Страница 133 из 146
— Сюда! — машет мне рукой смежник, тоже лейтенант. Селивёрстов, ротный командир диверсантов. Сворачиваем к ним, улепётываем вместе. Совместный драп он такой, объединяет. Даже как-то на душе теплее становится.
Впереди овражек, запрыгиваем в него. Успели! Через четверть минуты раздаётся свист первой мины. Фрицы лупасят по месту, из которого по ним посмели стрелять.
— Приготовься, — говорит Селивёрстов в коротком промежутке между разрывами.
Что-то задумал? Селивёрстов объясняет. Киваю, смысл есть, как и риск, но куда без него. Стараюсь сдержаться, меня в такие моменты иногда колотить начинает. Намного легче, когда приходиться действовать сразу, без ожидания.
И вот пауза в обстреле заканчивается. Ещё бы подождать для верности, но усидеть не могу, внутри уже кипит.
— Всем! Быстро назад! — это я своим и выскакиваю сам. Успеваю только услышать, как ругнулся мой смежник.
Вперёд! Несусь, как лось безрогий. Если не успеем, столкнёмся лоб в лоб и на шквальный огонь в упор. Быстрее, быстрее! Деревья обегаю, кусты не всегда. Меня обгоняют диверсанты, эти ребята в лесу живут, им не привыкать.
Успели! Едва достигаем кромки, как вижу, что цепь немецких автоматчиков прошла половину поля между нашими лесками. На отдалении метров в сорок — вторая цепь. Всего человек двести. Понятно, почему мы их опередили. Если бы они безоглядно помчались вперёд, то встретили бы нас уже в лесу. Горячим приветом автоматных очередей в упор.
— Ты начнёшь своими пулемётами, — распоряжается Селивёрстов. Не возражаю. Мы друг другу не обязаны подчиняться, но он парень толковый и старшим всё равно кто-то должен быть. А так как он ротный, а я — взводный, то и нечего тут.
Распределяем сектора обстрела. Берусь за МГ-34, своих с дегтярёвыми по флангам. Осталось метров сто пятьдесят. Пора!
Цепь немецких автоматчиков накрывает шквал пулемётного огня. Успеваю заметить минимум десяток упавших не по своей воле. Теперь сложнее будет. Залёгших брать труднее.
Фрицы отползают назад. Оборачиваюсь к Селивёрстову, тот метрах в двадцати.
— Ну, что, лейтенант? Опять ноги в руки?
Так и бегаем туда-сюда. В салочки с фрицами играем. Ещё немного дальше отойдут и снова можно по нам из миномётов гвоздить. Но ещё на полчаса мы их задержали и пошлину в несколько десятков человек взяли. Где там наш спасительный овраг?
16 июля, среда, время 20:45
Минск, квартира генерала Павлова.
— Чего тебе, Петрович? — голос у меня не сильно радостный. Мало того, что от семьи отвлекают, так ещё и по городскому телефону звонят. Звук не очень, наверное, не по прямой соединяют, а через Полоцк или Лепель.
Почти генерал Анисимов вываливает мне в ухо свои проблемы.
— Местность-то болотистая, а лето сухое. Масса проходимых мест образовалась. Боюсь я, Дмитрий Григорич, что расползутся они, как тараканы. Лови их потом.
Вот обормот! Такую херню не может сам решить..
— На то ты и генерал, Петрович, чтобы с маху такие проблемы решать. Во-первых, сомневаюсь я, что «Быстроходный» будет силы распылять. Но сузить ему число возможных путей не помешает, тут ты прав. Слушай…
Кратко излагаю возможное решение. Про минирование он и так знает, тут что-то новенькое надо.
— Хорошо… я попробую, — слегка растерянно отвечает Анисимов.
— И смотри. Чтобы это было в последний раз, — на полсекунды задумываюсь, кажется, я ему такое уже говорил. — Сам соображать должен.
Возвращаюсь в комнату, где меня Адочка ждёт. С рассказами о своей насыщенной событиями, крайне интересной детской жизни. И уголки, в которых я всё-таки научился время от времени проигрывать. Очень уж дочка этому радуется.
17 июля, четверг, время 08:35.
Колонна передового батальона панцерваффе.
Грунтовая дорога вдоль речки Страча.
— Господин оберст, дороги впереди нет, — козыряет и тут же докладывает лейтенант, командир авангардного дозора, — один мой броневик застрял, кое-как вытащили.
