Страница 23 из 49
Вызвал условленным знаком Гешефтмана к себе: так, мол и так, отправляемся мы с тобой в «командировку»:
– Миша! Вот тебе деньги – едешь в Москву отдельно от нас с Лизой. Смотри на мороженное всё не истрать по своему обыкновению.
У каждого из нас есть свой небольшой недостаток, ведь верно?
На нижегородском вокзале обусловились как найти друг друга в столице и распрощались ненадолго.
Пару дней потусил в Губбюро РСКМ, пообщался с нашими ульяновскими ребята – практически уже его возглавившими, понаблюдал за ними и устанавливающимися порядками и, обнаружив несколько нездоровых тенденций – «вызвал на ковёр» Ефима Анисимова, Кондрата Конофальского… Елизавета Молчанова же, как известно уже жила на снимаемой мной квартире.
Рисунок 7. Здание поэтического кафе «Стойло Пегаса».
«Потыкав носом» своих «альпинистов» в наделанные ими «лужицы», я сделал внушение:
– …Любой руководитель, любой начальник на производстве или командир в армии, если он хочет хоть чего-то добиться а не просто протирать штаны на своей должности, должен обладать одним очень важным свойством.
– Это «свойство» – личная самоотверженность! Для твоего подчинённого она выражается готовность идти за тобой в огонь и воду, а для тебя – отказ от всего личного: от денег, от славы, от почёта. Никакая твоя хитрость или болтовня не поможет – Самоотверженным нельзя казаться… Им надо быть! И если ты такой – люди будут тебе подчиняться беспрекословно и с радостью.
– В твои обязанности как руководителя входит готовность выслушивать предложения и даже критику от своих подчинённых. Объясняю почему: любое решение, даже самое на первый взгляд блестящее – несёт риск неудачи, как впрочем и наоборот. И отвечаешь за него именно ты – ибо, это и есть твоя святая обязанность! Люди, тебе подначальные прекрасно понимают это и своими советами пытаются переложить часть ответственности на свои плечи. И если ты отказываешься поступить по-ихнему, то это так и воспринимается – твоим нежеланием рисковать их головами. А если же их советы окажутся дельными и, ты ими с успехом воспользуешься… То сам понимаешь, как вырастет твой авторитет у коллектива!
– И самое главное… Ты любыми способами, день и ночь должен думать как поднять не только свой авторитет, но и авторитет подчинённых. Самоотверженный начальник, даже снимая с должности – никогда не будет их компрометировать, никогда не будет участвовать ни в каких интригах по подрыву чьего-либо авторитета, ни по утверждению собственного. У него никогда не будет любимчиков и, у него будет только деловой критерий оценки подчинённых.
УУУФФФ!!!
Оставшись наедине с Елизаветой:
– Как твой новый «шедевр»? Готов?
– Да, вроде… Ой, не знаю – посмотри сам.
Внимательно рассматриваю картину писанную маслом:
– Нормально получилось, моя девочка! Что-то улучшать в ней – только портить. В неофутуризме главное в не сам рисунок – а, идея в нём заключающаяся.
Приехав в Первопрестольную первым делом препроводив Елизавету к маме, снял на две недели небольшую квартиру. Лиза хотела было поселиться со мной, но я ей категорически отказал:
– Маленькая ты ещё со взрослым мужиком жить.
Та пищит возмущённо:
– Ведь, с Васей «жила» полгода и ничего. Не «маленькая» была!
Легко нажимаю на кончик её носа:
– То было не «житьё» – а «житие». Благотворительная акция, то есть для спасения перспективного учёного и заодно – учебная практика начинающей Роксоланы, повелительницы султанского гарема. Поэтому, в «общий стаж» это не засчитывается.
Надувает было губки, но на меня подобные девичьи фокусы не действуют:
– Не устраивай мне здесь псевдо-семейных сцен, девочка! Мы с тобой сюда не «спать» вместе, приехали. У нас с тобой очень много дел в Москве: обоим надо быть свежими и собранными – как монахам-иезуитам, попавшим на остров с папуасами-людоедами.
