Айлсфордский череп

Моего мужа уволокли прочь, и найденного под обугленным полом лаборатории оказалось вполне достаточно, чтобы вздернуть его. Вдобавок на суде Мэри Истман присягнула — несомненно, по наущению Нарбондо и к своему нескончаемому стыду, — что видела своими глазами, как мой муж убил Эдварда, так что его судьба была предрешена дважды. Меня же ни в чем не обвинили. Для местных я давно превратилась в объект жалости, и когда все узнали, что мне удалось оглушить собственного мужа и поджечь лабораторию, я и вовсе стала едва ли не героиней.

Вскоре после этих событий Нарбондо исчез из Айлсфорда, и больше сюда не возвращался. Здесь его ничто не интересовало, а для нечестивых деяний сцена требовалась пошире. Я знаю, он искал череп среди руин лаборатории, поскольку там обнаружили несколько других черепов разной степени отделки и обугливания. Теперь-то я думаю, что Нарбондо все же подозревал меня в утаивании этой вещи, хотя никогда и не обвинял меня в этом. Возможно, опасался, что Мэри Истман все-таки выступит против него, если мне будет причинен какой-то вред. Тем не менее он нашел тетрадку моего мужа и похитил ее, хотя к тому времени я перечитала записи по нескольку раз и узнала тайну черепа Эдварда. Конечно же, я подобрала его там, где он упал, у речки. Вскоре в запертом сарае обнаружили останки моего сына, и я похоронила их на кладбище, а череп все эти тридцать лет находился у меня. Я великое множество раз общалась с духом Эдварда, профессор.

Матушка Ласвелл умолкла, и Сент-Ив понял, что она плачет. Кракен участливо взял ее за плечо, и женщина благодарно накрыла его руку ладонью.

— Вы общались с его духом? — немного подождав, переспросил Лэнгдон. — В буквальном смысле?

— Именно так, — подтвердила хозяйка. — Ночами, когда над полем вставал туман, я проецировала его… черты, если вам угодно, прямо на дымку, и он появлялся в своем предсмертном обличье, мальчиком. И даже с некоторым подобием жизни — по крайней мере, он двигался. Он явно понимал, что я где-то поблизости, хотя вряд ли меня видел — уж точно не в том смысле, как я сейчас вижу вас перед собой. Говорить мой сын, конечно же, не мог, но по лицу его было видно, что он страдает, и меня неизменно терзал страх, что именно мои призывы и являются причиной его мук. Я целиком и полностью отдавала себе отчет, что совершаю нечто порочное. И чтобы хоть как-то сохранять здравый рассудок, употребляла настойку опия, хотя наркотик лишь обострял мою тоску, так что вскоре порочность моя, по сути, только удвоилась. Стремление поддерживать жизнь в мертвом — это затянувшееся самоубийство, понимаете? Я всегда знала, что обязана похоронить моего Эдварда, и с помощью Уильяма в конце концов сделала это.

Кракен сидел, уставившись на стол, и молча кивал. Затем произнес:

— Около года назад, сэр, в середине июля. Мы пришли на кладбище, и при содействии сторожа похоронили череп вместе с телом мальчика.

— А теперь его забрал Нарбондо, — подытожил Сент-Ив. — Для завершения своего деяния ему оставалось только убить Мэри Истман.

Билл поерзал на стуле, прочистил горло и сказал:

— Или же для его начинания, сэр, — затем он обратился к Матушке Ласвелл: — Врата, Матушка. Расскажите профессору о вратах. Понимаете, сэр, теперь наша новая напасть — врата.

Женщина кивнула и после некоторых раздумий заговорила:

— Здесь-то мы и совершили ошибку, профессор. Я не требую от вас веры в то, что сейчас вам раскрою, но знайте, что сама верю в это всем сердцем. Призрак Эдварда интересовал моего покойного мужа вовсе не ради него самого, а для того, чтобы воспользоваться им в своих целях. Духам не место в мире живых. И они стремятся покинуть его, но порой по причинам, лежащим за пределами наших познаний, не делают этого. Выражаясь простым языком, Джон Мейсон бился над способом открытия пути в страну мертвых, дабы посетить ее вслед за призраком, а затем вернуться.

