Страница 43 из 50
И конечно, сидеть с господином Сан-Пьетро за столом было боязно. А тот ещё расспрашивать взялся — что да как. Пойди ему не ответь такому! Пришлось вот это всё и рассказать.
Но господин Сан-Пьетро не успел ему ответить ничего, потому что за стол пришёл Патрицио, а с ним — учёный священник из Ватикана, Мауро рассказывал, что он нереально крут, и — кто бы мог подумать — госпожа Гортензия.
Паоло подскочил даже раньше господина Сан-Пьетро и подтащил госпоже Гортензии стул. Она села и поблагодарила.
Если бы его спросили — какого цвета у неё глаза, волосы, платье — он бы не смог ответить, хотя и видел портрет миллион раз. Она была серебряного цвета — самого красивого на свете. Хоть про неё и объясняли, что это не волосы, а парик, а серебряное платье было у принцессы из Ватикана (почему принцессы-то? И разве принцессы вообще работают где-нибудь? Ладно, не важно), но госпожа Гортензия была вся как из серебра. Как её статуя в парке лунными ночами.
Интересно, это она тогда напугала того парня, Октавио, который тоже оказался из Ватикана и которого он пускал ночью в парк с его девушкой? Девушка хорошенькая, только шуганая какая-то. И ну её, эту девушку, зачем она, когда рядом сидит госпожа Гортензия! Хоть послушать, о чём они вообще тут говорят, вдруг пригодится.
Похоже, разговор начали уже давно.
— Скажите, госпожа Гортензия, по сути именно вы стали первым исследователем коллекции и первым вменяемым хранителем, так получается? — говорил отец Варфоломей, возвышавшийся над стулом тёмной громадой.
— Так, святой отец, — кивнула она и подцепила вилкой что-то себе на тарелку.
— Расскажите, как это случилось?
— Просто все они показались мне беззащитными, — пожала плечами госпожа Гортензия. — Кто, если не я? Когда после смерти мужа коллекцию хотели растащить его же родственники, мне показалось, что её нужно спасти для сына любыми средствами. Мне удалось, и средства были, — она вздохнула, — не совсем те, какие одобрил бы мой исповедник, простите, святой отец.
— Я понимаю, — кивнул он. — Мне самому доводится испытывать неподобающие чувства, если я вижу недолжное отношение к предметам искусства. Но для применения этих средств у нас есть специальные люди, — он кивнул на господина Сан-Пьетро. — Поэтому, уважаемые разнообразные господа и дамы, — он окинул строгим взглядом сидящих за столом, задержавшись на Патрицио, Паоло и госпоже Гортензии, — давайте решать проблемы сообща. Патрицио, если таковые возникнут, и ты сам не придумаешь, как их решить — позвони, мы подумаем вместе. Лодовико, я думаю, вы с Себастьяно не откажете коллегам?
— Нет, отче, не откажем. Госпожа Гортензия, вы ведь поговорили с Себастьяно про вашу поддельную картину? Ну, то есть, про то, куда мог деться оригинал?
— Извините, господин Сан-Пьетро, — Паоло понял, что нужно влезть, и плевать на субординацию. — Госпожа Гортензия не может этого знать, ну, куда дели оригинал.
— А ты что ли можешь? — тот сумрачно на него взглянул.
— Деталей я не знаю, конечно, но я представляю, к кому обращалась Анжелика, чтобы продать. Она, конечно, со мной не советовалась, но я потом, уже после всего, узнавал, мне есть, у кого спросить, просто чтобы знать, на всякий случай.
— Так ты ценный кадр, — заметил священник. — Ловкий и оборотистый, так?
— Угу, — промычал Паоло, заметив, как нахмурила брови госпожа Гортензия.
— Тогда поговорим о деталях позже, — кивнул господин Сан-Пьетро. — Я или Себастьяно позвоним тебе завтра вечером или в понедельник. Хорошо бы удалось найти эту картину.
— Это возможно? — удивилась Гортензия.
— Всё возможно, — пожал плечами господин Сан-Пьетро. — Материальный предмет не может раствориться в воздухе, где-то же эта картина есть.
— Неужели музеи Ватикана официально возьмутся за розыски? — удивился Патрицио.
— Официально — вряд ли. Но вам ведь нужен результат, а не официальные документы, я правильно понимаю? — нахмурился господин Сан-Пьетро.
