Перчатки для скворца

– Он уехал около трех, на своем автомобиле, один, потом не вернулся, сегодня его тоже не было, я сама удивилась, но это же Миша, это был последний раз, когда я его видела. Павел, в чем дело, это начинает меня беспокоить… – я думаю, это прозвучало очень искренне, так как следователь выдохнул, подошел ближе, тяжело положил руку на мое плечо и произнес:

– Мне очень жаль, но дело в том, что мы нашли тело Михаила, его больше нет, я соболезную…

Произошла пауза, я вдруг отчетливо услышала все, все звуки, происходившие вокруг, как оказалось, их было множество – от звуков автомобилей и железа, до совершенно естественных, как взмахи крыльев голубей, их посапывание, превращение старого снега в воду, это такое тихое хлюпанье, я слышала даже, как шуршит моя одежда и одежда окружающих, а под ней редкий хруст соединительных тканей и костей, такой хруст часто издает тело человека, просто мы привыкли не обращать на это внимание. И, наконец, я решилась:

– Что? Как?

Следователь профессионально дал мне время, чтобы выдохнуть, выдохнул сам и попытался отвлечь меня деталями, это ему удалось:

– Мы практически уверены, что это убийство, больше деталей сообщить не могу. Простите, но мне нужно опросить остальных ваших коллег, я советую вам пойти домой, успокоиться, посмотреть телевизор и лечь спать, завтра будет новый день, и будьте готовы к тому, что нам еще придется встретиться, еще раз примите мои соболезнования, – он был предельно вежлив и старался выдавить из себя как можно больше искренности, но я понимаю, что ему нужно сохранять хладнокровие, и в какой то степени это было его оправданием, так как Миша, по сути был ему совершенно незнакомым человеком, в тот момент, когда они встретились, Миша уже даже не был человеком, это было всего лишь его тело, самого Миши там уже не было.

Странно об этом думать: вот есть человек, а вот его нет, только этого не понять, нужно время, ведь память есть, от нее не сбежать. Эта новость стала шокирующей, любая смерть станет шокирующей, а насильственная, так еще и того, с кем я лично была знакома и провела бок о бок много лет – совершенно немыслима, непередаваемые ощущения. Видя, насколько это происшествие поразило окружающих, мне стало особенно грустно, но в наибольшей степени я переживала за Костика: они с Мишей были друзьями, я не вдавалась в подробности их отношений, но даже мне было понятно, что они близки. Бедный Костик. Если говорить об Оле, то это что-то невероятное, мне даже не хотелось к ней подходить, я просто стояла на месте, где меня оставил следователь, а она уже сидела на ящиках и плакала. У нее сейчас происходит огромное смешение эмоций: с одной стороны, ее коллега убит, и это необычайно трагическая новость, но это случилось Восьмого марта, и теперь это не ее женский день – такой скачок эмоций от полного счастья к полному трагизму, я боялась, что это станет губительным для нее.

Романыч вел себя сдержанно, он взял на себя ответственность, я только сейчас разглядела эту черту в нем, и мне это показалось особенно мужественным – не растеряться в такой ситуации, я прониклась к нему глубоким уважением и с этого дня решила, что всегда буду называть его только Борисом Романовичем, никаких больше Романычей и Борь. Непонятно было только, что делать, как себя вести, какие действия должны последовать, и я подумала, что, возможно, советы следователя не были лишены смысла, и мне стоит отправиться домой. Я подошла к Романычу, посмотрела на него снизу-вверх, качнула головой, тем самым высказывая свое смятение и произнесла:

– Борис Романович, я вам нужна еще сегодня, может, что-то нужно?

– Нет, спасибо, можешь идти, завтра начнем собирать деньги на похороны… – здесь он, наверное, хотел продолжить и повторно поздравить меня с Восьмым марта, но не стал. Я кивнула в ответ, уже на выходе меня встретила Оля, она кинулась на меня с объятиями, грустными объятиями, и я невольно подумала, не шутит ли она, но быстро поняла, что нет, и что просто так мне отсюда не уйти… Она была разбита, и у меня снова пронеслись разные мысли по поводу того, о чем меня спрашивал следователь, может быть, и правда у Оли с Мишей были «романтические» отношения, если так, то они виртуозно скрывались.

