Страница 43 из 45
И она рассказывает про Воробьеву. Кое-что мне известно, и я пытаюсь представить себе, что и все, что она говорит — тоже правда. Получается не сразу. Как это умещается в маленькой Марининой фигурке? Вот на нарисованные мои портреты очень хочется посмотреть. А еще больше — смыть, наконец, с нее эту краску. Для чего бы она ее не нанесла.
Про телефон с флешкой того филиппинца — сильно. Я даже сначала не верю, а потом… Как отчаянно она прыгнула сегодня — это из той же оперы, да, это характер. Значит, она реально меня спасла у самолета, когда какой-то тип цеплялся ко мне и все пытался кому-то позвонить…
— Пойми: для тебя она все, что угодно, сделает, — продолжает ее близкая подруга. — Вот скажи ей, например, что тебе нужно три литра ее крови. Ручаюсь, что она тут же, без звука пойдет за банкой и ножом.
— Я не настолько кровожаден, — отвечаю. — Но почему со мной нельзя было словами поговорить?! Я что — зверь?
— А вот с этим — сложно. Робеет она перед тобой, понимаешь? Обожает и робеет. Так бывает. Молчаливая женщина — разве это не подарок судьбы? Только станцевать для тебя ее и удалось уговорить. Обрати внимание, она начала, только когда я подтвердила, что ты приехал. А как она увидела, что ты уходишь, так и прыгнула. Чуть не убилась… Да, ты очень красиво утащил ее из-под носа у всех этих полицейских чинов в гражданском!
Ну, да, пожалуй. Посмеялись немного. Потом она сама звонит Воробьевой — на меня Маринин затык, похоже, начал действовать.
Утром привожу сына. Его сегодняшняя няня, конечно, в гриме. Поглядываю на нее, пытаясь разглядеть в ней все то, о чем говорила Наташа. Может быть, все так и есть. Оставляю Сереге простенький кнопочный телефон, на всякий случай, он умеет ним пользоваться. И еду работать.
День проходит в суете. Кроме организации бизнеса, занимаюсь переездом на снятую квартиру, потому что наконец выпустили Свету. Спускаясь по лестнице от бывшей жены, встречаю идущего навстречу Евгения. Он произносит всего одно слово:
— Ругались?
— Зачем? Все уже выяснено. Тем для разговоров не нашлось.
Он кивает и проходит к дочери.
Я забрал только самое необходимое, поэтому приходится напрячься с обустройством, чтобы в новое жилье хотелось возвращаться.
Вечером прихожу за сыном. Открывает Марина в фартуке. Пахнет чем-то вкусным. Пытаюсь разглядеть Серого за ее фигурой. Не вижу. Она прикусывает губу, словно хочет что-то сказать, но не сразу решается, а потом все же выдает:
— Сережа на кухне, мы блины печем.
Мы?! Для маленького ребенка это же может быть опасно! Брызнет масло, обожжет или вообще… Запрыгиваю на кухню. Но, вижу, что печет, конечно, хозяйка. А мой сын за столом намазывает на блины варенье, покрывает слоем творога и скатывает в трубочки. Рядом с ним большая тарелка, полная этих аппетитных «колбасок». Глаза у него так и горят. Может, крутым поваром вырастет.
— Сейчас я буду ужинать, — важно заявляет он. — И ты садись.
Пытаюсь вспоминаю, когда я ел. Точно надо остаться.
Поели, попили чай с мятой. У сына ладошки, конечно, липкие. Марина подходит к нему, и он с готовностью лезет к ней на руки! Даже не знаю, что сказать — большой мужик уже, вроде. Но она его обнимает, и он явно очень довольный. Несет его в ванную полоскаться.
Ладно. Благодарю хозяйку. Пока мой пацан заканчивает одеваться, я в другом конце коридора укладываю его вещи в сумку. Вдруг Марина берет меня за запястье и, когда я поднимаю на нее глаза, говорит одними губами:
— Я тебя люблю.
И сразу уходит. Не знаю, что ей ответить, и надо ли что-то говорить. Но в дверях шепчу сыну:
— Как тебе, Серый, эта тетенька?
— Нолмально. У нее только детей нету.
— Это — да, — отвечаю. — А вот завтра я тебя отведу туда, где много детей, и можно поиграть.
