Страница 10 из 25
Я лежал на снегу, глядя в кружок прицела. Оружие походило на маленький отбойный молоток — сужающийся цилиндр с двумя короткими ручками по бокам и рифлёной накладкой на стволе. На обеих ручках были тугие скобы. Пальцы мёрзли — ночью похолодало.
— Пошёл! — скомандовала Ана.
Метрах в двадцати передо мной снег будто взорвался — из него выметнулась вверх тёмная фигура в развевающихся клочковатых одеждах, похожая не то на привидение, не то на дементора из сказки. Под обрывками одежды угадывалась поблёскивающая тёмная чешуя.
Я нажал левую скобу — рукоять отреагировала лёгким толчком, ствол повело в сторону, за мечущейся скачками фигурой. Потом правую — оружие будто стало на миг тяжелее, даже просело в снег.
Фигуру разорвало в клочки.
— Рипер работает лишь против визуально видимой живой органики, — сказала Ана. — Это ограничение. Даже плотная одежда защищает от импульса.
— Тогда против кого он нужен? — спросил я.
Ана нагнулась, взяла рипер, положила передо мной длинноствольный пистолет.
— Против существ, которые не носят одежду.
— Зверей?
— И зверей тоже. Бери. Это секадор.
Я помедлил. С названиями всех этих причудливых стволов я уже разобрался. Все они шли от земных языков. Те, что были названы англичанами или испанцами, я понимал.
— Тоже против органики?
— Металл не пробьёт. Камни и дерево не помеха. Пошёл!
Следующая цель возникла дальше и гораздо правее. Это был гуманоид — тонконогий, длиннорукий, с приплюснутой головой, в грязно-зелёном халате, болтающемся над коленями. В одной руке он держал короткое копьё с широким, сверкающим, будто стеклянный, наконечником, в другой — овальный металлический щит. Гуманоид не пытался прятаться или убегать, он побежал прямо на меня.
Я выстрелил.
Пистолет выпустил яркий оранжевый луч — гуманоид присел, прикрываясь щитом. Впрочем, я и так промахнулся.
Гуманоид вскочил и вновь устремился в атаку.
Я тоже вскочил, лежать на снегу было глупо. Выстрелил дважды. Оба раза попал.
Оба раза в щит.
Чёрт, не может же враг быть быстрее луча!
— Хмоли отслеживают направление ствола и движение твоего пальца на спуске, — наставительно сказала стража. — Очень хорошее зрение и быстрая реакция.
Гуманоид был уже в десяти шагах. Я видел его лицо — мелкие оскаленные зубы в широком, чуть приоткрытом рту, неотрывно следящие за мной выпученные глаза, вынесенные к самым ушам. Что-то в нём было от лягушки…
Я выстрелил ещё раз — и хмоли опять отразил луч щитом.
А потом метнул копьё. Очень сильно, целясь мне в шею.
Я прыгнул вверх, чувствуя, как тело сводит судорогой Изменения. Краем глаза я увидел руку Аны, пытавшейся отбросить меня из-под удара, но меня уже там не было. Копьё летело страже прямо в плечо.
Не рассуждая и не примеряясь, я ударил ногой по копью, сбивая его, закручивая и подбрасывая вверх. Поймал в воздухе — и, падая, ударил хмоли сверху. Копьё пробило ему грудь и пригвоздило к снегу.
Я приземлился рядом, пнул гуманоида по щиту, которым тот пытался прикрыться.
Хмоли смотрел на меня, всё так же беззвучно скалясь. На губах пузырилась тёмная красная кровь. Я чувствовал едкий густой запах — запах пота и крови, запах смерти.
— Чёрт! — завопил я. — Он что, не иллюзия?
— Это конструкт, — ответила Ана. — Добей его, не будь излишне жестоким.
Сочувствия в её голосе, впрочем, не было.
— Он живой! — выкрикнул я.
— Он умирает. Конструкт существует не более пяти минут, но он испытывает боль и осознаёт себя. Ты хочешь подарить ему четыре минуты мучений?
Хмоли смотрел на меня, продолжая сжимать в руке щит. Потом откинул руку, перестав прикрываться.
— Чёрт, чёрт, чёрт! — завопил я.
Первые цели были иллюзиями, совершенно точно. Они таяли в воздухе, когда я в них попадал.
Но… потом некоторые падали. Некоторые даже умирали не сразу — я ещё подумал о том, насколько правдоподобны эти иллюзии…
Сколько же настоящих, живых и разумных существ я убил за эти два часа?
— Он страдает, — сказала Ана.
Я вскинул пистолет, почти уткнувшись стволом в гуманоида. И нажал на спуск.
Над хмоли встало облако пара, я отшатнулся. Пар оседал кристалликами льда, покрывая иссушенное, сразу ставшее жалким и уродливым тело.
— Ты очень быстр, — похвалила Ана. — Немногие способны уклониться от копья с такого расстояния.
— Он был живой, — сказал я. — Он умирал и понимал это!
Ана помолчала. Потом сказала:
— В конструкты записывают память чужаков, совершивших тяжкое преступление. Этот хмоли был лидером мятежников на Уорхане. Он командовал группой, напавшей на госпиталь. Шестеро стражей и локальный координатор были убиты. Четыре жницы захвачены в плен, подвергнуты жестоким пыткам и ритуальному пожиранию.
— Уорхан их мир? — спросил я, помедлив.
— Был их миром, — безжалостно ответила Ана. — Теперь его контролируют Инсеки.
— Какие смыслы они ищут в болоте, где живут людоеды? — удивился я.
— Это вопрос не ко мне, — Ана пнула ссохшийся труп, тот рассыпался в прах. — Мой отряд подавлял мятеж на Уорхане. Многого навидались. К примеру, пленных жниц. Одна была частично жива… Этот хмоли будет умирать ещё много раз, ещё много лет. Пошли, Макс.
Я посмотрел на останки хмоли.
Потом на невозмутимую стражу.
Потом представил себе Дарину.
Кивнул и пошёл к стеллажам.
Мы завтракали. Стояли у купола, рядом с заваленным странным оружием столом, и ели из пластиковых судков. Можно было зайти в купол, в тепло, некоторые стражи так и поступали. Но Ана осталась снаружи, и я последовал её примеру. Не хотелось показывать себя неженкой.
На Саельме ели два раза в день, как правило, завтракали после восхода солнца и ужинали сразу после заката. Если пересчитать на земные сутки, то питание получалось восьмиразовым.
Но организмы Изменённых требовали много пищи.