Айлсфордский череп

Дойл и Хасбро шагали вдоль ручья по кирпичному туннелю, проложенному глубоко под церковью Святого Мартина на Ладгейт-Хилл и соединяющему реки Флит и Уолбрук. Откуда-то сверху доносился шум, смахивающий на звук работы двигателя, и по мере продвижения товарищей на запад в сторону собора Оксфордских мучеников рокот все усиливался. Вскоре они вышли к Флиту, неимоверно раздувшемуся от ливневых вод, и повернули вниз по течению непосредственно к собору.

Теперь на фоне шума двигателя безошибочно различались звуки органа. Хасбро извлек пистолет, Дойл опустил заслонку потайного фонаря, и они, со всей возможной на мокром полу скоростью, потрусили по правому берегу Флита. Внезапно двигатель умолк, следом запнулся и орган. Затем раздались чьи-то торопливые шаги, и спустя несколько мгновений в круге света возникли два человека: гигант с копной черных волос и рукой на перевязи и бородатый карлик. Оба оказались безоружными. Дойл поднял заслонку фонаря, а Хасбро вскинул пистолет и встал у головорезов на пути. Карлик мигом развернулся и умчался назад во тьму, великан же с диким воплем устремился на противников, напрочь пренебрегая собственной безопасностью. Хасбро невозмутимо выстрелил ему в грудь. Гигант запнулся, однако тут же снова бросился вперед, разъярившись еще больше, и тогда Хасбро снова нажал на курок. Атакующего от удара пули развернуло. Мгновением позже его тело рухнуло в поток и исчезло в темных водах.

«Хелен», — вспомнилось Сент-Иву имя обезумевшей женщины, секунду назад выстрелившей из судорожно сжатого в трясущейся руке пистолета: несомненно, той самой особы, что прошлась по луже крови из перерезанного горла лорда Мургейта. Злодейка, однако, смотрела уже не на Лэнгдона, а на отделанную деревом стену слева от него. Одна из панелей бесшумно скользнула в сторону.

Через открывшуюся брешь в зал шагнул доктор Нарбондо собственной персоной. Горбун, облаченный в черную сутану англиканского священника, перетянутую по непонятному произволу широким поясом, окинул собор каким-то собственническим взглядом. В руках он держал корзину с чем-то, напоминающим черный конус с продолговатым концом, скошенным и запечатанным толстым белым диском. Сосуд сей, несомненно, был чугунным и являл собой адскую машинку, формы хоть и весьма странной, но от этого ничуть не менее зловещей.

Заметив Сент-Ива, Нарбондо кивнул ему, по видимости восприняв присутствие профессора само собой разумеющимся и совершенно таковым не обеспокоившись. Затем ему на глаза попалась Хелен, и горбун насторожился, поскольку пистолет в ее руке игнорировать определенно не стоило. А Лэнгдон в эту минуту с ужасом увидел, как из-за алтаря поднимается прятавшийся за ним Эдди. «Нет, только не сейчас!» — содрогаясь, подумал он. Но малыш обвел полным отчаяния взглядом собор и, заметив отца, бросился к нему, нисколько не сомневаясь, что тот сможет его защитить. Сент-Ив отчаянно замахал сыну рукой, пытаясь остановить его, и тут увидел Элис — она выбралась из-под обломков, позвала Эдди и попыталась встать, впрочем, безуспешно. Лицо ее было залито кровью, на плече белой блузки расплывалось красное пятно.

С перекошенным ртом, брызжа слюной, Хелен понеслась на Нарбондо, левой рукой отшвырнув с пути Эдди — в правой она по-прежнему сжимала пистолет. Горбун осторожно поставил корзину и, не мешкая, прыгнул ей навстречу. От неожиданности женщина вскрикнула и нажала на спусковой крючок, однако из-за отдачи рука ее дернулась, и пуля улетела далеко в сторону. Нарбондо поймал Хелен за запястье, дернул на себя, а затем, перехватив ее руку с пистолетом, вывернул оружие стволом на женщину и в упор выстрелил ей в горло. В следующий миг обезображенное тело полетело под ноги Сент-Иву, рванувшемуся к Эдди, — и Нарбондо, опередив профессора на долю секунды, вцепился в мальчика и закинул его себе на плечо.

Лэнгдон замер на месте: горбун упер пистолет в бок отчаянной брыкавшегося Эдди и недвусмысленно покачал головой. Усилием воли Сент-Ив замедлил дыхание, стараясь взять себя в руки. Краем глаза он заметил, что Элис удалось-таки сесть и Финн уже склонился над ней. Нарбондо покосился на женщину и парнишку и, не целясь, нажал на курок. Угол алтаря брызнул мраморными осколками.

