Neлюбoff

- Не уходи,- прошу я, когда он, стянув с меня платье и, заботливо, подоткнув одеяло, направляется к двери - не уходи, полежи со мной.

- Отдохни Софи, тебе это нужно. А у меня полно неоконченных дел. Я немного поработаю и приду, обещаю - увещевает он меня словно маленькую девочку, боящуюся чудовищ живущих в темноте. Я лежу в темной пустоте комнаты, оставшись совершенно одна, и прислушиваюсь к звукам, доносящимся из - за закрытой двери: глухому голосу Анатолия, обсуждающего сроки сдачи проекта, звуку льющейся в туалете воды, и шорохам, которые живут в каждом доме. Они хранят воспоминания о каждом, кто хоть как - то соприкасался с жилищем. О строителях, заложивших первый кирпич в его фундамент, о каждом, жившем в его стенах, человеке. И конечно о чудовищах, которые живут не в темноте. Нет. Они живут в душах каждого из нас, будя воспоминания и разрушая изнутри. Мифические монстры, ничто, по сравнению с болью потери, расставанием и пережитым насилием. Они не сделают больно, не унизят, не оставят умирать на улице. Главное не бояться, и они исчезнут, унесенные легкой дымкой детских воспоминаний. У Анатолия тоже есть персональные чудовища, о которых он не рассказывает, но это не означает, что их нет. Они живут в фотографиях, на которых его обнимает белозубая красавица, в кухне, явно обустроенной ее холеной рукой. В его сломанной, все той же рукой, душе, которая жаждет пробуждения. И он ждет помощи, выбрав для этой цели самого бесполезного человека - меня. Меня, у которой целая армия своих демонов, дерущихся за право обладания моей никчемной жизнью. Сон совсем не идет, больно, с мясом, выдергивая из памяти воспоминания бродяжничества, постоянно меняющихся мужчин, ставших моим источником пропитания. Нельзя сказать, что ко мне плохо относились. Не плохо - равнодушно, как к автоматической игрушке, раздвигающей ноги за тарелку плова в забегаловке при авто - салоне, и бутылку кислого вина. Особенно запомнился один старый еврей, в силу возраста, не имеющий возможности полноценно заняться сексом. Он тыкался в мою шею слюнявыми губами, и терся об меня, словно дворовый кобель в период гона, вызывая у меня горькое отвращение к себе и жалость к его неполноценности, смешанную с состраданием. Потом, он плакал на моей оголенной груди, слизывая с сосков свои благодарные слезы, а я смотрела, как поднимается кудрявый сигаретный дым к желтому, потрескавшемуся потолку его квартиры. Мне повезло, я не нарвалась на извращенца, которых пруд - пруди, не была найдена растерзанной, где - ни будь в лесопосадке, и не подцепила гнусной болезни, которая медленно убивает физическое тело. И не знаешь, что страшнее, мгновенная смерть от рук подонка, или медленная, от съедающей изнутри, срамной болячки. Вместо этого я лежу сейчас в теплой постели, сытая и чистая, заранее зная, что разрушу жизнь моего благодетеля, поселив в его душу, еще одно мерзкое чудовище.

- Ты, почему не спишь - спрашивает Анатолий, тихо войдя в комнату?

- Думаю.И, о чем, интересно? Обо всем. О том, что живу, чью то, чужую жизнь, сейчас. И ты это понимаешь, просто тебе застилает глаза, выдуманная тобой, любовь ко мне.

- Ты считаешь, что тебя нельзя любить? Почему? - удивляется он.

- Потому что, даже, я сама себя не люблю. Скорее, презираю. Поверь, есть за что. Начни я рассказывать сейчас, что было, после того, как мать выгнала меня, ты тоже пересмотришь свое отношение ко мне.

- Так не рассказывай, в чем проблема. Видишь ли, мне, совсем не интересно, что было. Многие знания, никогда не приносят в человеческую жизнь ничего кроме проблем. Не нужно жить воспоминаньями, Софья. Это путь тупиковый. Живи сейчас.

- Хорошо. Сейчас, так сейчас - соглашаюсь я и откидываю одеяло - иди ко мне. Я хочу тебя.

Он

Софья впивается в мои губы, жадным поцелуем. Ее язык рисует замысловатые узоры в моем рту.

- Ты сводишь меня с ума - шепчу я, лаская маленькую округлую грудь, затвердевшие от желания, вишневые соски. Мои губы блуждают по ее теплому, алебастровому телу, покрывая поцелуями его каждый сантиметр.

