Афера (для) миллионера

— Поправьте юбочку, Лена, — он медленно опустил взгляд вниз и прикипел им к прозрачно-телесной ткани, плотно облепляющей мое бедро, которое юбка открывала уже даже больше задуманного, — А то я буду считать это намеком.

Я, как и он, смотрела на край чулка — простой, даже без кружев. Телесного цвета полоска, разделяющая спандекс и голую кожу. Мы оба смотрели на нее, как завороженные, будто кусок ткани мог дать какой-то ответ. Я взялась за край юбки. Почувствовала, что он поднял взгляд на мое лицо.

— Будем считать, что это и правда намек… — я не сдвинула ткань ни на миллиметр.

— И на что же конкретно вы намекаете?

Его голос стал тише, ниже. Он смотрел на мое лицо, а я — только на свою руку, сжимающую край юбки. Сердце грохотало в ушах, а щеки горели. Мне не было стыдно, только волнительно. Из горла вырвался смешок. От его внимательного взгляда было почему-то слегка жутко и одновременно приятно.

— Намекаю, что надо обсудить вторую картину!.. — я вскинула взгляд наконец и поперхнулась словами, когда наткнулась на его спокойную улыбку совсем рядом.

— Ах вот оно что?

— Я думаю исключительно об этом! — выпалила я.

Это было чистой правдой. Поэтому то, что я сама приблизилась к его лицу, впившись взглядом в его улыбку, которую до зуда хотелось поцеловать — это не показатель. Просто руки ослабели, и я пошатнулась.

— Тогда поцеловать тебя мне все еще нельзя?

— Н-нет?..

Да целуй уже! Целуй, ну чего же ты ждешь?! Я уверена, это красными буквами читалось в моем взгляде, но он все никак не делал последнего шага, терпеливо дожидаясь ответа. Я сдавленно застонала сквозь зубы. Ну какого черта?!

— Вот черт… — прошептал он, вторя моим мыслям, — Ладно, в этот раз я сам… Но, запомни, в следующий раз я не прикоснусь к тебе, пока сама не попросишь!

Он с жадностью прижался к губам, тут же крепко ухватившись за мои волосы на затылке и притягивая к себе. Я сама не заметила, как оказалась практически лежащей на нем, крепко прижатая к твердому торсу. Край злополучного чулка зацепился за молнию на кармане его штанов, слегка сползая, и я прижалась голыми ягодицами к грубой джинсовой ткани. В голове промелькнуло, что я правильно сделала, что не надела дурацкие трусы-шорты с барашками, иначе не было бы этого вспыхнувшего вдруг внизу тугого комка довольства от соприкосновения моей обнаженной кожи к его твердым бедрам, обтянутым шершавой тканью.

Его руки были почти грубыми, а поцелуй, в противовес, совсем невесомым — лишь касание. Он будто еще раз спрашивал, действительно ли я хочу? Я сама раскрыла губы, прижимаясь к нему и слегка ерзая по его уже потежелевшему паху, и он моментально перехватил инициативу, проталкивая в рот язык и переплетая его с моим.

Если мне казалось до этого, что он трогает меня без всякого смущения, то я ошибалась — получив очевидное подтверждение, он будто отпустил себя, тут же стискивая одной рукой ягодицу, а другой оплетая пальцами шею в грубой ласке. Он с каким-то до вульгарности пошлым звуком разорвал поцелуй, отстраняя меня и заглядывая в лицо.

Глаза заволокло пеленой вдруг набежавших слез. Чувств было так много, что я будто с ними не справлялась, не знала, что делать дальше, куда деть глаза, руки… Хотелось стиснуть бедра, закрываясь, но я только натыкалась на его тело, стискивала бока, еще сильнее вжимаясь в его пах низом живота.

Он смотрел жадно, открыто демонстрируя свое желание. Даже не смотрел — наблюдал. Улыбался чему-то так добро и в то же время грубо мял ягодицу, проникая пальцами в ложбинку, ухватился вдруг за ниточку трусов и резко потянул, заставляя меня всхлипнуть от того, как приятно натянулась ткань, и снова податься бедрами вперед, проезжаясь по его затвердевшей плоти.

