Страница 5 из 9
Отшатнувшись от окна, художник попятился назад к кровати, трясущимися руками нащупал в неразобранном втором чемодане железную ручку фонаря, включил свет, подошёл к окну и посветил в глубину заросшего сада, туда, где стоял этот многоглазый монстр. Луч фонаря упал на дерево, с диаметром ствола в два метра и кроной зонтиковидной формы. На ветках дерева сидели птицы. Грэй выдавил из себя нервный смешок и опустил фонарик.
– Это – птицы на дереве. Просто птицы. – Сказал он тихо само себе. – Крыша совсем поехала. То оборотень – за окном, то многоглазый монстр – в саду. Ммда. Нужно срочно браться за работу, иначе я здесь с ума сойду.
Грэй извлёк из чемодана плащ-дождевик, натянул на босую ногу резиновые сапоги и пошёл с фонариком во двор, посмотреть, кто же там так упорно скребется. Накинув капюшон плаща на голову, он вышел во двор под моросящий дождик. Его предположения подтвердились – птицы пытались пролезть через брешь в крыше, видимо, искали укрытие от дождя или хотели построить гнездо на чердаке.
По размокшей земле Грэй пошёл в сарай, где позавчера колол дрова. Там он видел солому, ржавые прохудившиеся ведра, старую робу, испачканную краской и пару консервных банок. Из этого хлама он смастерил пугало и осмотрел дом, прикидывая, с какой стороны лучше залезть на крышу. Лестницу он нашёл в саду, под тем самым деревом, которое он принял за чудовище. На вид она выглядела вполне пригодной. Только стоило быть осторожнее – дождь усилился, а крыша стала очень скользкой.
Грэй дотащил массивную, почерневшую от сырости лестницу до дома, прислонил её к стене и полез на крышу, держа конец верёвки, с помощью которой он намеревался поднять пугало на самую верхушку дома. Он долго пыхтел, поднимая пугало на крышу, оцарапал колени, а одежда вся вымокла, но не от дождя, а от пота. Спустя час, пугало всё же было установлено, и художник, выбившийся из сил, сидел на крыше и смотрел, как мигают красные глаза ворон на дереве. Оперение птиц отливало металлическим синеватым оттенком сверху и зеленоватым снизу.
Грэй не испытывал к ним злости или неприязни. Ведь это – просто птицы, они всего лишь искали укрытия в этом доме, так же как и он, и вовсе не собирались мешать ему. Просто так совпало. Со скучающим взглядом художник смотрел на этих птиц, на их массивные острые клювы и заметил одну странность… Вороны как будто бы кивали ему, и не каждая – по отдельности, а все одновременно, в такт, как будто сговорились. Выглядело это жутковато.
У Грэя закружилась голова, и он отвернулся. Возвращаться обратно в дом ему не хотелось, а хотелось бежать как можно дальше отсюда, к раскинувшимся на многие километры вокруг фьордам. С крыши был виден узкий извилистый и глубоко врезавшийся в сушу морской залив, со скалистыми берегами высотою не меньше километра. Местами скалы были покрыты густой растительностью, а местами блестели только голые камни, как будто бы горы за миллионы лет после рождения их землёй, состарились и полысели.
С крыши дома Грэй видел и другие фьорды, не такие глубокие, но вдвое выше, с вершинами, покрытыми снежными шапками. Он думал о том, что рассказал ему таксист – о призрачном войске викингов, вышедшем из тумана, о сгоревшем женском монастыре, о тех несчастных девочках, о тюрьме, развалины которой, наверное, всё ещё сохранились на том острове, о волке-демоне, котором неизвестный писатель рассказывал в своём романе.
Погружённый в свои раздумья и фантазии, Грэй всё же отложил поход к фьордам до завтрашнего утра, а завтра он пойдёт с Альвой на древнее капище, где второй раз нашли оскверненные останки погибших девочек. Ему хотелось как можно больше узнать о мире, побывать в разных местах до того, как… До того… Как он умрёт.
Нужно ещё выполнить заказ и оплатить аренду квартиры, которую он снимал в своем родном городе. Ведь он не может уйти просто так, не заплатить и остаться должником навеки. Хорошо, что он один здесь и сейчас. На крыше дома, ближе к небу он чувствовал себя по-настоящему живым и свободным. Он не жалел о том, что в свои сорок лет он здесь – один, среди этих мёртвых, безжизненных скал, в разладе с самим собой, всё ещё во что-то верит и чего-то ждёт.
