Страница 5 из 8
Однако, на следующее утро, когда Михаил Аркадьевич лежал в своей постели и страстно желал скорейшей смерти, в номер постучали. После вялого вавиловского «войдите», в комнату вошел слуга, передал ему записку и вышел. Развернув ее дрожащими руками, князь увидел адрес, написанный на листе бумаги прекраснейшим женским почерком. Он вскочил проворно с кровати и сплясал беззвучно лезгинку, танцевать которую научился еще в молодости во время какой-то очередной войны на Кавказе. «Как же она узнала мой адрес? Это чудо, чудо. Господи, спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь» – подумал он и потерял сознание…
Вернувшись в имение, он, даже не отобедав, сразу сел за свой огромный письменный стол в рабочем кабинете и на одном дыхании написал Мари длинное довольно письмо. В нем он подробно описал знатность своего рода, детство, отрочество, юность и то, чем он занимается сейчас. А также особо подчеркнул, что никогда не был женат. Потом вызвал управляющего имением, отдал ему письмо, запечатанное в конверт, и приказал срочно отправить его адресату. После чего он с огромным удовольствием отобедал и даже выпил водки.
Так и началась эта замечательная история в письмах. Мари вернулась в Париж лишь через несколько месяцев. Ей зачем-то вздумалось заехать в Брюссель, а затем и в Амстердам. Приехав, она сразу же велела принести ей всю корреспонденцию и, быстро осмотрев пачку писем, выбрала письмо от Михаила Аркадьевича, вскрыла его и жадно прочитала. После чего сразу же написала ответ, где подробнейшим образом описала свое путешествие по Европе, а также то, чем она занимается в Париже. Умолчала она только об одном. А именно, что раз в неделю, иногда и чаще в дом к Мари приходит молодой маркиз, которого она принимает в своей спальне и к середине этих встреч маркиз и Мари всегда становятся совершенно раздетыми. Потом писем стало много. В каждом из них они описывали друг другу все события, происходящие в их жизни, от одного отправленного письма до другого. Письма эти были ужасно скучные, события, описываемые в них – страшно однообразными. Однако и князь, и Мари всегда очень ждали этих писем и с жадностью их читали. Князь даже было один раз, собрался уже поехать в Париж, но разразившаяся в Европе война или слухи о том, что эта война вот-вот разразится, смешали все его планы и он не поехал. Мари же зачем-то поплыла на пароходе в Северную Америку и пробыла там где-то полгода. Вернувшись в Париж, она тут же написала письмо Михаилу Аркадьевичу с описанием тех событий, что произошли с ней в Америке. Через какое-то время ей приходит письмо от управляющего имением, где тот пишет, что Михаил Аркадьевич скончались такого-то и такого-то числа и похоронены там-то и там-то. А еще он переслал письмо князя, которое тот написал незадолго до своей смерти. Вот что было написано в этом письме.
«Милая моя драгоценная любимая Мари. Вот уже прошло три года с того самого времени, как мы познакомились на балу у Трубецких. И вот три года меня преследует это видение – наш с тобой вальс, запах твоих волос, прикосновение твоих рук. Три года я перечитываю твои письма и храню их, как величайшие драгоценности Вселенной. И я хочу сказать тебе о том, как безмерно, как глубоко я любил тебя все эти годы. Я не мог тебе признаться в этом ранее…». Здесь письмо обрывалось, и на бумаге красовалась неровная черта и клякса.
Мари сидела неподвижно целый час. Потом послала за маркизом. Но, не дождавшись маркиза, умерла. Доктор после вскрытия, поставил диагноз – разрыв аорты.
Последнее, что видела Мари перед смертью – она и князь танцуют вальс, вальс, вальс…
Съемки порнофильма. Сцена первая. Филиокве.
– Ну, это вообще хуйня какая-то, а не рассказ.
– Почему? Обоснуй. К чему эти необоснованные оскорбления?
– Обосновываю. Рассказ написан современным графоманом, который неумело пытается стилизовать этот никчемный рассказик под середину или конец девятнадцатого века. Пытается написать в стиле реализма. А зачем современному постмодернистскому писателю это нужно? Никогда не задавал себе вопрос?
– Не будь так строг. Автор просто перенес некий случай или эпизод, а возможно некий кусок своей жизни в этот рассказ. Там, скорее всего, некий очень неудачный любовный эпизод в жизни автора, вполне возможно, что даже несколько драматический. Возможно, ему категорически отказали. Или, возможно, он не так все понял и подумал, что ему категорически отказали. И, таким образом, трагически, в виде этого выдуманного рассказа, он решил поставить точку в этом своем жизненном эпизоде, но, наверное, у него это не очень хорошо получилось. Но концовка же, все ж гениальная, согласись. Последнее, что видела Мари перед смертью – она и князь танцуют вальс, вальс, вальс…
– Тс. Тихо. Слышишь. А ведь я совсем забыл. Музыка слышишь? Это, как будто монотонно гудит что-то. Что это такое? Что это за музыкальное оформление в реальной жизни? И музыка слышна со всех сторон и изнутри. Где я? И вспомнил еще. То, что ты читал мне, я вовсе не как звуки слышал. Я смотрел немой фильм. Где очень много субтитров. А музыкальное сопровождение вот было то же самое, что и сейчас. Это не музыка. И вот этот банальный сюжет, с отвратительной игрой актеров и из рук вон плохой операторской работой, с таким вот музыкальным сопровождением, становится вдруг гениальным, задевает самые тайные струны моей души и до слез. Вот, прям, до слез! Что это за нечеловеческая музыка такая?
