Страница 26 из 29
– Нет, районный центр, а кишлак, по-вашему, деревня. Название кишлака Хайдарабад. Хотя, он и называется кишлаком, по-моему, не меньше Вашего городка, только у нас нет таких больших домов, как здесь. – Затем, немного помолчав и собравшись с мыслями, он продолжил. – Я, потомок знатного рода Саидов, из хаджа. Мы как бы из высшего сословия узбеков. До революции, пока большевики не пришли в наши края, наш род и наш народ жил в достатке и богато. Но с их приходом все изменилось. Богатых и зажиточных людей раскулачили, кого расстреляли, а кого отправили в ссылку. Земли, обещанные крестьянам, не дали. В 1921 году Ленин объявил продразверстку, то есть, большевики стали отбирать у народа излишки продовольствия. А на самом деле, они отбирали у народа все, оставляя их помирать голодной смертью. Как раз в то время мой отец ушел в город по вопросам сельчан. Мне тогда было чуть больше четырех лет. Ближе к обеду в кишлак пришли большевики и стали у дехкан отбирать скот и пшеницу. У нас дома была овца с ягненком, ведро пшеницы и пол мешка муки. Зайдя к нам домой, они перевернули весь дом верх дном. Найдя пшеницу и муку, хотели все забрать, по ходу прихватив и овцу с ягненком. Моя мама попыталась им помешать. В первый раз они ее ударили прикладом в живот. Тогда она, схватив кетмень, вновь пошла на них. Тут их главный выстрелил в нее из винтовки, и она замертво упала, а те ушли, будто ничего не произошло. Пока отец вернулся из города, соседи мою мать с остальными убитыми сельчанами уже похоронили.
– Они что, не дождались вашего отца и не дали ему попрощаться с ней?
– Понимаете, дядя Карл, у нас у мусульман покойника должны похоронить в день смерти до заката солнца, а отец приехал поздно. А летом того же года мы с отцом шли по полю в соседний кишлак, по делам отца. Отец заметил вдалеке появившихся всадников. Басмачей мы не боялись. Басмачи, это те люди, кто боролся с коммунистами, и, кстати, большевики сумели с ними справиться перед самой войной. Мы их не боялись, потому что если вы не сотрудничаете с властью, они не трогали, а даже помогали. Красные, очень сильно боялись их. Потому что только Коканд боролся с ними отчаянно, и они при любой возможности могли застрелить или зарубить шашками встречного в безлюдном месте.
– Неужели такое возможно? – удивлялся доктор.
– А что, ваши фашисты меньше их издевались над своим народом? – Тут Саидходжа загрустил, ком подступил к его горлу. Заметив это, доктор сказал,
– Саид, простите меня старика. Зря я затеял этот разговор, не надо было просить вас рассказать о себе. Я вижу, как вам трудно даются воспоминания.
– Нет, дядя Карл. Вы тут ни при чем. Рано или поздно я должен был кому-то рассказать и выговориться. Очень трудно все это держать в себе, возможно, если я вам расскажу о своей жизни, может, перестанет преследовать меня эта боль. – А затем, немного переведя дух, он продолжил, – Отец, поняв, что эти всадники большевики, схватил меня за руку и побежал в сторону небольшой рощи, через хлопковое поле. Всадники нас тоже заметили и галопом поскакали за нами. Пробежав некоторое расстояние, отец понял, нам от них не уйти и крикнул мне, – Саидходжа, сейчас я тебя отпущу и уведу их за собой подальше. Ты лежи и не вставай, пока все не утихнет, понял меня? – Сказав, он меня оттолкнул от себя, и я упал в арык. Как мне приказал отец, я затих. Мимо меня проскакали всадники в направлении, куда побежал отец. Через мгновения раздались три выстрела. Затем они, немного поговорив, ускакали обратно. Я, как просил отец, немного выждав, пошел искать отца. Сколько его искал по полю, не помню, но когда его нашел, – Тут у Саидходжи голос задрожал, и ему стало немного не по себе. Увидев это, Эльза не менее его переживая, крепко прижалась к нему. У Саидходжи лицо и глаза покраснели, отворачивая их от них. – Я, когда его нашел, увидел два отверстия на спине и одно на голове. Он лежал лицом вниз, когда, я его перевернул, глаза были открыты, но лицо его было залито кровью. Увидев открытые глаза, подумал, что он жив и стал его трясти. – Тут, он вдруг замолчал, ему стало не по себе, и Луиза подсев к нему с другой стороны, обняла его и стала гладить ему руки. А доктор, слушая рассказ Саида, не в силах был сдерживать свои эмоции, руки ноги его задрожали, и к его глазам подступили слезы. Тем временем, Саидходжа прижав девушек к своей груди, с влажными глазами и дрожащим голосом, продолжил,
