Страница 24 из 58
- Они меня не получат, - проблеял монах. – Идут за мной, но меня не получат.
- Кто идет за тобой?
- Плакальщики… Идут схватить меня! Михала захватили, но меня не получат!
- Так ведь ты же уже не живешь. Ты повесился. И ты ведь уже видишь, что то не выход. – Сцена из фильма: неудавшийся самоубийца и полицейский. Не хватало только лишь пожарников на низу и растянутой сетки. – Разорви эту последовательность. Погляди на меня. Ты сделал ошибку. Ужасную ошибку. Но тебе не нужно ее повторять.
- Н-нет… не могу… Они идут за мной.
- Я защищу тебя. Я могу забрать тебя отсюда.
Тот неожиданно глянул на меня; в его серых глазах ребенка тлела надежда. А мне стало его жалко. Все это пепел и пыль… И ничего больше. Парень усердно соглашался со мной, но его ладони все время были заняты веревкой, пытаясь затянуть неумелый узел у основания контрфорса.
- Не могу… не могу перестать. – Он поднял веревку в средине и завязал кривую петлю, через которую протянул нижнюю часть шнура. Узел виселицы. – Не могу… перестать… Они идут…
Внизу кто-то стоял. Настолько черный и неподвижный, что я сразу его и не заметил. Он стоял в самом низу, посреди двора, где перед тем, наверняка, ничего не было. Еще один монах, но громадный и сотканный из темноты. Собственно говоря, выглядел он будто одна лишь ряса. Темнее ночи. Ладони он прятал в свободных рукавах и стоял, не двигаясь. Немного похожий на притворяющихся монахами мимов, что неподвижно стоят на рынках городов, пока не бросишь монету в кружку. Подняв голову, он глядел на нас пустой дырой капюшона, заполненного черным небытием.
А потом вдруг дернулся молниеносным движением, словно подхваченный ветром обрывок сажи. Одна моментальная, размазанная вспышка черноты – и исчез в дверях монастыря. Будто паук или крыса. В мгновение ока.
И двор сделался пустым.
Нехорошо.
- За мной идут… - застонал Альберт и начал дергаться с веревкой, желая расширить петлю.
Я услышал тихий звук, прозвучавший словно стук погремушки гремучей змеи: отдаленное, неразборчивое перешептывание и шелест сухих листьев одновременно. А потом крупная, сидящая на углу горгулья неожиданно повернулась, показывая лицо, выглядящее, словно пожелтевший птичий череп. Будто стервятник. Повернувшись, она начала выпрямлять бесплотную тушу, словно трепещущий черный тюль или лист сажи. Создание немного походило на человекообразного грифа, укрытого в черном одеянии. И немного – на врача времен Черной Смерти.
Скекс.
Я называл их скексами в память персонажей из сказочного мультика, перепугавших меня в детстве.
Если здесь что-то в наибольшей степени походило на демонов, то как раз они. Их притягивает скоропостижная, неожиданная смерть в нашем мире. Возможно, это разновидность своеобразных пожирателей падали.
На лестнице раздались тяжелые, мерные шаги. Пока что где-то в глубине. Было слышно, что скрипят старые, вытертые ступени.
Я отбросил полу плаща и вытащил обрез из кобуры. На некоторых существ он здесь действует, на других – в какой-то мере, а на некоторых – вообще не производит впечатления. Ведь это всего лишь эманация моей психики.
Выстрел прозвучал, будто неожиданный гром. Лиловым светом он ударил по кольчатым, псевдоготическим орнаментам, по мокрым от мороси черепицам.
Скекс издал из себя рвущий нервы визг, звучащий, словно пущенный задом наоборот свиной. Выстрел высосал из него часть черноты, в которую он был окутан, и втянул ее в ствол. По крайней мере, так это выглядело. Скекс свернулся на месте, словно черное торнадо, и исчез с крыши. И схватился рукой за контрфорс и выглянул за край. Чудище ползло по стене головой вниз, будто гигантская ночная бабочка..
Я прицелился, только скекс впитался в пятно тени и исчез.
По крайней мере, все это его лишило части сил..
Шаги на лестнице звучали все более выразитель, я слышал, что колокола начали вибрировать, словно бы сквозь них протекал ток.