— Да, — сказала госпожа Гортензия. — Если найдётся картина, это будет отличный результат. Джиневра — младшая сестра моего супруга, если она вернётся — мы все будем очень рады.
— Попробуем, госпожа Гортензия, — Паоло взглянул на неё и с удивлением заметил, что в ответном взгляде больше не было обычной брезгливости.
Вот ведь, сказал бы ему кто, что его будет заботить такая странная вещь — что о нём думает картина!
Но когда эта картина сидит рядом, дышит и говорит — то всё видится совсем по-другому.
25. Флюиды Донати
Элоиза уже не могла танцевать, только смотреть. И иногда улыбаться.
Себастьен сидел рядом, вставал, что-то где-то делал и с кем-то разговаривал, потом возвращался и снова сидел рядом.
На паркете происходило действо в лучших традициях праздников палаццо д’Эпиналь, только рулил почему-то Карло, а не Гаэтано. Танцевали какие-то буйные общие танцы, бегали цепочками, играли в игры на грани приличия (впрочем, для них всех понятия приличия выглядят очень по-разному, так что…)
Элоиза не заметила, как Марни в очередной раз откуда-то пришёл и сел рядом.
— Сердце моё, вы в порядке? Вас не нужно срочно спасать?
— Нет, — улыбнулась она. — А почему вдруг спасать?
— Я помню, как однажды вы испортились на ровном месте, и слегка опасаюсь.
— Вот вы про что. Честно — я очень устала. Но я понимаю, что нужно дождаться финала, и молчу.
— Вы хотите увидеть, как все местные жители вернутся на свои холсты?
— Нет. Более того, окажись я сама на их месте — мне было бы неприятно, если бы меня кто-то увидел в такой момент.
— Тогда что вы думаете о том, чтобы нам сейчас встать и тихо исчезнуть?
— Вы уверены? — нахмурилась она. — А наши люди? Им весело, не нужно их сейчас дёргать.
— Вот поэтому я и говорю — тихо. Ну, попрощаться с хозяином дома и с кем захотите. Лодовико останется, я только что поговорил с ним, он сказал — справится. Варфоломей тоже пока не торопится, у него там высокоучёный разговор с госпожой Гортензией и здешним хранителем.
— А вы уверены, что мы можем оставить наших людей, и с ними ничего не случится?
— Госпожи Барбареллы в доступе нет, у неё какие-то свои дела. Госпоже Гортензии мы сделали такое предложение, от которого она не смогла отказаться, в курсе также монсеньор Алессандро. Не знаю, рассказали ли господину Пьетро, но уже не важно.
— Что вы задумали? — удивилась она.
— Разыскать украденный подлинник Розальбы Каррьеры, сгинувшую Джиневру Донати. Кстати, она приходится сестрой вашему любезному кавалеру.
— Которому из? — подняла она бровь.
— Тому, который про менуэт.
— Супругу Гортензии? Тогда понятно. Но вам по силам эта задача?
— Нам по силам, — усмехнулся он ей в ухо. — И нас не ограничивают во времени. Успеем за год — молодцы. Не успеем — ещё поищем. Ну как, отправимся?
— Хорошо. Но нужно попрощаться.
Они нашли госпожу Гортензию за столом вместе с Лодовико, отцом Варфоломеем, местным хранителем и местным же охранником.
— Госпожа Гортензия, мы собираемся вас покинуть, — сообщил Марни.
— Сейчас? — нахмурилась она. — Боюсь, до утра это невозможно. Сначала уйдём мы, а потом уже — вы все.
— Кто это сказал? — улыбнулся Марни.
— Так заведено, — пожала она плечами.
— То есть всё равно вы решаете? Тогда решите в нашу пользу, пожалуйста. Её высочество танцевала со всеми и как никто, но сейчас едва держится на ногах. Я бы хотел доставить её домой.
— Я боюсь, что одна не решу этот вопрос, — покачала она головой. — Но я думаю, что вы можете попробовать.
— Благодарю вас, — Марни поклонился и поцеловал ей руку.
— Идёмте, я провожу вас, — сказала Гортензия.
И тут из зала появился Пьетро Донати.
— Очень удачно, господин Донати, — улыбнулась Элоиза. — Мы уходим. И хотим поблагодарить вас за необыкновенный приём.
— Как это уходите? Никто не покинет дом до рассвета! — сообщил он.