Страница 2 из 19
Да, девушку можно было бы посчитать чокнутой и посоветовать ей отправиться в сумасшедший дом.
Меня и самого часто называют сбрендившим, но, как говорил Чеширский кот: «Я не сумасшедший, просто моя реальность отличается от вашей».
«Возможно, тебе плевать, и ты не думал ни о чём таком, когда писал эту песню. Но я возненавидела эту песню всеми фибрами своей души. Под ритмичную мелодию песни и твой приятный голос меня изнасиловали.
Это была вечеринка, на которую мне повезло попасть. Огромная удача, так считала я, потому что не принадлежала к кругу избранных счастливчиков среди студентов университета.
Я посчитала, что мне повезло.
Если это везение, то у госпожи Фортуны отвратительное чувство юмора.
Ко мне начал клеиться парень. Местный красавчик, звезда университета. По нему вздыхли все девчонки.
Тебе, наверное, это знакомо. Ты же до сих пор пользуешься успехом у женщин и заставляешь дрожать от звука твоего голоса.
Я немного выпила и почему-то посчитала, что нет ничего страшного в том, чтобы поцеловаться с этим парнем. Он повёл меня наверх.
Я думала, что на первый раз мы обойдёмся просто поцелуями и жаркими объятиями, ведь я ещё не заходила так далеко с парнями.
Но он решил иначе. Когда я поняла, что он хочет секса, то прямо заявила о том, что не готова на такое сближение. Он встал и включил музыкальный центр.
Парень не обращал на меня никакого внимания. Я попрощалась и хотела уйти, но за дверью меня ждал его приятель. Он толкнул меня в комнату и спросил: «Кто первый, парни?» Я поняла, что за спиной друга стоит ещё один верзила… Меня втолкнули в комнату.
— Поставь музыку погромче, мулаточка будет громко кричать…
Я сопротивлялась, но их было трое.
Здоровые и накачанные парни. Все, как один, спортсмены. Сначала они влили в меня много спиртного.
Они насиловали меня по очереди. Пока двое держали меня, третий усердно трудился сверху. Или сзади… Потом они решили, что можно попробовать и вдвоём, пока третий делал снимки для своего «home-video».
Это было ужасно. Они были словно дикие звери, рвали меня на части и никак не могли насытиться. И всё это время на повторе играла та самая песня. Твоя песня… Я возненавидела эту песню. Она звучала как издевательский гимн. Я не помню, сколько времени это длилось.
Когда они мыли меня в душе и одевали, я думала, что уже умерла и нахожусь в чистилище. Потом… потом я очнулась на лужайке возле своего дома от криков своей тётки…
Она посчитала, что я опять тайком сбежала повеселиться и своим криком созвала всю округу! Надавала мне пощёчин и завела в дом. Мы обратились в полицию, но когда у обидчиков много денег, дело оканчивается ничем…»
Я выдохнул и потянулся за ещё одной сигаретой.
4. Лиам
«Обращение в полицию ни к чему не привело. Меня выставили гулящей девицей, алчной до денег.
Я вернулась ни с чем. С пустыми руками. Даже свидетельство насилия ничего не значило. Сама виновата, так сказали мне, и при помощи денег закрыли рты нескольким свидетелям.
Единственное, что я получила, это средство контрацепции и приказ «не высовываться».
Дальнейшая моя жизнь в университете напоминала кошмарный сон.
Этим ублюдкам оказалось мало просто поиздеваться надо мной. Они делились фотографиями с друзьями. На меня навесили ярлык «потаскухи».
Мне постоянно поступали грязные предложения. Я стала изгоем и перевелась на дистанционное обучение, потому что стало совершенно невозможно находиться в университете…
Но самое ужасное случилось потом. Меня начало тошнить.
Тётка увидела, как меня тошнит утром, и заставила сделать тест на беременность.
Беременна! Тётка запретила мне делать аборт. Она набожная и сказала, что это моё испытание.
Испытание нежеланным ребёнком, в отце которого я не уверена, потому что их было трое. Думаешь, мне стало легче? Ни хрена!
О каком счастливом талисмане ты пел, Лиам?