Чтобы там не лезло наверх, казалось оно могущественным. Над городком тысячи ворон взбились в искаженное небо, раня уши хоральным карканьем. Сквозь маленькие окошки в стене колокольни целыми тучами бежали всклокоченные летучие мыши.
Что бы это ни было, я знал, что с ним нам не справиться. Я просто чувствовал это. И знал, что по этой лестнице спуститься не сможем.
Мой монах как раз стоял на трясущихся ногах и меленькими шажками пытался подойти к краю с веревкой, обернутой вокруг шеи.
- Они уже идут сюда… - прохрипел он, после чего широко развел руки и рухнул лицом вперед, прямиком в смолистое ничто.
Не успел. Я резко выбросил руку вперед, стиснул в горсти толстую ткань капюшона и удержал его.
Парень спазматически дышал, вытаращив глаза; он не понимал, что творится. Неважно, сколько раз ты рухнешь лицом прямиком в темноту, с зажатой на шее толстой петлей, которая размозжит тебе шейные позвонки и раздавит дыхательное горло. Всякий раз это точно так же ужасно.
И никогда ничего не решит, равно как не позволит от чего-то убежать.
Не освобождая захвата, я снял веревку с шеи монаха, потом притянул к себе и оплел в поясе, но концом, а не средней частью шнура, на которой тот завязал неудачную петлю. Потом подбил ему колени и посадил на черепице. При этом я пробовал вспомнить ту чудовищную картинку, которую видел утром. Насколько высоко он свисал? Сколько свободной веревки оставалось у него под ногами? Это был шнур от какого-то из колоколов, но более тонкий по сравнению с остальными. Толщиной с мой большой палец.
- Идет…сюда… - промямлил Альберт.
И действительно, это нечто шло сюда. Я четко и чувствовал, и слышал это. У меня начали дрожать колени. Действительно, что-то сюда шло. Ступени скрипели, одна за другой; ежесекундно можно было слышать, как ударяет в них тяжелая подошва, как будто вырезанная из камня.
- Так веревки не вяжут, - пояснил я.
Развязал бездарный узел, который монах закрутил вокруг контрфорса, и завязал двойной швартовочный узел, потом хорошенько его дернул. Узел держал.
После этого я завязал Альберту под мышками веревку спасательным узлом, уперся ногами в каменные выступы контрфорса, венчающие его словно гребень динозавра, после чего столкнул монаха в пропасть.
Парень был легким, но шнур все равно скользил у меня между пальцами, обжигая ладони живым огнем. Где-то подо мной, в башне, нарастал отзвук шагов. Все ближе и ближе. Я схватил раздиравшую пальцы веревку через полу плаща и спустил ее до конца, чувствуя, как та напряженно дрожит.
Когда в черном окне появилось пятно еще более глубокой черноты, после чего та стала выливаться через окошко, я поначалу рукой, а потом плечом и остроконечным капюшоном поднял обрез и выпалил из второго ствола.
На зрелищный эффект я не рассчитывал, хотел это нечто только лишь задержать. Перебросил ствол за спину и спустился за парапет.
И чуть не сверзился. В жизни я делал разные вещи, вот только не припоминаю, когда в последний раз спускался по веревке с колокольни. Рывок развернул меня, чуть не вырывая плечо из сустава, я спустился на полметра, ладонь обдало огнем, словно бы я сунул ее в кипяток. Мне удалось заблокировать веревку между подошвами, я, словно в тумане, вспоминал, как оно следовало быть. Веревка должна проходить через верхнюю часть одного ботинка и блокироваться подошвой второго. Я почувствовал, как шнур скользит и трется о мое тело горящей змеей, пока его не удалось заблокировать.
Я спускался, отдавая один захват за другим, тормозя подошвами, пока не добрался до другого конца, обремененного моим монахом. Тот пытался обернуть свою шею веревкой, но та была напряженной и жесткой, что твоя палка. Еще он пытался развязать спасательный узел, который удерживал его на груди, но никак не мог3с этим справиться. Тогда я схватил его и, чувствуя, как у меня трещит спина, заплел свои руки в веревку над ним, затем прижался к его спине, опирая ноги о стену.
До земли было далеко.
Очень далеко.
Квадрат внутреннего двора, покрытого круглыми и твердыми, словно верхушка дубинки булыжниками, маячил где-то внизу.