.

Беру широкое кольцо Романа и пытаюсь его надеть. Выходит плохо, руки не слушаются. Роман сам поправляет украшение. Такой невозмутимый. Неужели понимая, что это для меня принуждение, внутри него ничего не екает.

— С этого момента вы стали еще ближе друг другу, вы стали настоящей семьёй. Объявляю вас мужем и женой! А теперь жених может поцеловать невесту.

Ноги подкашиваются, огромный белый зал вдруг начинает плыть. Кажется, еще немного, и я рухну к ногам Калинина. Теперь моего мужа. Но Роман не позволяет мне упасть, вовремя подхватывая за талию, притягивает к себе. Прикасается к моим губам, но не целует.

— Дыши, детка. Ты теперь моя, — шепчет в губы, слегка всасывая их, пробует на вкус. — Твоя мама так растрогалась, не расстраивай ее. Будь умницей.

Снова условия. И ведь он прав. Если разрыдаюсь, мама распереживается. А если расскажу правду, это станет для нее ударом. Я все равно уже вышла замуж и пала перед этим хищником, так зачем бередить сердце матери?

— Все в порядке, дыши и улыбайся, детка, — отпускает. Раздаются оглушительные аплодисменты. Хватаюсь за руку Романа, стискивая ее, чтобы обрести равновесие. Глубоко вдыхаю и натягиваю улыбку.

Начинается вереница поздравлений, у меня уже болят челюсти всем выдавать улыбку. Я устала от чужих прикосновений, они мне неприятны. Но я растягиваю и растягиваю губы, моля про себя, чтобы этот день закончился как можно быстрее.

Оказалось, все не так трудно перенести, по сравнению с поздравлениями мамы. Как только она подходит ко мне, в растерянности осматривая Романа, которого видит впервые, из моих глаз начинают литься слезы. Градом. И я не могу их остановить. Отпускаю Калинина и кидаюсь ей на шею. Роман тактично отворачивается, с кем-то беседуя.

— Лизонька, девочка моя, — мама гладит меня по спине, а я понимаю, что если прямо сейчас не остановлюсь, у меня начнётся истерика. — Ты что, моя хорошая? Что-то не так? — шепотом спрашивает меня.

— Все хорошо, мам. Ты же знаешь, какая я впечатлительная, — всхлипываю. — Это от волнения.

— У меня столько вопросов, мне столько нужно тебе сказать… — мама сама всхлипывает.

— Мам, мы обязательно поговорим. Останься здесь подольше? — прошу ее я. Она так мне сейчас нужна.

— Позже обсудим, ты такая красивая, что я боюсь все испортить, — быстро стирает с моих щек слезы, поправляет фату и платье, сжимает мою руку и отступает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Когда вереница поздравляющих, наконец, заканчивается, я чувствую усталость, как физическую, так и моральную. Все поднимаются на второй этаж, где будет проходить банкет, а мы с Калининым уходим в небольшую комнату для отдыха. Роман запирает дверь, срывает с себя бабочку и расстёгивает пару верхних пуговиц.