Страница 66 из 69
Прочие участники "операции" — все без исключения светочи прогресса высшей категории — не обращали на них внимания. Они целиком сосредоточились на стене, в центре которой расслоилась ткань мироздания и огромной пробоиной зияло межпространство. Пробоина пульсировала золотом и ртутью, как сердце гиганта со вскрытой грудной клеткой. Светочи целились мыслью именно в это сердце, чтобы сдержать натиск и не дать межпространству ворваться в наш хрупкий, непрочный мир.
И кажется, их силы были на исходе.
— Ну что, — бодро сказала Мира, — я полетела?
— Лети, птичка. Лети, — неуместно сострил Фараон и утёр контрабандную слезу. — Только ты уж возвращайся, а то я к тебе прикипел, как молоко к кастрюле.
— Бабник, — тихо буркнула я.
И тут Тай Фун дёрнулся, медленно повернул голову в сторону колонны и прожёг меня огненной печатью взгляда.
Взгляда маркировки "Тебя-не-должно-здесь-быть!"
И знаете, если существует на свете паника, помноженная на бесконечность, то прямо сейчас меня захлестнула именно она.
Глава 38. Прости, прощай
Вот уж за кого не стоило переживать, так это за Миру. В случае опасности в ней всегда исправно срабатывал инстинкт самосохранения. И сегодня она прекрасно отдавала себе отчет в том, что делает. Отважно забравшись в капсулу под жидкие аплодисменты Фараона и Каролины, она зажгла бортовые огни. А затем капсула с чавканьем погрузилась в пульсирующую ртуть и золото.
Межпространство в стене никак себя не повело и продолжило сокращаться в прежнем ритме. Судя по всему, оно даже не заметило, что в него что-то погрузили. Вельмира, некогда такая желанная и неуловимая, уже давно перестала быть его заветной добычей.
Что называется, жертва не засчитана, несите другую.
Фараон нахмурился, с досады хлопнул себя по колену и с тяжким вздохом опустился на корточки. Наверное, он, как и я, до последнего рассчитывал, что Тай Фун избежит горькой участи.
Сам Тай Фун не рассчитывал ни на что. Послав мне предупреждающий, приправленный угрозой взгляд, он оставил брата и двинулся к прорехе между мирами. Конкретно у данного индивида инстинкты отшибло напрочь.
Что ж, час расплаты настал, решила я. И метнулась из тени на свет с одним-единственным умыслом: вломить Тай Фуну так сильно, чтобы он и думать забыл о самопожертвовании. А дальше действовать по обстоятельствам.
Когда он был уже в метре от дыры, я кинулась на него в кровожадном порыве и повалила на пол. Такой наглости Тай Фун не ожидал. Правда, он быстро взял ситуацию в свои руки. Преодолев секундную оторопь, перекатился вместе со мной, впечатал меня в доски мутировавшего паркета, и припал к моим губам яростным поцелуем.
Он целовал меня пьяняще, отчаянно, обреченно. Так, словно прощается навсегда. Мы целовались, лихорадочно сцепившись на виду у целой толпы светочей прогресса, которые, похоже, забыли, как дышать.
А едва Тай Фун отстранился, я увидела, что в его глазах плещется потусторонний огонь. Совсем как у Гликерии в тот день, когда она пыталась меня задушить. Совсем как у Арсения, когда он был во власти межпространства.
Усилием воли Тай Фун погасил этот огонь, склонился надо мной, выравнивая дыхание. Прошептал:
— Живи хорошо, Сафро.
Его палец мягко очертил мои губы, по лицу пробежала тень, в глазах — воспалённых, с почти бесцветной радужкой — мелькнул след неизъяснимой грусти. Его тонкая, печальная улыбка вспыхнула и погасла, как луч заходящего солнца.
После чего этот безрассудный человек — такой далёкий, такой родной — оттолкнулся от пола, сгруппировался и нырнул в пульсирующую брешь. Моё сердце сорвалось в бездну. Неужели нельзя иначе? Неужели нет другого выхода?
Он забрал мой дар — и межпространство перешло к нему как скверное наследство. Он спас меня, а я считала его предателем. Как же теперь загладить вину? Как я смогу вымолить прощение, если Тай Фуна больше нет?
