Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 37

– Сержант, с одним бойцом охраняешь нас как от пехоты, так и от авиации.

– Так нет же никого, товарищ лейтенант.

– Авиация, сам знаешь, как внезапно появляется, а всю пехоту мы не уничтожили, наверняка десяток-другой прячется в траве. Она тут высокая, сам видишь.

– Есть охранять.

Пока один из бойцов расчета и водитель машины ходили среди убитых немцев, собирая оружие, боеприпасы и документы, я достал журнал боевых действий батареи и стал зарисовывать, как мы уничтожили колонну, где стояли зенитки, как отходили и сколько подбили. Как работали закопанные танки и зенитные пулеметы Индуашвили. Несмотря на то, что все танки были уничтожены нами, по грузовикам и пушкам можно сказать, что наших всего десяток, не более. Остальное – работа танкистов, о чем я также записал в журнал.

С другой стороны колонны, в поле у наших разбитых танков, уцелевшие члены экипажей собирали своих раненых и убитых. Помощь им не требовалась – я спрашивал, скоро должна подойти санитарная колонна.

По итогам выяснилось, что на наш счет можно записать все шесть танков, также два бронетранспортера, семнадцать грузовиков и один бензовоз.

Закончив с журналом, я стал составлять рапорт командиру дивизиона о прошедшем здесь бое, не забыв несколько представлений на ордена и медали. Сто процентов выкинут их, но о том, что я готовил наградные, на батарее будут знать. Специально спрашивал у Индуашвили его имя и отчество, а уж он разнесет слух. Мне нужно было, чтобы бойцы знали, что я о них забочусь.

Карабины я приказал не брать, только пулеметы, автоматы, боеприпасы к ним и гранаты. Про бинокли, планшеты с картами и говорить не стоило. Бойцы притащили даже ракетницы и пару ящиков осветительных ракет.

– Вот, товарищ лейтенант. Мы в поле нашли. Вроде станковый, – притащили водитель и один из бойцов расчета Индуашвили станковый пулемет МГ-34, – а к нему еще были патронные короба и полная улитка.

– Молодцы, грузите в машину… Сержант, да заткни ты его! Ведь ранит, а то и убьет кого! – рявкнул я.

Вот уже минуту откуда-то с конца колонны по нам и танкистам, грузившим своих раненых в подошедшие санитарные машины, работал одинокий стрелок. Убитых пока не было, но у нас прострелили лобовое стекло, а у танкистов две пули попали в уже убитого бойца в темном комбинезоне и шлемофоне.

Видимо, Индуашвили смог разобрать, откуда ведется огонь, потому что, дав две пристрелочные очереди, выпустил еще одну, но длиннее. Это помогло, обстрела больше не было.

– Вот, товарищ лейтенант, вы просили, – протянул подошедший старший сержант-танкист лист бумаги.

– Сколько тут?

– Двенадцать убитых, еще двое умерли. Не дождались медиков, я их тоже записал.

– Спасибо, сержант. Нашего раненого забрали?

– Да, его ваши бойцы уже погрузили в машину.

– Хорошо. Спасибо.

При отходе один из бойцов расчета Ольнева из взвода Сазанова получил ранение в спину – видимо, случайная очередь. Ранение серьезное, и никакой возможности забрать его с собой не было, Медведева сказала, его нужно срочно под нож хирурга, штопать сосуды.

Внеся в журнал список имен четырнадцати погибших танкистов, чтоб не стали без вести пропавшими, велел нашим собираться. Делать тут больше было нечего.

– Товарищ лейтенант, кажется, там наша полуторка. Вон, по дороге сюда пылит, – остановил меня сержант, когда я собирался сесть в кабину.

– Вижу. Вроде посыльная, – согласился я.

Мы подождали и не ошиблись – машина, замедлив скорость, свернула к нам, мы стояли на бывшей позиции взвода Андреева и были видны издалека.

Из кабины с пассажирского места выскочил тот же сержант-посыльный, что передавал мне приказ во дворе хлебопекарни.

– Товарищ лейтенант, вам пакет из штаба дивизиона, – козырнув, он протянул мне не конверт, а действительно большой пакет. Внутри, кроме двух новеньких карт района Ровно, был еще и приказ.





Изучив его, я мрачно спросил:

– Почему подписано комиссаром?

