Сферы влияния

Перед тем, как войти в камин, она подошла к Гарри и неловко обняла его за шею. Он стиснул её в ответ так крепко, что затрещали кости, и стал привычно-родным неуклюжим мальчишкой. Она потянулась встрепать ему волосы, но он уже ослабил хватку, извинился — объятия распались.

— Гермиона, — окликнул он её, когда она зачерпывала летучий порох, — мы ведь друзья. Если что-то случится, если тебе будет нужно…

— Конечно, — заверила она его и активировала заклятие скрытности. Зелёное пламя унесло её прочь, по адресу, который Гарри не услышал — в Отдел тайн.

Глава двадцатая

Кабинет встретил ее тишиной. Гермиона опустилась за рабочий стол, достала из стола свои записи и попыталась их прочесть, но не выходило. Голова казалась совершенно пустой, в ней что-то гулко постукивало, и ни одной внятной мысли нащупать не удавалось.

Работой это назвать было нельзя — пустое сидение за бумагами, — но Гермиона с упорством, достойным лучшего применения, сидела и смотрела в пустоту. Буквы расплывались перед глазами, чернила смазывались, а четкие линии таблиц переплетались клубком змей.

От стука в дверь Гермиона подскочила на месте, мгновенно выхватывая палочку — под ее прицелом оказался мистер Кто.

Не раз и не два за время работы в Отделе тайн Гермиона жалела о том, что сотрудники вынуждены скрывать свои лица и личности, но сейчас она впервые по-настоящему этому порадовалась. Что бы ни отражалось на ее лице, мистер Кто видел только дежурную улыбку белоснежными зубами и приветливый взгляд невыразительных глаз.

— Мисс Ата, — почти пропел он, закрывая за собой дверь и прислоняясь к ней спиной, — как отрадно вас видеть!

— Мистер Кто, — проговорила Гермиона, — вчера я…

— Тш-тш-тш! — мистер Кто вскинул руку и поднял палец. — Ни слова, дорогая мисс Ата. Ни слова. Вы отличная сотрудница, и ни за что не подвели бы свой Отдел без причины. Вот и не о чем говорить. Тем более, что ничего страшного не произошло, а теперь вы снова с нами.

— Спасибо, мистер Кто.

Он пожал плечами, хлопнул в ладоши и, сложив ноги на индийский манер, завис в воздухе.

— Ну-с, теперь о деле. Что вы обнаружили?

«Я обнаружила, что Гермиона Грейнджер — полная идиотка», — подумала Гермиона, но ответила, конечно, совсем другое.

— Ничего, что могло бы пролить свет на… сущность проблемы. Я опросила родителей, четыре из шести семей, изучила их воспоминания, укрепила им блоки. Только у одной женщины — миссис Адамс — не была стерта память. Ее история… несколько отличалась, — Гермиона говорила монотонно, даже не пытаясь добавить в слова немного живости — все равно мистер Кто слышал механический голос ее личины. А ей так было проще — сообщать информацию, как какой-нибудь маггловский механизм, как Патронус, которому надиктовали сообщение, и не чувствовать при этом ничего.

— Единственное, — продолжила она, — что меня удивило, так это количество. Только за период в пятнадцать лет у нас в стране — минимум шесть обскуров. Семь, считая Джейн Райт.

— Много, да? — даже как будто невпопад уточнил мистер Кто. Вернее, его вопрос был по делу, но прозвучал чужеродно и странно. Он не был выражением удивления или беспокойства, он был задан почти с азартом.

— И нет уверенности, что это все, — согласилась Гермиона осторожно. — Если исходить из моих исследований, их должно быть значительно меньше. Правда…

Она осеклась. Как маги узнавали о том, что магглорожденный стал обскури? Магия дошкольников не отслеживалась Министерством, так что найти их можно было только случайно. В случае с Кристианом Адамсом этого и не произошло. Волшебники просто не узнали о проблеме.

К тому же, обскуры были разными по силе. У одних детей это были чудовищные твари, способные разрушить полгорода, у других — слабые сгустки волшебства, по разрушительности не превосходящие обычный стихийный выброс. И тогда странные дети просто сгорали на руках у родителей, которые так и не узнавали, что именно произошло.

— Любопытно, правда? — заметил мистер Кто. — Ваше исследование принимает новый оборот, мисс Ата.

