Сферы влияния

— Атриум Министерства Магии!

Короткий полет — и она уже выходила из камина в тихом и пустом по вечернему времени Министерстве.

Окклюментный щит держался очень крепко, не пропуская ни единой сторонней мысли и отсекая посторонние эмоции. Превратив домашний костюм в мантию, она поспешила в кабинет Кингсли. Он был один — сидел за столом, обхватив седеющую голову руками, и бессмысленно таращился в пустой стол.

— Кингсли!

Он вздрогнул и поднял на неё глаза.

— Откуда ты узнала?

— Не важно.

— Я надеялся, ты не узнаешь, — вздохнул он. — Было бы проще.

Эти слова Гермиона пропустила мимо ушей и резко спросила:

— Что мы будем делать?

Он улыбнулся очень грустно, опустив углы губ.

— Ничего, Гермиона. Мы не будем делать ничего.

В первое мгновение она не поняла его слов, и только потом их смысл дошел до неё. Они не будут делать ничего, в том числе и для реализации сегодняшнего плана. Невыразимцы уже получили приказ оставить посты. Шерлок Холмс, лишний свидетель, знающий о магии и не подверженный «Обливиэйту», просто умрёт, а Брука найти не так-то просто — Аврорат не сумел этого сделать за восемь лет.

Не сходилось.

— Я возьму на себя всю ответственность. Уйду в отставку.

Не сходилось всё равно! Можно было отменить план, но тогда начнётся конфликт с британским правительством во главе с Майкрофтом Холмсом, который ни за что не простит гибели младшего брата и сделает всё, что в его силах, чтобы уничтожить магическую Британию. Как быстро на него выйдут проверяющие из МКМ? После того, как Кингсли пройдет добровольный допрос с Сывороткой правды под наблюдением Вагнера, к Майкрофту Холмсу обязательно придут, чтобы, в зависимости от того, что он знает, стереть ему память или устранить.

Едва Гермиона подумала об этом, как дверь распахнулась, и на порог влетел растрепанный Тони Голдстейн. — Министр, вызывали?

Кажется, на секунду Кингсли смутился, а потом бодро сказал:

— Да, Тони, заходи! Спасибо, что откликнулся. — Привет, Тони, — помертвевшим, чужим голосом сказала Гермиона.

Теперь всё сошлось. Чтобы обезопасить всех волшебников, включённых в программу внедрения магии в маггловский мир, нужно просто стереть память тому, кто знает о ней слишком многое. Майкрофту сотрут память не специалисты МКМ, а люди Кингсли — собственно, Тони Голдстейн. Ему аккуратно подотрут все воспоминания, связанные с Бруком, космической программой, а ещё с ней, Гермионой — потому что именно она вела те проекты, которые находились за гранью дозволенного.

Профессор Вагнер понятия не имел, что происходило в магической Британии, иначе не дал бы совета не усугублять положение. Усугубить его было невозможно. — Гермиона, — начал Кингсли, — ты должна понять… — Я понимаю, — ответила она резко. — Я всё понимаю, кроме того, что ты собираешься поручать это дело болвану вроде Голдстейна. Тони рядом охнул — и Гермиона почувствовала нечто вроде шевеления совести, но очень ненадолго. Нужно было держать лицо и не дать дрогнуть ни единому мускулу. — Я сама сотру Холмсу воспоминания обо всём лишнем, — продолжила она.

Кингсли категорически ответил: — Нет. Гермиона, я знаю тебя, и не подпущу к Холмсу. Твое гриффиндорство в этом случае недопустимо.

Гермиона позволила губам сжаться в тонкую линию и прошипела: — На кону благополучие моих друзей. Книга о Гарри. Первым пострадает он. За ним — Джинни, Луна, я знаю, что она давно у тебя в невыразимцах… Неужели ты думаешь, что я способна, — она сглотнула слёзы, которые безо всякого притворства встали в горле, — пожертвовать ими ради двух малознакомых мне людей? Мне жаль младшего Холмса, но… — слёзы уже душили, — но я давно научилась выбирать из двух зол. Что до старшего — то ему ничего не грозит. Только удаление лишних воспоминаний.

Кингсли покачал головой:

— Пойдёт Тони.