Твоя песня преследовала меня всюду. Популярная, даже спустя столько лет! Она лилась отовсюду, а я ненавидела каждую ноту, каждое слово…»
Да, детка, в жизни случается дерьмо. Нельзя быть таким доверчивым мотыльком.
Вот тебе и оборвали твои крылья, а потом подожгли… И ты решила, что моя песня тому виной. Я сделал паузу, а потом продолжил читать.
«И я совру, если скажу, что хотела выносить здорового ребёнка. Я его тайком ненавидела, хоть и понимала, что крошечный человечек ни в чём не виноват. Я ждала, что произойдёт что-то страшное, но как назло ничего не происходило. Кроме того, что в глазах горожан я оставалась подстилкой и шлюхой.
Потом мы переехали в другой город. Но это уже совсем другая история.
Наверное, ты читаешь и думаешь, дурочка, ты сама виновата в своих бедах, причём здесь я?
Может быть и не при чём, кроме того, что твоя песня преследовала меня всюду.
Однажды она изменила моё отношение к родившейся малышке.
Я не хотела притрагиваться к ней после родов. Боялась посмотреть в лицо крохотному младенцу и узнать черты лица одного из насильников…
Малышка лежала в кроватке и плакала, надрываясь, была голодной. А я упрямо сидела, сложа руки, хоть сердце разрывалось от детского плача.
Персонал роддома обругал меня. Малышку забрала покормить медсестра, она же вернула её спящей, напевая под нос песню. Ту самую песню! Твою песню…
— Смотри, какая красавица, вся в тебя! — сказала мне медсестра.
Я взглянула в лицо малышке и выдохнула чуть спокойнее.
Моя малышка. Крохотная девочка с таким же цветом лица, как у меня, и тёмными курчавыми волосами.
Я сомневаюсь, что это письмо попадёт в студию, на передачу. Сомневаюсь, что даже если так и произойдёт, оно попадёт тебе в руки. Или вдруг ты откроешь его и по первой строчке подумаешь, что я чокнулась.
Так или иначе, но я написала всё, что копилось у меня в душе очень долго.
Моей малышке скоро исполнится три года. И она мой счастливый талисман.
Вопреки всему.
Спасибо тебе за эту песню!»
5. Лиам
Очередная сигарета закончилась.
Я прокручивал в голове строки письма. Оно было проникнуто настоящими эмоциями. Болью, страхом, даже ненавистью! Но в нём также было много надежды и любви!
Я усмехнулся своим мыслям. Хорошо, что я не стал читать это письмо в студии.
Оно попало именно в мои руки. Я чувствовал, что так было правильно.
Девушка отпустила ситуацию, и я был чертовски рад за неё.
Пора уничтожить эту боль, заложенную в буквы. Я поднёс зажигалку к листу бумаги.
Бумага быстро загорелась и сгорела в мгновение ока. Я дунул на крошки горячего пепла.
— Лети, мотылёк! — вслух сказал я.
Потом я вспомнил, что оставался ещё конверт. Вытащил его из кармана.
Конверт как конверт, ничего примечательного. Написан только номер студии и название, чтобы письмо дошло по адресу. Скорее всего, его просто опустили в почтовый ящик телестудии.
Я провёл пальцами по краю конверта, почувствовав продавленные буквы.
Потом неожиданно поднялся и отправился на поиски грифельного карандаша.
Чёрт возьми, в моём доме должен же быть хотя бы один грифельный карандаш.
Я был заинтригован. Нашёл карандаш и легонько провёл по краю конверта. Как на уроках рисованию в далёком прошлом. Остались только незаполненные контуры букв.
«Беатрис Милн»
Чуть ниже адрес. Номер улицы и дома.
Почерк был тот же самый, что и в письме.
Скорее всего, девушка писала письмо и заполняла ещё какие-то бумаги. Конверт оказался внизу, имя и адрес продавилось на него.
Судя по тому, что на конверте для студии не был написан город, девушка жила здесь же, в этом городе!
Я с лёгкостью мог приехать по указанному адресу. Запомнил адрес и номер дома.
Потом рассмеялся своим мыслям. Старый пень решил поиграть в детектива? Ох, Лиам, у тебя уже есть внучка от мужа твоей дочери и крохотный, родной внук!
О чём ты только думаешь?
Я смял конверт и выбросил его в урну.