В тонкостях, сэр, я не разбираюсь, поскольку записи в тетради моего покойного мужа относительно открытия врат сводились к наброскам да намекам. Еще там имелись комментарии к работе Джона Мейсона над светильниками, как он называл черепа. Результаты исследований Мейсона моему мужу представлялись ни на что не годными. Свои же знания он большей частью держал в голове, так что теперь они нам, естественно, недоступны.

Тем не менее юный Нарбондо на протяжении нескольких лет доступ к ним имел. Джон Мейсон разнес себя на куски, взорвав пыль в зернохранилище. Он намеревался спроецировать духа, пребывающего в мире живых, на висящее облако пыли непосредственно перед ее взрывом. Одному Богу известно, удалось ли ему открыть врата в преисподнюю. Однако я уверена, что в некромантии мой муж разбирался куда больше Джона Мейсона. Знания его были весьма обширны, профессор, — знания мистические и зловещие, если вас не смущает само употребление этого слова в таком контексте. И в определенных кругах его очень боялись. Нарбондо же страха перед ним не испытывал совершенно, даже в детстве, и, более того, использовал его в своих целях, как муж использовал других. И я нисколько не сомневаюсь, что Айлсфордский череп, как его именовал мой муж, для Нарбондо не относится к разряду простых человеческих останков. Он ни на секунду не воспринимал его как часть моего покойного сына. Людей и вещи он рассматривает исключительно с позиции полезности для себя.

— Вы опасаетесь, что Нарбондо с помощью черепа Эдварда попытается сделать то же, что и Джон Мейсон? — спросил Сент-Ив. — Открыть эти мифические врата?

— Именно, сэр. Вот только, боюсь, он хочет не просто открыть врата, но и оставить их открытыми.

— Хм, не совсем вас понимаю.

Кракен подергал подбородок и, выпучив глаза, затараторил:

— Она имеет в виду, сэр, что если у него получится, начнется сущая вакханалия, хождение туда-сюда. Запросто можно будет прямиком с Пиккадилли проникнуть в преисподнюю и вернуться оттуда с ведерком серы да опаленными волосами. Ну и, понятное дело, препятствий не будет и для тамошних обитателей, мертвецов или живых, какие уж там водятся.

— Зачем же кому бы то ни было устраивать подобное? — удивился Лэнгдон.

— Нарисованная Биллом перспектива, пожалуй, чересчур красочна, — отозвалась Матушка Ласвелл, — однако ответ на ваш вопрос имеется. Возможно, дело тут в нездоровом любопытстве, в возможности попасть туда, куда прежде не ступала нога живого человека. Как мне представляется, одержимую злом личность подобное непотребство привлекает само по себе. Или же в своем нарциссизме она воображает себя эдаким современным Вергилием, проводником в страну мертвых. Природа врат нам неведома, профессор, так же как и сами пространства за ними. Невозможно даже сказать, ведут эти врата в какое-то реальное место на земле или же в мир духов. Вполне может так статься, что и туда, и туда. Впрочем, все это несущественно. Нас пугает сама попытка — с сопутствующим взрывом и гибелью людей, возможно, даже массовой гибелью.

Сент-Ив кивнул.

— Хотелось бы взглянуть на тетрадку вашего мужа. От нее ничего не осталось?

Женщина категорично покачала головой.

— А от лаборатории? Может, хотя бы фундамент сохранился?

— На ее месте давным-давно построили хмелесушильню.

— Значит, ничего?

— Совсем ничего, профессор. А все, что известно мне, теперь известно и вам. Взаимному пониманию между нами препятствует лишь вера.

Сент-Ив некоторое время сидел в раздумьях, затем заговорил:

— Прямо сейчас, Матушка Ласвелл, я затрудняюсь с ответом. Доверившись, вы оказали мне величайшую честь, вот только не уверен, что способен отметить вам тем же. По сути, история ваша о человеке, ради своих сомнительных целей предавшем самое дорогое — жену и детей. Во всяком случае, это должно быть самым дорогим для всякого нормального мужчины. Вы были искренны со мной, не буду лукавить и я. Сейчас жизнь мою наполнили обязанности, которыми я ошибочно и даже опасно пренебрегал — это мой дом, моя жена и мои дети. Я обдумаю ваш рассказ — вообще говоря, он столь захватывающ, что игнорировать его попросту нельзя, — однако честно предупреждаю вас, что план возможных действий мне пока даже не представляется, а ежели таковой и придет мне в голову, следовать ему я навряд ли стану. Обманывать мне вас незачем.