– Так, и не сумев разбудить отца, я просидел до вечера. К тому времени по дороге ехал старик на арбе с ослом, и услышав мой плач, он нашел меня. Загрузив на арбу тело отца и меня, повез нас в деревню. Отца похоронили, а меня отдали в детский дом, где я и вырос. Вплоть до самой войны я надеялся отомстить убийцам отца, ненавидел советский строй. Но когда призвали меня на войну, своими глазами увидел те бесчинства, творимые фашистами, я простил палачей отца. Война почти вылечила мою рану, и я за Родину сражался самоотверженно. Был готов без остатка отдать за нее свою жизнь. И вот, после моего последнего задания, меня предали, растоптали как личность. Я у них на руках был словно мешок набитый соломой, который они пытали, били, пинали ногами, как хотели. За, что? За то, что я сумел сохранить для своей Родины ценности. Когда весь избитый, без живого места на теле, я лежал на полу, моя ненависть к ним вернулась. Нет, я люблю свой народ, люблю свою Родину, но ненавижу ту власть, которая правит ею. Я тогда решил, если получится, попытаюсь бежать, и не возвращаться обратно. Прав или нет решать Вам, но сам для себя решил остаться, и это мое решение окончательно.
ГЛАВА 20. Отец
Когда Саидходжа закончил свой рассказ, глаза его были опухшие и красные, по лицу, нет, нет, да текли слезы и он, стыдясь показывать свою слабость, отвернулся от них. Доктор заметил это, и подойдя к нему, стал успокаивать его,
– Да сынок, немало вам пришлось в своей жизни стерпеть. Не каждый способен выдержать такое, причем, еще остаться человеком, простить палачей своих родителей. Благородство крови ваших предков подтверждается в ваших действиях. Оно не позволило низко пасть вам. – Немного выдержав паузу, приложил свои руки к лицу Саидходжи, и приподняв его. – Сын мой, вам нечему стыдиться. Не опускайте свои глаза, поднимите их и гордо с честью смотрите в будущее. Господь воздаст вам за все ваши страдания. То, что вы живы, сидите рядом с нами, не смотря ни на что, это уже благо. Вы здесь нашли свою любовь, друзей, начали новую жизнь, неужели это не счастье? Больше никогда не говорите, что у вас нет родных на этом свете. Вы с того самого дня, как рассказали мне о моем сыне, для меня стали родным. Луиза любит вас не меньше своего брата Герхарда, а Эльза стала для вас второй половинкой, частью вашей души и вашего сердца.
В это время в разговор вмешалась Луиза, и гладя руки Саида, сказала,
– Саидходжа, папа сказал правду. Мы вас действительно сильно полюбили, вы, – от волнения дрожащим голосом, – для меня так же дороги, нет дорог, как мой брат. Прости за то, что я к тебе обращаюсь на ты, разрешаешь? Эльза для меня стала как родная сестра и надеюсь, мы никогда, никогда не расстанемся.
Все, вчетвером крепко обнявшись, просидели еще некоторое время. Тут Саид заметил, как доктор о чем-то призадумался. Увидев это, он спросил,
– Отец, о чем вы думаете?
– Простите, конечно, ни как из головы не выходит судьба вашего сына. Как его зовут?
– Саидакмал, – ответил ему Саидходжа.
– Да, Саидакмал, красивое, звучное имя, похоже на ваше. Что с ним будет, если по вашим словам, эти изверги даже детей не щадят?
– Меня этот вопрос тоже пугает. Вы знаете, если я даже им сдамся, ничего не изменится в судьбе моего сына, все будет так, как сейчас. Его все равно будут считать сыном врага народа. Так что замкнутый круг. Но я надеюсь, ему сейчас четыре годика, рано или поздно власть поменяется, если к этому времени обстановка изменится, я постараюсь его вытащить. Мне остается только ждать и надеяться на лучшее.