– Ну, как же. Это 7-Methoxy-Beta-Carboline (Telepathine). Первая песня группы Coil из альбома Time Machines. 1-я сторона пластинки. Но слушай, давай, все же, продолжим обсуждать прочитанный мной рассказ. Мне кажется, автору особенно удались…
– Да иди ты на хуй со своим рассказом! Тише. Видишь, где мы находимся? Это съемочная площадка. Режиссер, актеры, оператор, осветители, гримеры. Чувак с целым ворохом салфеток на коленях.
– Так, сегодня второй съемочный день. Сегодня у нас довольно простые сцены. Вчера мы все познакомились. Прорепетировали. Притерлись друг к другу. Член Партизана никому уже не кажется большим. Да Дочка? (Дочка смеется и что-то нечленораздельно отвечает). Ну, вот и хорошо. Итак, сейчас у нас снимаются Бабушка с Дедушкой. Остальные отдыхают. Никуда не расходимся! Учитель! Мэр города! Смотрим, учимся у ветеранов. Ветераны. Значит так. Сначала Бабушка делает Дедушке минет. Значит Бабушка. Стараемся. Не увиливаем. С заглотом. Яйца ему помассируй, как ты умеешь. Это у нас где-то минут на пять. Оператор ты с разных ракурсов снимай. Чаще чтобы в кадр попадала мясистая жопа Бабушки. Дедушка, тебе Виагру или Левитру дать двойную дозу? Чтобы ты, как в прошлый раз не опозорился. Чтобы съемки не задерживать. Все нормально? Ну, смотри у меня. Значит, потом минут пять покувыркаетесь в миссионерской позе. Потом раком. Потом Бабушка на Дедушке. Оператор. Сиськи бабушки крупным планом, а не как в прошлый раз. Ну как такую красоту и крупным планом не показать? Потом Дедушка кончает на лицо Бабушке. Все. Вопросы есть? Вопросов нет. Приступаем.
Отрывок из книги Ноэля Кребо «Как я снимался в порнофильме»:
«Дедушкой режиссер называл самого старшего порноактера, но тому было от силы 45 лет. Он молодился, красил волосы и выглядел лет на 35. Был спортивен, подтянут. Член у него вставал достаточно быстро, особенно если какая-нибудь из порноактрис делала ему минет. Поэтому мне не совсем понятна извращенная логика режиссера. Мне непонятен ход его мыслей и что творилось в голове у режиссера, когда он назвал нашего лучшего актера Дедушкой. Но Дедушка улыбался и отшучивался фразами. Мол, не так страшно быть дедушкой, страшно спать с бабушкой. Бабушкой наш оригинальный режиссер называл также довольно молодую женщину, лет тридцати, тридцати пяти, с огромной жопой и сиськами, симпатичным лицом и крашенными обесцвеченными волосами. Бабушка могла участвовать в съемках двадцать четыре часа в сутки и так симулировала оргазм, что у оператора, по его собственному признанию, вставал член. Двух молодых блондинок, одинакового роста и одинаково сложенных, режиссер называл – Мама и Дочка. Они были одного возраста, но Мама выглядела лет на пять старше своего возраста, оттого что чересчур часто пользовалась косметикой, а дочка выглядела лет на пять младше своего возраста. Из-за того, что постоянно смеялась и была в хорошем настроении. Учителем он называл хлипкого и неразговорчивого малого, тщедушного телосложения. Но с огромным членом. Он мало разговаривал и не проявлял, практически, никаких эмоций даже тогда, когда актрисы под ним орали, как резанные от экстаза. Партизан был здоровенной детиной, весь с макушки до пят покрытый черной растительностью. Он был нервный, постоянно орал и грозился покинуть съемочную площадку. У него были периодически проблемы с эрекцией, особенно с похмелья. Но зато никто лучше него не мог делать кунилингус. И, наконец, МэромГорода, ПризидентомБанановойРеспублики и Бахамамамой он называл тихого, неразговорчивого, но отлично сложенного, трахающегося, как швейная машинка и со стальной эрекцией негра, который бежал то ли из Ганы, то ли из Сенегала, не помню. Ну, где там у них Президент своих подчиненных ел? Периодически подлый язык режиссера пытался назвать бывшего обитателя джунглей Людоедом, но режиссер тут же осекался на первом слоге «Лю», так как опасался, что слова его окажутся пророческими. К тому же у режиссера была одна очень странная фобия. Он боялся, что рано или поздно, какой-нибудь мужчина оттрахает его в задницу. Поэтому ночью, отдыхая от съемок, он всегда в свой вагончик приглашал попеременно то Бабушку, то Маму, То Дочку, а то и всех троих одновременно. Оператора, гримера, осветителей, рабочих на съемочной площадке и салфеточника я описывать не буду. Не хочу. Я хочу, чтобы вы потренировали свою фантазию и сами их себе представили. Тем более готовые образы разбросаны в медиапространстве тут и там. И собрать из этих деталей конструктора готовое визуальное изделие, вам не составит никакого труда. Единственное, что я могу вам сказать, что съемки фильма проходили в стандартном для такого рода фильмов месте, в большом доме на берегу моря с бассейном и с огромными стеклянными окнами и дверями. Что еще? Еще повсюду росли пальмы. И на берегу океана и дальше, в глубине острова. Пока все готовились к съемкам, Режиссер читал сценарий. Пока все готовились к съемкам, к режиссеру подошла Дочка (на ней был надет только полупрозрачный халат), присела рядом и начала заливисто смеяться. Режиссер остановил ее серией щелчков пальцами перед самым ее лицом».