Как только он растворился в золоте и ртути, стена, где билось желеобразное "сердце", затвердела, затянулась кирпичной кладкой, покрылась штукатуркой. А наросты мха, плесень и метаморфозы мебели улетучились, словно их и не бывало.
Не помня себя от горя, я бросилась туда, где схлопнулась дыра в иное измерение, и принялась остервенело, в полнейшем беспамятстве молотить по ней кулаками. Кажется, я кричала, что хочу уйти вслед за Тай Фуном. Сбила костяшки в кровь. И приготовилась уже биться головой о стену. Но Фараон и Каролина вовремя меня оттащили.
Завершив миссию по устранению межпространственного нарыва, группа светочей прогресса благополучно рассосалась, качая головами и сочувственно поглядывая в мою сторону. Мол, горемычная, вконец рехнулась.
А я и впрямь была близка к тому, чтобы слететь с катушек. Не понарошку. По-настоящему. Слёзы градом катились из глаз. Водопровод прорвало. А как вы знаете, я никогда не была в ладах с водой. Выплакать душу при таком напоре? Да запросто!
— Сафро! Сафро! — глухо, как из запаянной бочки, слышались голоса.
— Сафро! — трясла меня Каролина. — Да прекрати ты раненого птеродактиля изображать! Тут тебе Тай Фун письмо передать просил…
Слёзы высохли в момент. Я выхватила письмо у Каролины из рук, подорвалась с места и, спотыкаясь, бросилась в фиолетово-фисташковый портал, который создала Мира. На счету была каждая секунда.
Снаружи, на возвышенности, к горизонту протянулась канатная дорога с несколькими свободными вагонетками. Занималась заря. Далёкое малиновое облако, проколотое верхушками сосен, сдувалось в рассветных лучах, как лопнувшая оболочка аэростата. Я, не раздумывая, села в кабину, вдавила рычаг и понеслась над пропастью навстречу неизвестности, наперерез злому року.
И что только ударило мне в голову? Как только кабинка остановилась возле вышки, я выскочила оттуда, как ужаленная, сбежала по ступенькам и опрометью кинулась к замку иллюзий. Прохожие (и откуда их столько ни свет ни заря?) шарахались от меня, как от кикиморы болотной. Ну да, растрёпанная, потная, с перекошенным лицом и образцовыми мешками под глазами. Мчится невесть куда, людей пугает.
Секундочку. Кажется, до меня дошло. Когда Тай Фун прыгнул в эту спрутову дыру между измерениями, межпространство заполучило себе в коллекцию тот самый, совершенный экземпляр. И, как было условлено, отпустило остальных пленников на свободу. А чтобы не утруждаться, просто выгрузило их всем скопом на луг.
Дворец иллюзий таял в рассветной дымке. Медленно, неотвратимо, как ускользающая мечта. Я увидела бледнеющий фасад — и похолодела. Срок действия тепла, взятого у Тай Фуна взаймы, подходил к концу. Каплю за каплей это тепло выпивал стылый ветер.
Зрелище просвечивающего на солнце замка побудило меня действовать безотлагательно.
Со всех ног ринулась я к крыльцу, взлетела по винтовой лестнице и ворвалась в башню Парадоксов. Перед глазами всё мелькало и кружилось в весёлом пришибленном хороводе. Черный рояль, шторы, гобелены, вертящийся стул, стеллажи. И море сборников на полках. Что же там запрятал Тай Фун?
Первым делом обнаружилась "Игра воды" — тринадцать незабываемых листов, и я практически на автомате прижала ноты к груди. Дальше шли какие-то невзрачные хрестоматии со стёршейся позолотой, книги в кожаных переплётах, пока наконец мне на глаза не попался помятый дневник и странный, написанный от руки документ.
Изучать его некогда, замок-то вот-вот растворится в воздухе, и как бы мне не растаять с ним за компанию. Откуда-то издалека до слуха донеслась приглушенная какофония — будто оркестр в глубокой, выстеленной фетром яме настраивал инструменты перед концертом.
Хватая ртом воздух, я в спешке повернула обратно, мимо блекнущего рояля, мимо выцветающих гобеленов и штор. Под аккомпанемент невнятной мешанины звуков — вниз, вниз, по винтовой исчезающей лестнице. По коридору, минуя дверь в осеннюю комнату и выставку геометрических фигур в духе авангардизма.