Я вдруг поняла, что просто не могу больше — мне срочно нужно тоже его потрогать! Раздеть, потрогать, вырвать стон с его губ… Как он будет выглядеть тогда? Хотелось его спровоцировать, чтобы он снова с этой улыбкой, не вязавшейся с его обычной флегматичностью, сделал… что-нибудь! Он вдруг лениво, будто между делом, шлепнул ладонью по попе и, стиснув напоследок, накрыл ладонью между ног поверх ткани трусиков. Я приглушенно застонала ему в плечо. Фоном пронеслась мысль, что надо остановиться, пока не поздно…

В стороне вдруг раздался хлопок, и я не сразу поняла, что это дверь.

— Макс! Ты дома? Чего трубку не берешь, чтоб тебя?!

Мы застыли и уставились друг на друга. Его пальцы были уже в том самом месте, куда я однозначно никого сегодня пускать не собиралась!

Я судорожно выдохнула, отодвигаясь от мужчины. А он смотрел ошарашено на свою руку. На среднем пальце вдруг что-то блеснуло мокро, заставляя меня вспыхнуть и отодвинуть еще чуть-чуть.

Еще полминутки, и я бы окончательно потерялась в этих эмоциях! Да что там — я уже в них потерялась! Куда подевалась холодная рыбина Лена и что за нимфоманка ее подменила?!

Я одернула юбку и взялась за палитру как раз в тот момент, когда незваный гость зашел в гостиную. Стоило скосить взгляд на Максима, я чуть не закашлялась, подавившись смехом. Лицо у него было точно как у Себы, когда я вытаскивала переноску перед походом к ветеринару!

Он поднял свои спокойный глаза на коллегу.

— Здравствуй, Саша, — этим холодным тоном можно было бы заморозить тающие ледники во всем мире.

Его друг, уже второй раз врывающийся без стука в самый неподходящий момент, замер, оглядывая композицию. Он нахмурился, стоило ему наткнуться на меня взглядом, но во мне все еще не утихло облегчение пополам с жгучей досадой, так что мне было категорически плевать, чем же я ему так не понравилась.

— Почему я слышу ненависть в твоей улыбке? — нахмурился Саша.

— Здравствуйте, Саша! — я оскалилась и раз уж он такой проницательный, то должен был услышать в моей улыбке пожелание провалиться нахрен сквозь землю!

Саша — спонсор плохого настроения Максима Валерьича. Хранитель моей выдержки. Защитник моей чести!

Спасибо, Саша! Я ненавижу тебя, Саша…

Кто бы мог подумать, что мокрые трусики — это не просто красивое выражение? И если минутой ранее там было так приятно-горячо, что терпеть не было сил, то сейчас только неприятно холодило из-за влаги, и я пожалела, что не надела шортики с барашками. Они хоть потеплее! В глазах все еще стояла влага, но теперь уже от обиды. Сашу хотелось чем-нибудь ударить, а еще — сходить в душ и натянуть на себя самую растянутую толстовку и старые треники с обвисшими коленками.

— Выход там же, где вход, — не стал ходить вокруг да около Максим, но друг у него оказался непробиваемым.

— Я тебе звонил несколько раз… Ты занят? — Саша беспардонно уселся рядом на ковер, заглядывая в мой холст и на раскиданные наброски; взгляд его выражал почему-то досаду, — Красиво. Талантливая, типа? Талантливая, симпатичная… Наверняка еще и скромная, а? — он усмехнулся, заглядывая мне в глаза.

Я вспомнила, как минутой ранее ерзала по уныло прикрытому сейчас подушкой члену его друга.

— Временами, — медленно кивнула я.

— Бедная, небось?

Я почесала висок.

— Ну, не богатая уж точно…

Максим устало вздохнул и потер переносицу, зажмурившись.

— Саш, свали нахрен, а? По-дружески. Прям бесишь.

Я улыбнулась. Почему-то очевидно раздосадованное лицо Макса и его обескураживающая прямолинейность поднимало упавшее было настроение.

— Дай угадаю, содержишь младшенькую сестренку? Или братика? — даже не повернулся к нему мужчина, продолжая зачем-то меня допрашивать.

— У меня нет…

— Саш!

Я удивленно хлопала глазами, не понимая, что ему от меня надо. Максим смотрел на друга хмуро.

— Тогда маму-инвалида? Или папу-ветерана? — не отставал мужчина.

— Вы пили? — уточнила я вполне доброжелательно.

Саша дернулся, уворачиваясь от полетевшей в него подушки. В голове промелькнуло: а эта та подушка, которая секундой ранее утешала одинокого и необласканного мини-Максима? Потому что если да, то я полностью поддерживаю это нападение! В морду ему — чтоб символичненько!