Страница 4 из 11
— Ты ее тоже слышал? — дернув щекой, спросил Кристенс, ему было неприятно знать, что медик следил за его действиями.
— Да, у нее очень странное имя, — он бросил быстрый взгляд на начальство.
— Ведь это то, что я думаю? — со смешанными чувствами спросил мужчина, в нем боролись любопытство и страх.
— Да, мир принял ее, и очень быстро меняет под себя, не оставляя нам ни шанса, — врач вывел отчет на экран и пробежал взглядом по ровным столбцам данных. — Я, как смогу, облегчу для нее этот процесс.
Потом подумал и посмотрев ему в глаза, добавил:
— Не хотелось бы потерять такой уникальный экземпляр раньше времени.
— О чем ты? — нахмурился Кристенс.
— Я не уверен, что она сможет пережить такое сильное вмешательство в организм, и не умереть от болевого шока.
— Сделай все возможное, — сказал мужчина и быстрым шагом покинул помещение.
Глава 2
Кристенс часто приходил к капсуле и смотрел на девушку, погруженную в сон. Его снедали любопытство и нетерпение. Уже сейчас были видны внешние изменения, хотя до привычных черт было еще очень далеко. Некогда черные волосы стали более светлыми, пепельными и отливали стальным блеском, лицо приняло более знакомые овальные формы, с менее выраженными скулами и носом. Уши стали более вытянуты кверху, а вот мочки остались странно округлыми. Но больше всего Кристенсу хотелось увидеть её глаза, изменятся они или нет.
Глаза для любого треиреанца — это зеркало его души, эмоций. Скудная мимика лиц не позволяла понять чувств собеседника, но вот глаза… Они выдавали хозяина с потрохами и контролировать этот процесс не удавалось. Несколько веков назад, защищая чувствительные глаза от активного, в тот период, светила, были придуманы очки с темными стеклами. Треиреанцы оценили их не только как защиту зрения, но и как дополнительный плюс: за темным пластиком не было видно их глаз, а соответственно и эмоций. Очки быстро вошли в моду и, со временем, стали неотъемлемой частью жизни любого жителя планеты.
В первый короткий контакт с вновь прибывшей, он не успел толком рассмотреть ее глаз, но хорошо помнил мимику лица. И вот теперь гадал, какой она будет, когда все метаморфозы закончатся.
— Вы часто стали заходит сюда, — послышался голос от дверей и повернув голову Кристенс увидел пожилого врача.
— В этом нет ничего необычного, Кордук, — отвернулся от собеседника Кристенс, — за всю историю она первая попаданка в наш мир, и это уже интересно.
— Так уж за всю? — не поверил врач, и подошёл ближе. — Закрытые миры, конечно, редко делятся информацией, но, чтобы впервые… Вы уверены?
— Я с детства увлекался историей, к тому же тщательно перепроверил информацию, и да, я уверен! — спокойно ответил Кристенс, в душе, не испытывая этого спокойствия. — Пару тысячелетий назад, изучая закрытый мир, ученые случайно попали на аномалию с выбросом энергии. Проследив до конечной точки выброса, они узнали, что в параллельный мир, на планету Утхал 586–243, перенесло разумного гуманоида. Он стал быстро ассимилировать в новом мире.
Замолчав и немного подумав Кристенс, продолжал рассказ.
— После этого случая и была разработана система перехвата. Со временем интерес иссяк, так как закрытые миры оказались молодыми, только зарождающимися цивилизациями, но система перехвата осталась активна. С тех пор все попаданцы прямиком попадают к нам. Ну, а дальше процедуру вы знаете.
— Да, процедуру подбора оптимального места жительства я знаю, — протянул врач. — Но о том, что непосредственно у нас никто не оставался, даже не задумывался.
Кристенс снова повернув голову к мед-капсуле и взглянув на девушку продолжил:
— Вот поэтому мне и хочется разгадать эту загадку. Почему она, и почему наш мир? По данным тестирования ей был бы подобран совсем другой вариант, я его проверил. На той планете живут очень похожие гуманоиды, процесс ассимиляции прошел бы быстро и безболезненно.
