Контрданс

Представив все в наилучшем свете, Хаэл отправил послание Астеару ван Хальтеру в Рун, ожидая, что король наконец-то объявит официальную войну югу и поддержит его войско, напав со своими дивизионами на оставшуюся пограничную крепость. В таком случае защитникам Орена пришлось бы отбивать нападение как с востока, так и с севера. К его огромной досаде, ответа не последовало, и Хаэл начал опасаться, что король севера теперь и вовсе мог решить пойти на попятную. «Астеар всегда был лишь жалкой тенью своего отца», — отмечал про себя Хаэл. — «Если бы на северном троне до сих пор сидел Юстав, то он за взятие Адена одарил бы меня наивысшими почестями». А его сын, мало того, что, струсив перед нападением Грасии, заключил поспешный договор с мальчишкой Амадео, так теперь и вовсе спасовал перед решающим шагом, предпочитая молча отсиживаться в своем замке и издалека наблюдать, как герцог завоевывает для него южные земли. Конечно, Хаэл знал, что в случае провала тот тут же принес бы свои искренние извинения южному королю, сетуя, что он ничего не знал об этой атаке, и что Альянс действовал помимо его воли. Но отчего король молчал теперь, когда следовало сосредоточить всю военную мощь северян на границе и раз и навсегда завоевать принадлежащее ему по праву королевство, он мог только догадываться. «Не такого правителя заслуживает Элморден», — все больше убеждался Хаэл. Увидев в лице его отца, короля Юстава, реального претендента на престол — сильного, храброго, непоколебимого и амбициозного — теперь, служа его сыну, Хаэл понимал, что настало время самому вершить судьбу этого мира, а он считал, что такое право он за свою долгую, полную успешно пройденных испытаний жизнь заслужил.

Оставив десятую часть армии в распоряжении герцога, остальные орки под предводительством генерала Бракки, разграбив за пару дней город, направились в обратный путь. Учитывая заметное сокращение своего войска, Хаэл понимал, что Орен без поддержки короля ему теперь взять будет очень непросто. Он помнил его неприступные стены, защищающих его рыцарей и магов. Помнил он и то, как неопытным юнцом умирал, пытаясь бежать после неудачного штурма, который стоил королю Юставу трети всей его армии. Но узнав, что Башня Слоновой Кости опустела, а все маги удивительным образом исчезли, темный лорд воспрянул духом и в очередном послании обнадежил короля обещанием покорить и этот, кажущийся совершенно неприступным, оплот южан, попросив предоставить ему хотя бы половину королевского войска. Но ответа Астеара вновь не последовало, и Хаэл, убедившись в том, что теперь он в одиночку противостоит двум королевствам, решил, что последней его надеждой остается союз с гномами, для которого он заложил в свое время надежный фундамент, пойдя на сделку с Верховным Жрецом и выступив протектором и покровителем этой слабой, на первый взгляд, расы.

Надеявшись поначалу обойтись без помощи гномов, он снова понял, что ему нужны их содействие и ремесло. Он решил перехватить Юнуши в Гиране и сообщить ее отцу и мужу, где она находится с тем, чтобы они поддержали его атаку. Хаэл немедленно связался через темную жрицу Брэнну с иерархом Митраэлом, чтобы тот послал шпиона в торговый южный город на перехват еще одной своей дочери. Митраэл ответил на это согласием, а также сообщил, что в случае победы войска Хаэла над Ореном готов присоединиться к его армии всеми имеющимися у него силами, но не раньше. Хаэл понимал осторожность иерарха. Пока он действовал от лица короля Астеара, остальные темные эльфы, сохраняя относительный нейтралитет, могли спокойно жить в своих лесах и пещерах, надежно сокрытых от человеческих королевств неприступными цепями холмов. В случае, если теперь они бы поддержали Альянс и потерпели бы поражение, у южан появилась бы реальная причина уничтожить всю их расу. «Время нам выступать еще не пришло, но мы все верим в твою победу, ведь ты был избран самой Матерью», — был ответ жрицы. С детства Хаэл настолько пропитался идеей своей избранности, что иногда начинал чувствовать себя практически неуязвимым. И хотя порой ему было горько сознавать, что на него одного была возложена такая огромная ответственность, еще большую гордость он испытывал от мысли, что именно он служит центральным мотивом переломного момента на стыке двух эпох: времени пресмыкания эльфов и эры их возвышения. Но его заботы о своей третьей дочери были напрасны. Ночью, основавшись с войсками в густом лесу на границе Орена и Адена, он почувствовал, как был активирован его амулет. Он ожидал, что это случиться не раньше, чем Юнуши будет перехвачена шпионами Митраэла, и удивился, ощутив необычную связь с гномкой. Он помнил, как это случилось с Аделаидой, его старшей дочерью. На нее он возлагал тогда большие надежды и испытал настоящее разочарование, когда темная эльфийка, которая так многообещающе начала свой путь рядом с ним, сила которой открывала огромные возможности для его войска, предала все его ожидания и, наплевав на здравый смысл, поддержала людей юга. Как и тогда, он вдруг почувствовал, как его охватывает несвойственная ему гамма эмоций и чувств, и понял, что ему срочно нужно связаться с хозяйкой амулета.

