Страница 80 из 97
Мне нужно побыть одной!
Пока у брата в голове вертятся шестеренки, успеваю сбежать в ванную и закрыть дверь на замок.
Обопираюсь руками о раковину, позволяя дать волю рыданиям. От слабости, от безысходности, от боли, от жалости к самой себе. Как же это невыносимо жить с таким… Неужели это будет преследовать меня всю жизнь? Неужели все девушки, над которыми так по издевалась судьба, испытывают тоже самое? Или только я такая "везучая"?
Зажимаю рот рукой, чтобы заглушить звуки, которые так рвутся из меня.
Больно…
Настолько больно, что не могу дышать!
Поднимаю глаза к потолку. Господи, я никогда ничего у тебя не просила. Я просто хочу… Хочу, чтобы боль ушла…
— У тебя все в порядке?
Мой сводный брат. Единственный человек, которого я подпустила невыносимо близко к сердцу. Человек, с которым я могу забыть обр всем на свете. Тот, с кем я чувствую себя в безопасности. Тот, который выводит, но дарит мне жизнь. Тот, которому доверяю. Которого люблю…
Но я не заслужила такое чувство, как любовь. Не заслужила быть любимой. И он уж точно не заслужил той правды, которую я бы вывалила на него. После такого он уж точно не посмотрит на меня, как раньше, как сейчас. Он не поймет. Как бы сильно я его не любила и как бы сильно не хотела быть с ним, он все равно все узнает, не буду же я вечно прятаться по углам. Он и так достаточно настрадался из-за меня. Золотарев, Смирнов… И он уж точно не воспримет спокойно информацию о тех ублюдкам. Я не могу испортить его жизнь. Я слишком сильно его люблю. Поэтому должна… Отпустить…
— Твою мать, мелкая! Какого черта ты молчишь? Либо открывай сама, либо я выбью эту дверь.
Резко поднимаюсь на ноги, включая воду и ополаскивая лицо.
— Минута!
Меня все еще трясет, и я не знаю, как я буду начинать такой разговор с ним. Мне быть собранной и убедительной. Он не должен догадаться. Мне нужно сделать так, чтобы мою ложь было невозможно отличить от правды. Потому что так нужно. Нам обоим.
Делаю глубокий вдох и поворачиваю ручку двери.
Выдерживаю очень пристальный взгляд голубых глаз, которые прямо прожигают меня насквозь.
— Мелкая, что…
— Яр, ты должен съехать! — на одном дыхании выпаливаю. — Сегодня.
Непонимающе хмурится. Видимо не ожидал такого крутого поворота событий.
— Ты там головой ударилась?
Знала, что легко не будет и с первой фразы он не поймет.
— Я не хочу быть с тобой. Я совершила ошибку, я только недавно это поняла. Это все была ошибка. Я…
— Заткнись! — рявкает, заставляя меня испуганно вздрогнуть. Прикрывает глаза, видимо пытаясь успокоится. — Просто заткнись, Ника, — уже намного тише и спокойнее. Подходит ко мне вплотную, беря мое лицо в ладони. — Я не знаю, что произошло с тобой за эти пять минут и я не знаю, что за бред вылетает из твоего рта сейчас, поэтому просто не буду это слушать.
— Но…
— Молчи, — нежно касается большим пальцем моей нижней губы, и от этого простого жеста мое сердце сжимается от боли. — Сейчас ты выкинешь всю хрень из головы и спокойно расскажешь мне в чем дело.
— Ты не понимаешь, — прикусываю губу, чтобы сдержать подступающие слезы. — Тебе не нужно знать.
— Что мне не нужно знать, детка? — мягким голосом шепчет, поглаживая мою щеку.
И эти его все манипуляции и правда уносят все гадкие мысли из моей головы. Оставляя только его глубокие голубые глаза, полные нежности.
Я уже не могу сдержать слезы, которые водопадом начинают катиться по моим щекам.
Опять в полном непонимании хмурится, но потом заводит руку мне за затылок и прижимает к себе.
— Девочка моя… — наглаживает мои волосы, покрывая мелкими поцелуями лицо.
— Почему ты не можешь просто уйти? — проглатывая слезы, сдавленно шепчу.