— Не вижу смысла гадать, — мотнул головой врач. Он, и правда, не понимал: всегда что-то случается в первый раз. Это просто должно произойти когда-то впервые, зачем делать из этого сенсацию или загадку?
— Вы не правы, — помедлил Кристенс, подбирая слова. — Мнения ученых на счет попаданцев сильно различались. Одни утверждали, что это изгои, и их не принял даже собственный мир…
— Я знаю эти теории, — перебил пожилой мужчина, не желая выслушивать лекции от юнца. — Но, в конечном итоге, все согласились именно с этой версией. Ну чему может научить нас эта обезьянка? На что она сможет повлиять? Она изгой, которого не принял даже ее мир.
— И всё-таки вы не правы, — покачал головой Кристенс. — Если бы она не нужна была нашему миру, её бы тут не было.
Врач посмотрел на девушку, что-то было в словах этого молодого выскочки, уж больно быстро менялось её тело, подстраиваясь под новые реалии жизни. Вот только не верил он в “нужность” и “важность” ее присутствия. Он покачал головой, размышляя о том, что молодые придают много значения ненужным вещам, и покинул комнату с капсулой.
Кристенс же остался стоять, смотря невидящим взором на девушку. Он имел другое мнение, он считал, что если бы попаданцы были не нужны — то они бы просто умирали. Зачем такие сложности с переносом? Значит есть смысл в трате колоссального количества энергии на их переброску. И в том, что “обезьянка”, как называет ее Кордук, осталась у них, он видел грядущие перемены.
Кристенс всегда был деятельной личностью и его угнетало спокойствие, умиротворение и довольство всех и вся. Он считал, что “это болото” давно требуется встряхнуть. Нет, он не был анархистом, и любил свою родину, но хотел перемен. Душа просила действий, движения, его тянуло “бежать” и “делать”. Наверно именно из-за молодости и особенностей характера он мечтал, что эта… Он снова взглянул на девушку: не красавица, и вряд ли блещет умом… Но всё равно он мечтал, что именно она сможет растрясти это сонное царство, под названием планета Трие.
Он вдруг вспомнил как в её серых невыразительных глазах отражался он сам. Как в этом отражении, его глаза затягивала тьма зрачка.
Тьма. От края до края, она везде. Забралась в нос, заполнила легкие, залила глаза и уши. Тьма! Я скоро растворюсь в ней. Наверное, я умерла там, на окраине своего провинциального городка, потому что такую густую, непроглядную тьму ничем больше я не могу объяснить. Сколько я уже здесь? Даже не знаю. Вся моя жизнь медленно разворачивалась перед моими глазами. Я вспоминала всё до мельчайших подробностей и переживала всё по новой.
Одни воспоминания уходили и забывались, на их место приходили другие. С каждым новым отрезком моего прошлого я понимала, что эмоций и переживаний становится все меньше и меньше. Меня уже не так волновало кто, и что, мне сказал, мнение окружающих стало безразлично. Словно пережитые по новой, эмоции выветривались, иссякали. Все оказалось ненужным и неважным здесь. Не было времени, пространства, вообще ничего. Постепенно все воспоминания погасли. Я уже толком не помнила кто я, где и когда.
Последним, что не оставляло меня, оказался тот мир, который привиделся. Его не могло быть в реальности, но воспоминания были такими яркими и такими настоящими. Что это было? Видение умирающего мозга или действительность? Я так и не смогла решить, хочу ли я, чтобы этот странный, но интересный мир был реальным. Он манил меня своей необычностью, и одновременно пугал. Наверное, я цеплялась за эти яркие, ни на что не похожие моменты еще потому, что умирать было страшно. А умирать вот так, полностью осознавая себя и растворяясь в кромешной тьме — еще страшнее.
— Тебе пора… — прошелестело на грани слышимости, и я напряглась, прислушиваясь, не показалось ли. — Ничего не бойся.
— Кто здесь? — я хотела крикнуть, но вышел только тихий, сиплый шепот. Горло болело, язык не слушался.
— Очнулась, — произнёс над моей головой бодрый мужской голос. — Вот и отлично!