Проходит несколько дней. Сережа уверенно вливается в коллектив детского сада, не плачет, не просит его забрать. Воспитательницы умиляются и подкладывают ему лучшие куски. Обаятельный, говорят. А то! Когда я его спрашиваю, как дела, с умным видом отвечает, что ходит в детский сад на работу.
У меня тоже работа, но иногда я не выдерживаю и приезжаю днем к Марине. Она меня ждет, замечаю, что рада, и стараюсь быть нежным с ней. А недавно, возбудив ее как следует ласками, но не входя в нее, так, что она уже, наверное, убить меня должна быть готова, я нависаю над ней и быстро спрашиваю:
— Как ты относишься к моему сыну?!
И она отвечает, что мечтает быть его мамой! Причем не задумывается, а говорит так, словно эта фраза у нее на языке готовая лежала. Потом мне все же достается за неуместные эксперименты в ответственный момент, но все кончается хорошо. Мне все больше начинает казаться, что я тоже люблю эту хрупкую сильную девушку. И иногда я решаюсь сообщить ей об этом. Вернее, не сдерживаюсь и сообщаю.
Вчера у меня был серьезный разговор с сыном за завтраком:
— Сереж, тебе вроде нравится Марина?
Кивает с набитым ртом.
— Знаешь, мне она тоже нравится, — признаюсь. — А давай она с нами поживет?
Он смотрит на меня задумчиво, даже жевать перестал, ресницами хлопает, того и гляди ветер подымет. Я весь сжимаюсь внутри — никогда не думал, что вот этот мелкий будет решать за меня, жить мне с любимой женщиной или нет. На всякий случай поясняю ему:
— Знаешь, Серый, она говорит, что любит нас с тобой.
— А как же мама? — он все же задает этот вопрос.
— Мама сейчас очень занята. У нее своя жизнь, проблемы, ей пока не до нас.
— Да, у нее модные показы и дайвинг, — со значением выговаривает, поддерживая мое мнение, четырехлетний пацан.
— Но когда мама сможет, мы будем ходить к ней в гости. А Марина хочет жить с нами прямо сейчас. Ты не против, парень?
— Ладно, — отвечает этот мелкий. — По лукам?
— По рукам, — радостно хлопаю по его протянутой ладошке.
Как все сложно, но интересно!
Для оформления патента на последнюю разработку Петровича, проводим серию экспериментов. Нанесение каждого слоя нейтрализатора краски на тело Марины Воробьевой проводится в специально выделенном для этого помещении медицинского центра. Все этапы снимаются на видео, протоколы оформляются членами экспертной группы, составлен документ о неразглашении.
Раствор наношу я. За ширмой. Двумя плоскими беличьими кисточками — пошире и поуже. Пену с пигментом удаляю влажными салфетками тоже я. Никому не могу доверить такое дело. В стратегически важных местах снимать не разрешаю.
Периодически отхожу пить чай или сделать пару кругов по коридорам. В это время у нее берут анализы, замеряют давление и т. д. Если бы не присутствие посторонних и камеры, процесс шел бы намного веселее, многократно прерываясь на сексуальный час. К тому же местами ей щекотно, и она радостно хихикает.
В очередной раз наношу на лицо и тело полупрозрачный раствор и замечаю, как на глазах уходит искусственность и проступает естественная красота женщины — это как откровение. Чувствую себя почти творцом. И в ее глазах читаю бесконечную любовь и благодарность. Тот самый взгляд гейши, пробирающий до глубины души. Иногда думаю — как будто и не было этих месяцев с первой встречи.
Дерматолог с ученой степенью оценивает результат предыдущего этапа, заставляя Марину поворачиваться к нему то одним боком, то другим:
— Анализы хорошие, — шелестит он бумажками. — На препарат организм реагирует умеренно, интоксикация незначительная. Думаю, нужен еще один, завершающий сеанс, и тело вашей знакомой полностью очистится.
— Это не знакомая, это моя невеста, — говорю я твердо и подхожу к ней вплотную.
И все смотрят на меня, вернее на нас. Потом врач говорит, обращаясь к Марине:
— Желаю вам больше не попадать в подобные ситуации. И — счастья вам обоим!