Он изумился еще больше, обнаружив, что Юнуши находится не в Гиране, а в Орене, куда он теперь направлял все доступные ему силы, ожидая поддержки с той или иной стороны. Гномка, с которой он до этого был знаком лишь поверхностно, оказалась на редкость стойкой и смелой особой. Она даже не испугалась, когда он ворвался в ее беспокойный сон, а как ни в чем не бывало заявила, что ждала его появления. Она сообщила, что, пытаясь пробраться в Гиран, была перехвачена стражниками Орена, в чьих стенах теперь и пребывает. На аккуратные расспросы Хаэла она небрежно заметила, что говорила с Аделаидой, и та открыла ей правду. Хаэл тут же попытался настроить Юнуши против сестры, заверив ее, что Аделаида слишком сильно привязана к людям, что ей чужды традиции высших рас, коими являются гномы и эльфы, и что она до конца не понимает смысла смены эпох, и что именно Юнуши, плод высокородного союза, является той, что сможет положить начало эры, где темные эльфы и гномы вместе смогут править на континенте. «Весь север будет лежать у ваших ног, а мы станем править югом, после того как, совместив гномьи технологии и эльфийскую мудрость, покажем людям и оркам их реальное место у наших ног», — надменно заявил он, видя, что Юнуши внимательно его слушает. — «Ты хочешь знать, на что ты, с виду мелкое и безобидное создание, на самом деле способна?» — Хаэл довольно улыбнулся про себя, заметив жадный блеск в огромных розовых глазах своей дочери. Он полагал, что, раскрыв в себе небывалые способности, в гномке проснется желание их развивать, но он и предполагать не мог, что ее сила превзойдет все его чаяния. В то время, как большинству магов приходилось долго пробуждать скрытые внутри стихийные энергии, сила Юнуши, казалось, только и ждала позволения выйти в свет, чтобы удивить всех своей неудержимостью и мощью. «Из нее при должном обучении может выйти самый сильный заклинатель ветра даже среди эльфов, а возможно, и самый могущественный маг в целом свете», — с восхищением признался сам себе Хаэл, но дочери лишь сказал, что только с его помощью ей удастся научиться управлять этой силой. На миг он испугался, как бы Юнуши, познав свои возможности, не решила, что вольна самостоятельно их развивать. Но гномка выглядела такой растерянной, что он тут же сумел направить ее мысли в нужное ему русло. Она немедленно заявила, что хочет, чтобы он пришел и забрал ее, что собирается приложить все доступные ей усилия, чтобы стать первым в мире чародеем среди гномов. Она искренне заверила его, что желает свергнуть власть людей и править миром рядом со своим могущественным отцом. В итоге, они договорились о месте встречи, где Хаэл обещал забрать ее. Она же в свою очередь сказала, что сделает все возможное, чтобы уйти из города как можно незаметнее, но все равно предостерегла Хаэла, что за ней могут следить приставленные к ней генералом Орена охранники, отслеживающие каждый ее шаг, каждое действие.