Животное

— Нужно успокоиться, Ода. Прийти в себя.

Я разговаривала сама с собой, так как тишина вокруг пугала, запуская когтистые лапы прямо в душу и сжимала её изо всех сил. Поток слёз исчез так же внезапно, как и начался, стоило услышать какой-то шорох. Еле уловимый, но он словно приближался. Это заставило меня вскочить на ноги и кинуться дальше, углубляясь в лес.

В боку нещадно кололо. Словно что-то режущее впилось и при каждом шаге въедалось всё глубже, невольно заставляя двигаться медленнее. Первые капли дождя упали мне на голову, а затем и вовсе измочили тонкую футболку и волосы.

— Чёрт, ну почему именно сейчас? — простонала я, поскальзываясь на грязи.

С огромным трудом мне всё же удалось удержаться на ногах и не упасть. Дорогу начало размывать и пробираться стало гораздо сложнее. Чем глубже я заходила, тем гуще становился лес.

Удача покинула меня внезапно. Стоило мне краем глаза увидеть приближающую массивную фигуру, как я снова рванула, напрочь забывая про боль в боку и раненую ногу. Но стоило мне пробежать метров пять, как сзади меня грубо хватают за волосы и дёргают. Я завыла от боли и резко развернулась, жаждая вцепиться незнакомцу в лицо, но мои руки были перехвачены. И кем? Главарём! Этим животным! От невозможности что-то сделать, я плюнула ему в лицо и ударила своей ногой по нему, совсем позабыв о том, что разута.

Одновременно застонав от боли в пальце и почувствовав, что меня отпустили, я плюхнулась на пятую точку прямо в самую жижу. И тут меня пробрал истеричный смех. Я смеялась, наверное, так как никогда не смеялась. Завершение моего побега окончилось не так, как я себе его представляла. Дождь полил стеной, а я всё смеялась над собственной глупостью, над своими надеждами, что покрылись прахом. И во всём этом виноват тот, кто сейчас стоит передо мной. В темноте я практически не видела его лица, ощущала лишь ауру, исходящую от этого мужчины и запах. Да, я знала его наизусть. Он являлся ко мне во снах и не только. Даже когда мужчины не было рядом, я осязала его аромат. Словно он въелся в меня. Им пахли мои руки. Волосы. Шея. Грудь. Я пропиталась им насквозь. Ненавистный запах. А ещё от меня пахло потом и грязью. Нет, не пахло. Воняло. Смердело. Да так, что порой блевать охота. Меня ведь как приковали к той кровати в подвале, так и не выпускали. Прошло больше месяца.

До конца не понимая, что совершаю, я трясущимися руками сорвала с себя футболку и принялась оттирать тело. Скребла его под обжигающе-ледяной взгляд животного и было всё равно, что я голая. Дождь, кстати, был таким же обжигающе-ледяным, как и глаза мужчины, точь-в-точь. У меня уже зуб на зуб не попадал, но я упрямо тёрла своё истерзанное тело, пытаясь смыть воспоминания и прикосновения чужих рук. Противно даже самой притрагиваться к нему, но я должна. Должна смыть этот позор. Наверное, со стороны всё это смотрелось дико, хохочущая девчонка моется под дождём, но мне было всё равно. Важность имело лишь отбелить себя.

Мужская фигура стояла в полуметре от меня, не предпринимая никаких действий. Он просто молча наблюдал, с безразличием и, пожалуй, терпением. И когда, наконец, смех сошёл на нет, а из глаз вновь полились слёзы, я, кажется, пришла в себя. Стало неловко и стыдно. Натянув мокрую тряпку, вздрогнула и подняла взгляд на мужчину. От него не убежать. Не скрыться. Значит, придётся смириться. На время.

Глава 26

Апрель, май 2020 года.

События старых времён.

Я просидел в клинике всю ночь так и не сомкнув глаз. Да и как тут уснёшь, когда твой малыш в тяжелейшем состоянии. Вздрагивал каждый раз, стоило персоналу выйти из палаты. Где-то в середине ночи раздался странный звук и из ординаторской выбежал Эдуард Вольфович в сопровождении ещё двух врачей. Я вскочил, как только понял, что они направляются в палату к моему сыну. Попытался прорваться внутрь, но старый друг ощутимо толкнул в грудь и жёстко произнёс:

— А ну, сел, только мешать будешь! Ты знаешь меня! Я костьми лягу, но достану твоего мальчика!