— Как такое может быть? Лето, жара, откуда грязь?
— Не могу знать, господин оберст.
— Мист! (Вот дерьмо!), — коротко ругнулся оберст.
Загатить болотистый участок можно, но сколько же времени на это уйдёт? Оберст дураком не был и вспомнил доклад разведки, в котором говорилось, что они видели невдалеке русские бензовозы. Но скоплений войск, — встречаться с новыми русскими танками желания нет, — обнаружено не было. Теперь оберст догадался, что там делали бензовозы. Эта дорога закрыта. Ш-шайсе! Совсем немного осталось до незаминированного и необстреливаемого участка трассы до Свиря. Оберст с сомнением глядит на недостаточно пологие склоны холмов, среди которых петляет грунтовка, болотистые луга со стороны речки…
Не нравилась оберсту такая война не по правилам. Как он завидует своим камрадам на севере и юге, которые на полной скорости проходили по пятьдесят-сто километров в сутки без особого напряжения. Русских стреляют, как зайцев на охоте.
Через два километра впереди пара бензовозов, как трудолюбивые муравьи, возят и возят воду к дороге. Под лозунгом «Даёшь осеннюю слякоть в жаркое лето».
К бензовозу подбегает гражданский в кепке и светлой косоворотке.
— Товарищ сержант, погодите минутку…
Гражданин в кепке оказывается председателем ближайшего колхоза, у которого бульба без дождя чахнет. Одно его беспокоит, не воняет ли вода бензином.
— Сам понюхай, — предлагает водитель. — А насчёт воды, надо командование спрашивать. Садись. Приедем — спросим.
Откуда там возьмётся запах бензина? Сорок раз бочка водой промыта.
19 июля, суббота, время 10:40.
Полесье к югу от Пинска.
Пора выходить на оперативный простор. На самом деле, ни хрена не пора, но времени мало. На войне всегда времени мало. Поэтому учу личный состав, а вернее, учу учить Рокоссовского в натурально боевых условиях.
В паре километров от леса небольшие холмики, где засели немецкие посты. Это не линия обороны, ещё чего! Фрицы здесь разбалованные, считают, что редкой цепочки пулемётных гнезд хватит для сдерживания толп глупых и трусливых русских. А для нас эти гнёзда — отличный тренажёр для пехотинцев. Мотивация, лучше не придумаешь. И для обучения точной и быстрой стрельбе и для освоения способов атаки.
Класть бойцов под пулемёты я не собираюсь, но у меня, то есть, у Рокоссовского есть пушки. Вот батарея сорокопяток упражняется в точной стрельбе прямой наводкой, а батальон под её прикрытием разучивает боевое упражнение «атака двумя волнами». Так я иногда этот способ называю. Я не военный по прошлой жизни, поэтому реального термина не знаю.
Вперёд бросается одна цепь. Ору им вслед в рупор:
— Линию держать! Зигзагами бежать!
После броска метров двадцать первая цепь залегает, за ними бросается вторая, которой приходится бежать уже сорок. Вот такими сорокаметровыми шагами две волны, две цепи накатываются на огневую позицию немцев. Когда до них остаётся метров сто пятьдесят, пушки замолкают. От наступающих цепей раздаётся треск винтовок. Приятного для немецких пулемётчиков мало. Одновременная стрельба полутора сотен человек в одну точку… такое даже танку неприятно. Броня бронёй, но триплекс точно вышибет. А если какая-то из роя пуль в ствол залетит? Вероятность такого заметно от нуля отличается.
— Пиздец котёнку.
— Что? — отрывается от бинокля Рокоссовский.
— Такое даже танку выдержать сложно, — делюсь с ним идеей борьбы с танками. — Представь батальон, да даже рота хороших стрелков одновременно первым залпом стреляет по «глазам» танка, а вторым норовит попасть прямо в ствол.
Мимоходом наклоняюсь, срываю веточку примеченного кустика черники. Неторопливо обгладываю освежающие ягодки прямо с веточки.
— Про ствол ничего не скажу, — задумывается Рокоссовский, — слишком мелкая цель. А «глаза» точно вышибет.
— А давай посчитаем, — меня охватывает математический азарт. — Допустим, твои сто человек способны попасть в круг диаметром в полметра за двести метров. Калибр немецкой танковой пушки — пять с половиной сантиметров…