— Остыньте, профессор, если вам дорога жизнь жены и сына, — проговорил доктор. — Положение у вас рисковое, но если вы поднимите вот эту корзину, мы еще сможем договориться. Ваш сын в безопасности, даю вам слово. Вот только пока я подержу его поближе к себе.

Лэнгдон сделал, что было велено. Он вдруг ощутил едва ли не сверхъестественную ясность сознания. Буря, стало ему очевидно, утихла — по крайней мере, уже не хлестал ливень и не гремел гром. Емкость в корзине, погруженная в упаковочную стружку, наверняка являлась бомбой. Своей странной формой она походила на черную чугунную вазу.

— Как видите, благодаря вашему героизму я вынужден опуститься до способа несколько вульгарнее угольной пыли. Сейчас вы держите, выражаясь по-шулерски, туз в моем рукаве, пускай в данном случае гелигнитовый туз и покоится в плетеной корзинке. Его верхушка, попросту говоря, термический детонатор. Предупреждаю, гелигнит весьма чувствителен к тряске, так что, ежели не хотите, чтобы вас с сыном разнесло на клочки, рекомендую обращаться с ним с предельной осторожностью. Следуйте за мной, сэр. — Нарбондо взмахнул пистолетом и с Эдди на плече двинулся вдоль скамеек к открытому участку нефа, при этом не отрывая глаз от лица Сент-Ива.

— Поставьте корзину на скамью, прямо под вращающимся призраком Эдварда, — распоряжался горбун. — Мы отправим любимого сынулю моей мамаши в загробный мир, где ему и место.

Лэнгдон выполнил приказ и отступил в сторону, бросив взгляд на застрявшую на крыше гондолу. Теперь, когда гроза утихла, кабина корабля больше не содрогалась. Ее корма крепко держалась в искореженном скате, а стеклянный шар спереди заклинило в чугунной распорке.

— Хочу проделать заключительный эксперимент, — не унимался горбун, — который должен завершиться наплывом душ умерших на окрестные улицы. Полагаю, во время вашего визита на ферму «Грядущее» моя мамаша рассказала о вратах, что я намереваюсь открыть?

— Рассказала, — спокойно отозвался Сент-Ив. Собственный голос показался ему едва ли не механическим. — Идея противоречит здравому смыслу.

— Призрак моего братца тоже противоречит здравому смыслу, и тем не менее вот он. Вам ли, ученому мужу, не доверять собственным глазам?

Зависший под сводами фантом повешенного мальчика, прекратив вращение, казалось, внимательно разглядывал — если таковое вообще возможно, мелькнуло в голове у Лэнгдона — оказавшихся в соборе людей, обращая особое внимание на Эдди. Все-таки Нарбондо прав: буквально все в феномене призрака противоречило здравому смыслу. Сент-Ив напряженно выжидал удобного случая — какого-нибудь отвлекающего внимание шума, вроде скрипа гондолы или звона упавшего стекла.

— Даже если эти врата и существуют, есть ли смысл их открывать? Откуда вам знать, что за ними таится?

— Что мне до смысла? Врата — всего лишь уместный символ для пути между здесь и там. Пока они не обернутся реальностью, это просто поэтический оборот. И смысл станет нам ясен, когда мы собственными глазами увидим, что под ним кроется. Сбросьте же оковы, сэр, что стесняют ваш разум.

— Оковы бывают разные, — покачал головой Лэнгдон.

— Ах, сэр, мы с вами разговариваем на разных языках. Ладно, сейчас я выражусь предельно ясно. Итак, я усаживаю юного Эдди на пол, и дальше он сидит неподвижно, как буддийский монах, и созерцает предстоящее чудо. Слышишь меня, парень? Ты ведь будешь сидеть на попе и не двигаться?

— Да, — поспешил вмешаться Лэнгдон, мигом распознав на личике сына выражение, которое у того обычно появлялось, когда ему надоедали бесчинства, творимые механическим слоном сестры над его солдатиками. Сент-Ив предостерегающе покачал малышу головой.

Нарбондо сунул пистолет за пояс и, вытащив из-за пазухи массивное оружие, эдакий луковицеобразный револьвер с неимоверно широким стволом, как будто вместо пуль из него стреляли крикетными мячами, направил сие орудие на плетеную корзину и нажал на спусковой крючок. Из дула вырвался белый огненный шар и мгновенно воспламенил корзину, несколько подушек на скамьях и белый диск на горлышке устройства. Термический детонатор ярко вспыхнул, а затем чугунный конус взорвался мощной струей пламени и дыма в окружении снопа искр. И призрак Эдварда потонул в этом огне.