— Мое исследование остается тем же, мистер Кто. Я хочу найти способ лечить этих детей. Но я поговорю с оставшимися двумя семьями — возможно, у них будет что-то новое, что-то, что поможет.

Мистер Кто встал на ноги, отряхнул мантию и сказал, посмотрев Гермионе прямо в глаза:

— Идите сейчас домой и отдохните. В Отделе тайн надо появляться с чистой головой.

— Я не… — она не смогла договорить, потому что мистер Кто вышел из кабинета.

Она обернулась на свои таблицы, посмотрела на собственные дрожащие руки, подошла к камину и без колебаний ушла домой.

Напрасно.

Один вид гостиной остро напомнил о том, что произошло, и грудь сдавило болью, которую она даже как менталист не могла ни назвать, ни расшифровать. И стало до безумия жалко себя. За что? Почему именно с ней должно было это произойти?

Взмахом палочки включив свет во всем доме, Гермиона подумала: «Есть за что». И, чтобы не позволить жалости затопить сознание, взялась за домашнюю рутину. Немного уборки, долгий разбор скопившейся корреспонденции, сомнительного качества обед, собранный из того, что нашлось на полках.

Только один раз за этот день силы оставили ее — когда среди писем она нашла очередную открытку от мамы: аккуратную, вежливую и совершенно безэмоциональную. «Надеюсь, что у тебя все благополучно», — то был красивый синоним для «Мне нет до тебя дела». Гермиона положила открытку в шкатулку к еще нескольким таким же и проревела минут десять, после чего с остервенением принялась разбирать гардероб, вымещая все, что чувствовала, на старых мантиях, линялых свитерах и порванных ботинках.

Начинало вечереть, Гермиона подошла к окну, чтоб задернуть шторы и едва не вскрикнула от испуга.

На подоконнике с другой стороны, за стеклом, сидела незнакомая неприметная сова и рассматривала Гермиону огромными желтыми глазами. Стало страшно, голова закружилась. Как будто можно бояться совиной почты, живя в мире магии.

Сова не двигалась, и Гермиона все-таки впустила ее. Птица сделала по комнате круг, бросила на диван конверт и улетела прочь в открытое окно.

Гермиона посмотрела на конверт со злобой, хотя он и не был ни в чем виноват. Более того, в нем наверняка было что-то неважное и нейтральное. Например, письмо от кого-нибудь из европейских менталистов. Или от пациента, которому требовалась консультация.

Мерлина ради, стоило решительно покончить с этими паническими приступами и расслабиться!

Она бросила на конверт чары проверки — бумага вспыхнула ровным голубым сиянием, которое быстро сошло на нет. Просто письмо. Ничего более.

Вместо того, чтобы взять его в руки, Гермиона присела на подоконник и выглянула в окно, не заботясь о том, что может замерзнуть. Сегодня снова шел снег — мокрый, липкий и тающий на асфальте. По улицам суетливо спешили люди. Лиц разглядеть было нельзя, да и костюмы терялись за белой снежной пеленой — безликие, безымянные существа, населяющие Лондон и поддерживающие жизнь в его древнем теле.

Гермиона давно не чувствовала себя частью города, не сливалась с толпой, не гуляла по улицам. В сущности, она много чего не делала очень давно. Не читала книг для удовольствия — только по исследованиям. Не выпивала с кем-нибудь, в хорошей компании. Не была на море (уже семь? восемь лет? Больше — с окончания Академии). На краю сознания мелькнул образ Той Гермионы. Она гордо вскинула голову, тряхнув кудрями, и исчезла. А настоящая сильнее высунулась в окно, не замечая, что начинает дрожать от холода. Ей вдруг очень захотелось оказаться одним из прохожих — спешить себе по делам или домой с работы, кутаясь плотнее в пальто или натягивая на голову капюшон куртки, ругать погоду, составлять мысленно план дел на вечер или предвкушать встречу с друзьями.

Интересно, думает ли о чём-то подобном Майкрофт Холмс, сидя на заднем сидении своего чёрного автомобиля рядом с телохранителем? Разумеется, нет. Майкрофт Холмс точно знает, зачем живёт, и эта цель делает его жизнь осмысленной, куда более настоящей, чем у любого из прохожих. И, пожалуй, рутина обычных людей вызывала в нём отвращение. А Гермиона отчаянно её желала.