– Олечка, это ужасно, – поддержала я ее с верой в свои слова. Оля только хныкала и захлебывалась соплями и слюнями. – Чего ты расклеилась, представь, каково будет его семье, когда они узнают об этом… – после этих слов Оля разрыдалась с новой силой, а я же хотела ее приободрить, не получилось…

– Как? Почему это случилось? Что ты будешь делать? – моя подруга стала сыпать риторическими вопросами, на которые я не могла ничего ответить, но на последний я ответила, что не знаю, что мне делать, но я подумывала просто пойти домой и провести вечер в тишине. Оля посмотрела на меня и сказала, что живет одна, но сегодня очень не хочет пока оставаться в одиночестве, и я как раз тот человек, который может ее понять, так как мы обе знали Мишу. Это было вполне логично, я просто не знала, что значит «не хочу оставаться в одиночестве» – что я могу? Я же не могу пойти с ней домой и успокаивать всю ночь, это просто не укладывалось в моей голове, мы не настолько близки. Но я произнесла:

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Давай куда-нибудь сходим, посидим, часик.

– Вдвоем? – немного испуганно переспросила я, но боялась прозвучать грубо.

– А кого ты хочешь взять? – переспросила Оля.

Я оглянулась и не нашла кандидата, но все же предложила сказать об этом Костику как лучшему другу Миши, Оля была не против. Костик удивился, но согласился, тем более сейчас мы все были немного пьяны в прямом и переносном смысле одновременно. Шампанское уже давно выветрилось, да и новость отрезвила в два счета, но также сделала наши головы легкими, словно помутневшими, совсем немного, и этого было достаточно для того, чтобы идти на поводу у любых предложений, так как генератор идей умер в каждом, любая мысль казалась выходом из ситуации. Мы еще раз предприняли попытку поинтересоваться у следователей об обстоятельствах происшествия, но те были профессионалами, и мы ушли ни с чем.

Я немного могла еще мыслить, и мне очень не хотелось уезжать куда-нибудь далеко от работы или дома, поэтому я предложила небольшое кафе недалеко от речного вокзала, оттуда я могла вызвать недорогое такси, дождаться маршрутки или же дойти домой минут за десять. Мое предложение было принято, в данных условиях конкуренцию ему ничто не составило.

Была уже половина десятого, обычно в это время улицы довольно спокойны, но сегодня Восьмое марта, отовсюду слышался смех и визг довольных девиц, каждое заведение считало своим долгом крутить романтический шансон, от чего в данных обстоятельствах становилось не по себе. Я шла молча и только подходя к заведению поняла, что остальные прошли весь путь, тоже сохраняя тишину, наверное, у нас всех было такое ощущение: никто не говорил, но в голове было громко, целая толпа мыслей, диалогов, картин, ситуаций, все это затмило реальность на несколько десятков минут.

Мы зашли в «Красный мак», так называлось это довольно злачное заведение, но не настолько, чтоб чувствовалась опасность для жизни; здесь был один-единственный свободный столик, место не у колонок, вроде бы неплохое, атмосфера царила праздничная, Оля смотрелась здесь очень гармонично, в другой ситуации ей бы очень понравилось. Все же мы заняли тот стол, время было уже позднее и искать что-либо другое не хотелось. Мы сделали заказ, Оля и Костик настаивали на водке. Я была согласна, что повод не располагает к изыскам, однако предпочла коньяк, мне показалось, что это почти одно и то же, а Миша, на мой взгляд, это заслуживал. Моим коллегам данный довод показался достаточно странным подумали, но они не стали докапываться. Более близки мы еще не были никогда, это особенное чувство: мы уже не раз проводили корпоративы, но это все не то, корпоративы почти вынужденные, скорее всего, так положено, а сегодняшний вечер спонтанный, он спровоцирован жизненным поворотом событий, это совершенно другое качество близости, все маски были сняты, все социальные роли отложены на завтра. Нам принесли напитки и мясную нарезку, мы подняли стопки, выпили не чокаясь, какое-то время, думаю, не более десяти секунд никто не поднимал голову, а просто принимал вовнутрь горячую жидкость, стараясь как можно внимательней прочувствовать ощущения, сопровождавшие этот процесс. После – мы переглянулись: странно, неловкости не было, хоть и энтузиазм для бесед тоже отсутствовал. Оля начала первая: