Сферы влияния

Как и у всех членов тайного совета — для себя Гермиона решила называть эту группу, стоящую во главе маггловской Британии, именно так, — у него было мало информации в досье. В основном — сухие биографические факты по типу «родился-учился-женился». Хотя, нет — последнего пункта как раз не было, а в графе «Отношения» красовалась рукописная пометка о возможной интимной связи с Рудольфом Холмсом. Мистер Тревис, когда Гермиона пришла к нему за консультацией, только пожал плечами и сообщил: «С семидесятых годов у магглов это не запрещено. За это больше не сажают в тюрьму». Будь на то воля Гермионы, она предпочла бы не думать об этом ни одной минуты: в её картине мира отношения между мужчинами остались где-то во временах Древнего Рима и исключительно в книгах вроде «Золотого осла» — и никак не в реальной жизни. Но её предпочтения не играли никакой роли — нужно было понять, что из себя представляет мистер Грейвз и может ли он помешать смещению Рудольфа Холмса с его места. А заодно определить возможные способы давления на него. Этого врага требовалось знать в лицо, поэтому, сцепив зубы и проклиная всё на свете, и в первую очередь — соображения секретности, из-за которых в операцию было посвящено минимальное количество людей, она отправилась на разведку самостоятельно.

Мистер Самюэль Грейвз занимал три этажа в доме номер двадцать на Орчард-стрит — и если бы не новейшие видеокамеры у входа и возле окон, ни за что нельзя было бы предположить, что здесь живёт один из влиятельнейших людей в стране. Гермиона аппарировала почти за милю до нужного дома и шла к нему пешком, чтобы не привлечь внимания возможной охраны. Вживую дом выглядел даже скромнее, чем на фото — только цветы на балконах придавали ему нарядный и мирный вид. Камеры были на месте: две над крыльцом и по одной возле каждого окна.

Вообще, видеонаблюдение было большой проблемой для магов: никогда нельзя было быть уверенным в том, что на месте аппарации не окажется следящего устройства. К счастью, специалисты Отдела тайн уже разработали комплекс чар, позволявших редактировать записи, а на прошлой неделе Кингсли поручил им создать чары помех, которые бы воздействовали на видеотехнику.

Пока же Гермиона просто прикрылась дезиллюминационным заклинанием и подошла к двери. Обнаруживающее заклятие показало, что внутри сейчас только три человека — вероятнее всего, охранник, домработница и ещё кто-то из обслуги. Едва ли Грейвз настолько свободен, что может позволить себе сидеть дома в двенадцать часов дня.

Гермиона уже хотела наложить «Алохомору» — но замерла с вытянутой рукой. Что подумает охранник, увидев через камеру, как дверь сама собой открывается? Разбить камеры — тоже неподходящий вариант. И пропажа изображения, и открывшаяся сама собой дверь послужат поводом включить сигнализацию или вызвать полицию. В растерянности Гермиона отошла в сторону. Можно было дождаться, пока кто-то сам откроет дверь. Но сколько придётся ждать? Она не обладала терпением авроров и не готова была сидеть в засаде часами.

Стрелка часов между тем подползла к отметке двенадцать тридцать. Гермиона пожалела, что так и не стала анимагом: превратилась бы сейчас, как Рита Скитер, в жука, и влезла бы в любую щель. Или в кошку, как МакГонагалл, — и залезла бы в форточку.

«Кошка!», — подумала Гермиона и едва не рассмеялась над своей медлительностью. Движение палочки — и булыжник на газоне превратился в симпатичную полосатую кошку. Она потянулась, зевнула и бодро потрусила к крыльцу. Остановилась на верхней ступеньке и протяжно мяукнула. Не дождавшись никакого ответа, обнюхала дверь и весьма красноречиво сообщила, что вовсе она никакая не кошка, а самый настоящий кот, пометив дверь.

Видимо, охранник или отвлёкся, или не слишком дорожил дверью, потому что на этот произвол не отреагировал, тогда кот, поскребя лапами, устроился посреди крыльца с очевидно грязным намерением — и в этот момент дверь распахнулась, и крепкая рука одетого в тёмный костюм мужчины сцапала зверя за загривок. Кот зашипел и попытался вырваться, а охранник лёгонько встряхнул его и начал осматривать в поисках ошейника.

Спросил в пустоту:

— Ты чей? — и вдруг задумчиво уставился в пространство, поймав себя на том, что размышляет о том, могут ли кошки быть инопланетянами и следить за людьми. Размышления оказались настолько глубокими, что он даже не сразу заметил, что кот, чуть царапнув его за руку, вырвался из захвата и шмыгнул за дом, где снова превратился в булыжник. Впрочем, лёгкая боль отрезвила, охранник встряхнул головой, закрыл за собой дверь и вернулся на пост.

Гермиона же перевела дух и вышла из закутка в коридоре. Трансфигурация в сочетании с «Конфундусом» забрала много сил, немало их шло и на поддержание невидимости. Вытерев вспотевший лоб, она набросила сверху глушащие звуки чары и начала осматривать дом.

Самюэль Грейвз был сибаритом и любителем показной роскоши — во всяком случае, все три этажа были устланы дорогими коврами, в коридорах и на лестницах — с коротким жёстким ворсом, в комнатах — с длинным и пушистым. На полу в гостиной стояли две глиняные вазы в половину человеческого роста, на стенах в вычурных рамах висели картины, причём две из них манерой письма подозрительно напоминали полотна ван Дейка*.

В центре столовой размещался круглый стол на четыре персоны, частично сервированный, чтобы хозяин мог сесть обедать сразу же, как придёт. Отдельная комната выделялась под библиотеку, в углу которой было оборудовано удобное читальное место — с дополнительным освещением и мягким креслом, а также письменным столом, покрытым алым сукном.

Спальня занимала почти всё пространство третьего этажа и была действительно роскошной — даже слишком. Невольно при взгляде на неё Гермиона вспомнила комнаты профессора Слизнорта, где проходили встречи «Клуба Слизней». Здесь также было слишком много подушек и пуфиков, кружева, плюша и ламбрекенов. Ноги буквально утопали в густом ворсе светло-персикового ковра, а кровать под балдахином напоминала кровати королей и богатых дворян из исторических фильмов или музеев. В спальне почти наверняка не было камер, поэтому Гермиона сделала точный выверенный жест и шепнула:

— Акцио, бумаги с именем Рудольфа Холмса.

Почти минуту ничего не происходило, а потом Гермиона услышала тихое постукивание, доносящееся из-за стены позади кровати. Отменив заклинание, она приблизилась к тому месту, где только что стих шум, и провела палочкой сверху вниз по стене. Невербальная «Алохомора» сработала, и в стене открылась небольшая ниша. Провод сигнализации дёрнулся было, но сразу же затих под ещё одним заклинанием.

— Акцио, бумаги с именем Рудольфа Холмса, — повторила Гермиона, и в этот раз ей улыбнулась удача: почти сразу ей в руки прыгнула стопка разрозненных разномастных листов и листочков. Запечатав входную дверь, Гермиона опустилась на ковёр и разложила добычу перед собой.

Сверху были счета на имя Грейвза, оплаченные Холмсом — Гермиона на всякий случай запомнила суммы и даты и отложила их в сторону.

Следом шли многочисленные копии государственных бумаг — их Гермиона просмотрела по диагонали.

Стопку писем, обвязанных красной лентой, она открывала дрожащими пальцами и с очень большим сомнением в душе. Впрочем, отступать всё равно было поздно, и чтение личной переписки — это далеко не худшее, что ей придётся делать, ввязавшись в политические игры.

Вопреки её опасениям, в письмах не было ничего интимного, как не было и зашифрованных посланий, только короткий текст и личная подпись Рудольфа. «Самюэль, подготовь бумаги № 357i». «Договор в целом корректен. Проверь подпункты 7В и 8А.1 — я сумел бы оспорить». «Вечером жду на ужин в ресторане на Б.-п. Фрак». Обычные деловые записки, какими обмениваются сотрудники Министерства по многу раз в день. Единственное, что вызывало удивление — это способ хранения. И сам факт хранения. Гермиона сжигала такие записки, чтобы не погрязнуть в них — они прилетали десятками каждый день. А Самюэль бережно прятал в тайник.