– Капитан Матвеев и старший лейтенант Елкин погибли вчера во время бомбардировки города. Дивизион принял батальонный комиссар Ковыль. Вот, распишитесь в получении документа.

Расписавшись, я отдал ему рапорт о наших боевых действиях за последнее время и отправил обратно.

– Плохо дело, командир? – спросил Индуашвили.

– А-а-а, – махнул я рукой. – У нас все через задницу. Возвращаемся в расположение.

Доехав до леса, заметно иссеченного осколками за последние четыре дня, я велел Индуашвили замаскировать машину, а сам пошел к батарее, где у одной из зениток суетился расчет Ольнева. Он уже взял себе замену из резервных бойцов.

– Сазанов, Андреев, Непейборода, ко мне! – скомандовал я, подойдя к тяжело нагруженным полуторкам обеспечения.

– Товарищ лейтенант… – начал было докладывать Сазанов, но я оборвал его:

– Садитесь, не до устава сейчас. Значит так, от командования дивизиона пришел приказ. Приказ неоднозначен: продолжать держать оборону и обстреливать пролетающие мимо самолеты.

– Обстреливать? – непонимающе переспросил Сазанов.

– После гибели капитана Матвеева и начштаба дивизион принял батальонный комиссар. А он, как вы знаете, в артиллерии ни в зуб ногой. В общем, мы продолжаем держать этот перекресток. Старшина, разгружайте машины. Как вы понимаете, смены рубежа пока не будет. Остальным заниматься по распорядку. Я его уже накидал в журнале. Теперь по трофеям, что нами собраны…

С трофеями у нас было отлично: кроме шести ручных пулеметов и одного станкового с приличными количеством боеприпасов, было девять автоматов с запасными магазинами в чехлах.

И если пулеметы я распределил по одному в каждый расчет, отдав остальные «нахлебникам», то с автоматами поступил проще. Их получили все командиры орудий, оба взводных, старшина и я. Два оставшихся достались повару и санинструктору, будет у нас в тылу хоть кто-то с автоматическим оружием.

Кроме этого, все командиры еще получили пистолеты, их собрали семнадцать штук, и бинокли. Последних, правда, было всего шесть штук. Пока бойцы изучали новое вооружение, мы занялись распределением остальных трофеев, начав с гранат. Их было всего восемьдесят три, половина в ящиках, что мы нашли в разбитом грузовике.

Старшина, услышав о трофеях, выпросил у меня разрешение еще раз съездить к колонне. Получив его, он, взяв обе разгруженные полуторки, машину Индуашвили в прикрытие, четырех бойцов и уехал на сбор трофеев.

Пока было время, экипажи почистили орудия и, перезарядив обоймы, приготовились к бою. Наступило время обеда, поэтому, отдав приказ кормить людей, я сам отсел чуть в сторону, наворачивая наваристый борщ. Хлеба не было вторые сутки. Прямое попадание в пекарню. Повар пару раз пытался испечь узбекские лепешки, но мука кончилась, и он бросил это дело, хотя получалось у него неплохо.

– Матвей, откуда такая роскошь? – услышал я радостный вопль одного из подносчиков взвода Андреева.

– Так на дороге корову убило. Вот я ляжку и отрезал, – честно пояснил повар. – Я еще гуляш на второе сделал, с макаронами.

– Да ты кудесник, Матвей! – продолжал восхищаться боец.

Я улыбнулся, мне было приятно, что у бойцов приподнятое и веселое настроение. Поев второго, я вышел к опушке, от которой как раз в нашу сторону отъезжало несколько машин. Кроме трех наших, к моему удивлению, была трофейная немецкая с небольшим прицепом странного вида. И только когда они приблизились, я понял, что это немецкая полевая кухня.

Так что возвращения старшины я ждал с довольной улыбкой, хотя настроение отнюдь было не радостное, так как понимал – еще день или два, и батареи не станет, если мы не сменим позицию, о которой уже наверняка знало все командование люфтваффе.

– Товарищ лейтенант, разрешите доложить? – стараясь перекричать рев проезжающих мимо машин, спросил соскочивший с подножки передовой машины старшина.

– Докладывайте, – кивнул я.

В это время последняя полуторка с набитым чем-то кузовом проползла мимо, и можно было говорить нормальным голосом.