- Не могу больше, меня сейчас разорвет - говорит она и садится на меня верхом, перехватывая инициативу. Она обхватывает мои бедра своими, молочно - белыми ногами, от чего мое сердце, тут же начинает выбивать дьявольскую чечетку. С каждым ее движением, с каждым моим толчком внутри нее, я чувствую, как растворяюсь в ней. Потому и сжимаю ее округлые ягодицы своими руками, оставляя на них отпечатки винного цвета. Мне страшно, что если я разожму их, то ничто больше не удержит меня на этом свете. Я просто исчезну. Растворюсь в рваном угаре, наполняющего мое тело, экстаза.

- Только, не останавливайся - умоляю я, чувствуя, как дрожат ее бедра, предвосхищая скорый оргазм, как участилось ее дыхание. Оно вырывается, разбавленное стоном наслаждения, из распухших от поцелуев, губ моей Софи. Она облизывает их языком и замедляет свой чувственный танец, содрогаясь в сладко - пряных судорогах.Время словно сжалось до размеров микрона, фантастически распяв мое тело, разделив его на, не сообщающиеся между собой, части, сделав, выгнувшуюся в экстазе, Софью центром моей вселенной. Оргазм, похожий на разряды тока, пронзает и мое тело, лишая воли и разума, раздирая горло экстатическим криком. Софья, в изнеможении откидывается спиной ко мне на колени, так и не выпустив меня из своего, влажного плена. Мы, так и лежим, молча, думая каждый о своем, соприкасаясь горячей кожей, на острых плечах Софи блестят бисеринки пота.

- Ты, ужасно колючий - говорит она улыбаясь.

- Я побреюсь - обещаю я.

- Не нужно, мне нравится “ Что такое любовь?” - однажды спросила меня Софья. Сейчас, я бы ей ответил. Любовь - это пахнущая амброй и мускусом комната, скомканные страстью простыни. Влажное, оседающее солью на губах, чувство, отдающее горечью миндаля и сладкое, словно тягучая патока.

- Я млею от тебя - мурлычет мне на ухо Софи. Слово то, какое подобрала “Млею”. Как много зависит от одного маленького слова, способного перевернуть в тебе все, наполнить непередаваемой негой каждую клеточку существа.

- Я люблю тебя, Софья - говорю я, но она уже не слышит меня, погрузившись в беспокойный сон.

ГЛАВА 4

Она

Нет, я не сплю. Просто, мне нечего ответить Анатолию, на его признание. Мне хорошо с ним - тепло и спокойно. Он удобный и родной, прекрасный человек и любовник, но не мой, не может быть моим. Анатоль сказал, что его не интересует мое прошлое, но я то помню. Не могу забыть липких прикосновений чужих ладоней к моему телу, душного чувства опустошенности, ощущения ненужности. Это моя жизнь, а не красивый заботливый мужчина, раскинувшийся на чистой, измятой в любовных утехах, постели. Горько осознавать, но ему не повезло, в очередной раз. И в том баре, где он нашел меня, я оказалась только потому, что отдалась пошлому бармену, в грязной подсобке, за чашку мерзкого кофе и возможность согреться в его занюханной забегаловке. Гораздо интереснее, как Анатолий оказался в заведении, ласково называемом местными алкоголиками " Реанимацией". Может, действительно, это психически - ненормальное провидение привело его туда, предварительно вылакав пол литра, какого - ни будь своего сверхъестественного алкоголя. Другого объяснения у меня, просто нет. Он лежит рядом и смотрит на меня. Ласкает, трогает взглядом, и эти прикосновения более интимны, чем физическое осязание. Они горячие, жгучие, словно халапеньо, и от того еще более вкусные и страстные. Я чувствую его взгляд. Обнаженной кожей, каждым ее оголенным рецептором. Всем своим существом, борясь с разливающимся внизу живота, опаляющим желанием, которое подает изможденное страстью тело. Уже засыпая, слышу далекий телефонный звонок, заставляющий Анатолия выпустить мое тело из аметистового плена его глаз.

Он спит, крепко, безмятежно. Теперь моя очередь рассматривать Анатолия. Разбудившее меня утро, дарит мне такую возможность. Он спит, раскинувшись на кровати, во всей своей животной, мужской красоте. Широкая грудь, мерно вздымается в такт дыханию. Мне очень хочется прижаться к нему, почувствовать на своем теле прикосновения сильных рук, длинных, аристократичных пальцев. Хочется содрать простыню, прикрывающую его узкие бедра, и просто, восторженно смотреть на великолепно слепленное, мужское тело.