Он думал о тех монахинях, которые жили здесь когда-то. Сейчас не те времена, когда любой желающий, может подстричься налысо и уйти в монахи, стать отшельником и жить в гармонии с природой. Сейчас человек стал другим. Слишком большое значение придавали себе муравьи, копошащиеся в своём муравейнике. Рано или поздно этот пуп Земли должен был развязаться, и Грэй нисколь не жалел о прошедших днях…
Рано или поздно волк-демон должен был вырваться на свободу и расправиться с падалью, с этим загнивающим безумным миром! Сейчас Грэй понял, что волк в рукописи того неизвестного писателя был лишь олицетворением грозящего миру апокалипсиса. Но здесь Грэй – один, наравне с этими воронами, прячущимися от дождя в ветвях дерева, как это жалкое пугало на крыше, такое же как и он сам, такое же смешное и глупое.
– Всё это нелепость какая-то. – Думал Грэй. – Что я вообще здесь делаю? Так далеко от дома. Забрался на самый край земли. В самом деле, может быть вся эта Земля, а не только долина прокляты? И дождю уже не под силу смыть человеческие грехи?
Никто не видел, никто не знал, как Грэй день ото дня сгорал в огне своего отчаяния, своей ненависти к самому себе и к миру за то, что он сделал тогда. Он был слишком пьян тогда. Всё это время ему великолепно удавалось скрывать за каменной маской мужества свою боль и отчаяние. Но изо дня в день дух его сражался с волками-демонами, которых никто не видел и которых он создал сам. Война с самим собой – вот его вечная стезя.
Чего он ждал – он и сам не знал. С каждым закатом солнца он умирал, а новый день не приносил радости жизни после того случая. Уже ничего изменить нельзя. Их больше нет. Бежать ли, как волк далеко-далеко, туда, где его никто не увидит? Или гнить в сырой земле, как те заблудившиеся в тумане девочки? Или завтра проснутся и снова сгорать в этом жарком огне от осознания своей немощности и никчемности? Не всё ли равно?
Может быть, и ему уйти в туман – сразиться один на один со своими волками? Тогда он умрёт не просто так – он умрёт в битве, в движении, ярко сгорая на лету, красиво и чисто! Впрочем, он давно уже умер. Разве это – жизнь? Нет. Это – не жизнь, а всего лишь жалкое существование.
У него не осталось друзей. Все они разъехались кто куда, и он остался один в толпе людей. Порой он испытывал удовлетворение от своего одиночества, а порой оно пугало его. Ведь человек не может жить один. Или может, но какой ценой?
Моросящий дождик понемногу утихал, а ветер уносил пепел печали в небо, разгонял тучи. Его душевные метания понемногу утихали, а на небе загорелись первые звёздочки. Художник утёр слезы с лица и полез вниз по лестнице. Он уже не помнил, как добрался до кровати и уснул.
Яркий луч солнца крадучись подобрался к спящему мужчине и неспешно устроился у него на щеке. Грей поморщился и неохотно открыл глаза. Поднявшись с кровати он подошёл к окну, распахнул его и поразился великолепию норвежской природы. Восходящее солнце окрашивало сад, двор, скульптуры амуров на крыше беседки в саду, в золотистые и багровые краски.
Опавшие листья покачивались в мутной воде бассейна, где когда-то журчал фонтан. Клочки туч, разорванные ветром, переливались оттенками розового и выглядели совсем не так, как вчера. Легкие и воздушные, как сахарная вата, они медленно плыли по лазурному небу в сторону океана.
Горы, одетые в темно-зеленые платья из елей и сосен, возвышались над пустошью, растянувшейся на юг на многие километры. Посреди пустыря, заросшего вереском, кое-где виднелись древние мегалиты, словно надгробия могил великанов-йотунов. Грей впервые за полгода захотел взять в руки блокнот и карандаш и рисовать, рисовать, рисовать наброски к будущей картине. Наконец-то, погода дала ему шанс создать что-нибудь стоящее. Вместе с непогодой его покинула и хандра, и мысли о смерти. Внезапно послышался стук в дверь. Грэй вздрогнул. Дверь приоткрылась и в спальню вошла Альва с подносом в руках.