Гермиона встретилась с министром взглядом и зло спросила: — Что ваш Тони сделает? Выжжет ему мозги? Ваши недоучки из отдела обливиации только на это и способны. И это при работе с мозгами посредственными. В мозги старшего Холмса даже мне будет сложно влезть, а Тони…

Она видела краем глаза выражение его лица, видела обиженную гримасу, но сейчас ей не было до него никакого дела. — Хочешь — отправь со мной отряд авроров, пусть контролируют, — закончила она, — но дай сделать дело нормально, — а потом прибавила уже тише, спокойнее, мягче и почти жалобно: — Кингсли, всё-таки я работала с ним несколько лет. Качественный «Обливиэйт» — это то, чего он заслужил.

Кингсли задумался, лоб прорезала вертикальная морщина. Он колебался, очевидно, а Гермиона боялась выдохнуть, чтобы не сбить его с мысли.

Наконец, он проговорил: — Пожалуйста, не делай глупостей. С тобой пойдёт Тони. И… сделайте это сейчас.

Никаких глупостей — это она могла гарантировать. Только то, что нужно.

Вместе с молчаливым Тони они вышли из Министерства, и Гермиона протянула приятелю (наверное, уже бывшему) руку. Он колебался, прежде чем принять её.

«Прости, Тони», — подумала она, но ничего не сказала и аппарировала в кабинет Майкрофта в клубе. Разумеется, он был там — сидел у огня и ждал начала операции, от участия в которой его отстранили.

На звук аппарации он среагировал сразу, поднялся из кресла, обернулся — и его плечи напряглись, когда он увидел Тони. — Здравствуйте, мистер Холмс, — вежливо сказал он и встал за спиной у Майкрофта — чтобы не позволить ему сбежать. — Добрый вечер, Майкрофт, — произнесла Гермиона и поняла, что слёзы все-таки брызнули у неё из глаз. — Гермиона, — ответил он, уже поняв по её виду, по виду Тони и по ещё сотне мелких деталей, что именно произошло и что произойдёт вскоре, — рад визиту.

Немой вопрос: «Что касательно моего брата?».

«Мне очень жаль», — такой же немой ответ. — Я гарантирую, что не причиню вам вреда, — проговорила она глухо, — лишние воспоминания о мире магии будут заменены с большой точностью, ваш блестящий ум никоим образом не пострадает. — Рад это слышать, — с улыбкой ответил Майкрофт. Он улыбался не как василиск, а как осуждённый перед виселицей. Его голубые глаза потемнели, под глазами проступили тени, лицо как будто осунулось. Если можно стареть в один миг, то Майкрофт постарел. Но спину не согнул, голову держал так же высоко.

Очень медленно, как будто во сне она достала волшебную палочку и направила её в лицо Майкрофту. У него ещё сильнее расширились зрачки. Он всё-таки позволил себе слабость — облизнул губы.

Гермиона даже не пыталась унять слёзы, но они не мешали ей. Её рука не дрожала, а голос был очень спокойным и ровным, когда она произнесла:

— Обливийэт.

Глава двадцать пятая

Майкрофт пошатнулся и был вынужден вцепиться слабеющими пальцами в спинку кресла. Неловко выронил зонт, и тот громко стукнул деревянной ручкой по полу — ковёр не сумел поглотить звук, который эхом отразился от стен и только после этого стих. Гермиона не выдержала и зарыдала, глупо и жалко пряча лицо в ладонях и едва не потеряв палочку — она бы отлично смотрелась рядом с упавшим зонтом. — Мощная работа, — проговорил Тони, поднял собственную палочку и грубо вошёл в разум Майкрофта.

Гермиона почувствовала, что ей почему-то это неприятно. Даже так. Как будто у неё было исключительное право работать с его разумом. Она неприязненно, резко спросила: — Думаешь, я могла ошибиться? — но Тони, хоть и дёрнул плечами, не прекратил сканирования, и только убедившись, что в сознании Холмса не осталось ничего лишнего, сказал: — Министр снимет с меня голову, если что-то пойдёт не так, извини.

Гермиона поджала губы — неверно. Не после того, что она сказала ему несколько минут назад. После такого не извиняются, даже отходчивый Тони не смог бы этого сделать. — Министр снимет с меня голову, если что-то пойдет не так, — небольшая пауза на раздумья, на выбор слов, — Гермиона.

Лучше. Так звучало лучше, а в ее имя оказалось вложено достаточно раздражения. — Я — лучший менталист в Европе, едва ли что-то могло пойти не так, — она подняла голову и вытерла слёзы. — Не обращай внимания, эмоции никогда не мешали мне работать.