Погладив по прелестной русой головке:
– Да к тому же твоя мама будет обижаться: вы ж с ней уже полгода – как не виделись. А маму обижать нельзя: возможно в будущем – это чья-нибудь любимая тёща…
Улетела от меня как на крыльях!
Устроившись-благоустроившись сам и отдохнув с дороги, на следующий день с утра поехал в «Стойло Пегаса» на встречу с лизиной мамой.
Надежда Павловна Молчанова была крайне разочарована как всей московской творческой «тусовкой» в целом, так и каждом её представителем в частности:
– В нашем Ульяновске люди намного честнее, чище и порядочней – чем все эти…
Воспитанная женщина не стала выражаться матом в присутствии – «почти что зятя».
Зело недоумеваю:
– Вы же сами, мадам, из столичных жителей – из коренных петербуржцев… Неужели раньше не знали, что это за публика, уважаемая Надежда Павловна?
Вздыхает, томно закатывая глаза к потолку:
– Ах, Серафим… В молодости на некоторые вещи смотрится как-то иначе, а другие просто не замечаешь! Доживёшь до моих годков – узнаешь.
Ха! «Там» я не только дожил – но и пережил раза в два её «годки». И всегда знал: гениальность – не повод вести себя по-хамски. А, если человек ведёт себя как свинья, то он и есть – свинья и быдло, несмотря на все свои таланты и «всенародную славу».
Надежду Павловну я достаточно хорошо изучил: пока не выскажет, что у ней на душе наболело – спрашивать о делах бесполезно. Поэтому выслушиваю «в пол-уха» все сплетни касаемые друзей-имажинистов – владельцев кафе, про события произошедшие с ними – после нашего с Лизой знакомства, а потом расставания с этой компанией в конце августа прошлого года.
Сергей Есенин как всегда «в ударе», то есть пьёт – дебоширит, дерётся. Какую газету не посмотри: везде на первых страницах – про его «подвиги»!
– Когда в зале сидит Есенин, все клиенты настороже. Никто не знает, что случится в следующий момент, всё возможно – оскорбления, скандал, драка, избиения или ещё какое-нибудь безобразие. В сущности, все – посетители, музыканты, буфетчицы и официантки мечтают о той минуте – когда он, наконец, уйдет.
Здесь она с крайним удивлением:
– Но, странное дело: как только это случается – всё вокруг становится глубоко бездарным, серым и тусклым…
Соглашаюсь:
– Да! С клиентом надо уметь работать – а не просто напитки и закусь ему на стол подавать. Надежда Павловна! Напомните перед моим отъездом в Ульяновск, чтоб я Вам методичку выслал.
– Напомню, если сама не забуду.
– А Вы запишите где-нибудь…
Кроме четырёх заведённых и затем спущенных «на тормозах» уголовных дел, Есенин и ещё трое «мужиковствующих» поэтов (пишущих стихи на крестьянскую тему) были под судом за антисемитские высказывания в адрес зашедшего в кафе еврея-чекиста, с последующей дракой. Всем четверым судья вынес «общественное» порицание.
– Из-за этого возмутительного случая очень многие состоятельные люди перестали ходить в «Стойло Пегаса». Мы с Мариенгофом вывесили объявления чтоб этих трёх типов больше не пускали в «Стойло», так Сергей закатил нам такой скандал! И они с Анатолием так поссорились, что перестали разговаривать друг с другом. А ведь какая дружба была! Водой не разольешь…
Участливо интересуюсь:
– Как там, кстати, Анатолий Борисович?
– Хорошо поживает! Сын у него недавно родился.
– Вот, как? Ну, молодец, – напрягая память, стал вспоминать про детские игрушки виденные в этом времени, – надо будет не забыть – поздравить…
– Анатолий переживает этот разлад очень сильно! Ведь ещё был скандал насчёт денег, которые он якобы не платит с доходов от кафе сестре Есенина. А какие там «деньги»? Он же сам сделал всё, чтоб превратить это приличное заведение в какую-то нищую забегаловку.