Отстраняется настолько, чтобы наши носы соприкасались, а глаза находились в жалких сантиметрах друг от друга.
— Я не уйду, Ник, — твердо и уверенно, чтобы у меня не осталось никаких сомнений. — Не из этой квартиры, не из твоей жизни. Не сейчас и никогда, поняла? Чтобы ты мне не рассказала.
И я поверила ему. Просто отбросила все свои страхи и позволила себе эту слабость. Просто довериться, не думая ни о чем. Я смотрела в его глаза и видела в них то самое, о чем мечтает любая девушка… Настоящую любовь. Понимала, что чтобы я не сказала, он примет это и не бросит. Никогда не бросит…
Я не знаю сколько мы смотрели друг другу прямо в глаза, как будто заглядывая в самую душу. Не знаю, что мы хотели найти в них.
— Ты девственница, Ник?
Бах! Стрела в самое сердце. Вопрос-убийца, который сразил на повал. Неужели во время игры он заметил, как я напряглась при этом вопросе. Я обратила все в шутку, хотя внутри меня начался самый настоящий пожар тогда.
— Я не знаю, — пустым еле слышным голосом пищу.
— Как ты не знаешь?
А что я ему отвечу? Что ничего не помнила на утро после той ночи, кроме пьяных голосов тех уродов.
— Пойдем со мной, — берет меня за руку, и усаживает на диван. — А сейчас ты соберешься с мыслями и расскажешь мне все. Все, Ника.
— Это было в девятом классе. Наверное, стоит начать с самого первого класса. Я училась так сказать в не очень престижной школе. Точнее, вообще не престижной. Это была очень старая школа, в которой почти все ученики были из бедных семей. Воры, хулиганы, девки, одевающиеся как шлюхи, бывало даже наркоманы. Конечно, я бы предпочла учиться в другой школе с радостью, но у меня не было выбора. Ты, наверное, не поверишь, но у нас мамой далеко не хорошие отношения дочери и мамы. Она впахивала ночами на пролет на своей работе, почти никогда не бывая дома, а за дочкой нужен был присмотр. Меня воспитывал отец, но это вообще другая история. В той школе работала мамина родная сестра. Она была завучем. Та еще сука. Не только за мной не присматривала, но еще и палки в колеса мне вставляла. Жаловалась маме, что я черти что вытворяю, грублю и прочее. Наверное, дело в зависти. Кто она по жизни? Бедная училка в заброшенной школе, живущая в хрущовке. А мама за годы очень хорошо устроилась в своей профессии, и я с детства ни в чем не нуждалась. Игрушки, одежда, гаджеты. Все, кроме материнского внимания. Она постоянно говорила, что делает это ради меня, что она из бедной семьи, и ее дочь не будет жить так же, как и она. Вот из-за этого все и началось. Из-за денег всмысле. Я была белой вороной среди всех этих детей. Как бы я не пыталась неприметно одеваться и не носить все побрякушки в школу, типа золота, часов, наушников и прочей фигни, за девять лет никто со мной ни разу не заговорил. Ни разу, Яр! Я жила в аду девять лет. И я даже была бы рада, что меня не трогали первое время, а в старших классах уже началось самое интересное. Правду говорят, то подростки самые жестокие существа. Много раз я приходила домой в порванной или запачканной одежде, порой даже в синяках. Сколько бы раз я не устраивала маме истерик по переводу в другую школу, она лишь орала на меня, что я не ценю все ее жертвы ради меня. Конечно, я была подростком, и верила она своей конченой сестре, которая такую чушь про меня плела. Типа я сама себя уродую и порчу вещи, чтобы привлечь внимание и не учиться в этой школе. Она так и поверила мне ни разу… — всхлипываю и роняю лицо в ладони, потому что эмоции снова связи верх надо мной. Я снова окунулась в те ужасные дни, когда я рыдала в туалете, оттирая краску с одежды, когда ползала по школе, собирая пуговицы от своей блузки, когда… Я не хочу это вспоминать! Это слишком больно. Слишком много открытых ран на сердце, которые до сих пор кровоточат. Детство? Какое к черту детство?