Перед носом закрылась дверь, но я успел увидеть, как к грудной клетке моего малыша прикладывают дефибриллятор.

— Тварь! — зарычал я. — Убью, суку!

С того момента как закрылась дверь и вплоть до того, пока она не открылась, я не смел двигаться, медленно умирая вместе со своим мальчиком. Казалось, нашим мученьям не будет конца, но когда Эдуард Вольфович, всё же вышел, я набрал воздуха и с надеждой посмотрел ему прямо в глаза. В голове звучало его обещание спасти Саньку.

— Выдохни, дружище. Кризис миновал, — обнял меня словно ребёнка и похлопал по спине.

Несмотря на то что я, конечно, испытал облегчение, всё равно остался в напряжении. Никто не мог дать гарантии, что такая ситуация не повторится вновь, но несмотря на всю неуверенность, я всё же смог выдавить из себя:

— Спасибо, друг.

Спустя только месяц я увёз своего мальчика домой. Сразу же была нанята квалифицированная сиделка с медицинским образованием, что поселилась в нашем доме. По словам врачей, мальчик шёл на поправку, но крайне медленно. Когда после операции он пришёл в себя, первое, что спросил, где его мама. Я впал в ступор, не зная что ответить трёхгодовалому ребёнку. На помощь пришла медсестра, она уверенно отвлекла внимание мальчика от опасной темы, предлагая познакомиться с её медицинскими приборами. У меня было время подумать над тем, что ответить ему, когда он вновь задаст этот вопрос, а он его обязательно задаст, я в этом даже не сомневался.

Сидя в своём кабинете, я хмуро взирал на начальника охраны. Высокий, мускулистый мужчина, примерно моих лет. Мы сотрудничали вместе уже не первый год, и за ним не было косяков. Лишь по этой причине, я не вышвырнул его прочь, как остальных.

— Ну показывай, Никита, что ты там нарыл, — произнёс я.

— Я ещё продолжаю наблюдение за Романовским, но есть кое-что, что может вас удивить, — мужчина выдерживает паузу.

— И? Что же это такое?

— Он взял в плен собственную сестру.

Глава 27

Февраль-Май 2020 года.

Ода.

Я уже почти привыкла к тому, что вечерами сижу дома в полном одиночестве. Алёшка, как всегда, задерживается непонятно где. Но оно и к лучшему. В последнее время брат крайне странно себя ведёт. С наступлением темноты я стала страшиться выходить из своей комнаты, если он дома. Последний раз мы столкнулись на кухне поздним вечером примерно неделю назад. Признаться, я была крайне изумлена его внешним видом. Он всегда гладко брился, а тут, просто зарос щетиной, которой явно уже не один день. Бледные глаза осунулись, а красные ниточки капилляров разбегались в разные стороны от расширенного зрачка. — Что с тобой? — провела по колючей щеке ладонью. — Иди к себе, Ода-Евангелина. Немедленно! — ощутив явственный запах алкоголя и агрессию в тоне, я кинулась к себе в спальню и закрылась на замок.

Забравшись на кровать, прислушалась. Тишина. Затем хлопнула входная дверь, и я поняла, что Алёшка ушёл. В ту ночь я долго не могла уснуть. Пыталась найти причины его странного поведения, но так ни к чему и не пришла. Казалось бы, после смерти отца, брат должен был ощутить себя свободным, но нет. Этого не произошло. Он закрылся внутри, не подпуская даже меня. И это тоже было удивительно, потому как мы всегда были крайне близки. А сейчас мне страшно находиться с ним в одном помещении.

На следующее утро я спустилась позавтракать и вновь встретилась с братом. Вероятно, он не спал всю ночь. Глаза стали выглядеть ещё краснее, нежели вчера, на лбу пролегла глубокая морщина, прибавляя разом несколько лет. Не зная, как себя вести, я молча готовила яичницу, не обращая особо на него внимания. Он же, сидел за столом, уставясь в одну точку и даже не мигал, лишь периодически сжимал и разжимал кулаки, что говорило вновь об агрессии.

Переступив через страх, я положила на тарелку приготовленный завтрак и заставила себя сесть напротив Алексея. Только глаза поднять боялась. Они у него пугающие, словно неживые, бледные-бледные.