Страница 14 из 18
Несколько следующих минут они молчали, смотря прокат пары юниоров из Франции, но всё это время Таня чувствовала себя неловко, будто должна что-то сказать.
– Ещё раз прости за… – несмело начала она, повернув голову к партнеру.
– Не бери в голову, – спокойно ответил Громов, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. – Это одна из самых незначительных травм, которые у меня были.
– Какая была самой значительной? – осмелилась поинтересоваться Татьяна.
Губы Громова сжались в тонкую линию, а серо-голубые глаза потускнели и направили взгляд на колени. Тяжелый вздох дал Татьяне понять, что это слишком откровенный разговор для их нынешних отношений. От этого Алексеевой стало обидно. Она открылась ему, рассказала о том, что произошло с ней, а он… Впрочем, у каждого спортсмена есть самая страшная телесная травма, о которой он никому не будет рассказывать, а у каждого человека есть самая страшная травма душевная. Больнее всего, когда одно накладывается на другое.
Есть в этом какая-то доля иронии. В массовом сознании людей спортсмен – человек, который сильнее и здоровее простых смертных. На деле же ситуация совсем другая. Обычный человек за всю свою жизнь может сломать ногу или руку один-два раза. Фигуристы к двадцати годам обычно имеют за плечами десяток сложнейших переломов, а пытаться сосчитать растяжения, вывихи, ушибы и вовсе бессмысленно. Хотя для спортсменов перелом желательнее, чем растяжение или разрыв связок, потому что после этого они восстанавливаются ещё дольше.
Спортсмены все переломанные, перешитые. Когда у обычных подростков в пятнадцать лет голова забита свиданиями и развлечениями, фигуристы начинают сталкиваться с суставными болями, которые больше их не покинут. Суставы ног и позвоночника уже в юности изношены так, как это бывает у нормальных людей в пенсионном возрасте. Есть и ещё одна неприятная вещь в фигурном катании. Прыжки. Фигуристы всегда, на протяжении многих лет карьеры, приземляются на одну и ту же ногу. Не трудно догадаться, что именно она болит и страдает больше другой. На помощь, конечно, приходит общая физическая подготовка, позволяющая снизить разницу между нагрузками на разные части тела, чтобы она была равномерной, но этого зачастую мало.
Спортсмены сильнее обычных людей разве что только духом. А физически сильны до тех пор, пока за плечами есть целый штаб спортивных врачей и тренеров, которые будут бегать за ними, пока их тело способно выдавать результаты, дарящие стране медали.
Как только спортсмен слабеет, он становится не нужен никому – живи теперь сам, один на один с этой ноющей болью в суставах, костях, мышцах, душе.
– Интересная поддержка, – оценивающе произнес Евгений, вырывая Татьяну из потока мыслей и заставляя вернуться на ледовую арену. Глаза Тани всё это время были направлены на фигуристов, но она совсем не запомнила их прокат. – Нам тоже нужно будет придумать что-то своё, особенное.
– Мне казалось, мы не будем вставлять ничего нового в ваши с Алисой программы, – неуверенно произнесла Татьяна, заправляя прядь темных волос за ухо и переводя взгляд на партнера.
– Алиса это Алиса, а ты это ты, – отрезал Евгений. – Тебе её не заменить, как не пытайся. Так что будем добавлять что-то новое.
Громов продолжил смотреть прокат следующей пары, а Таня не знала, как реагировать на услышанное. С одной стороны, было приятно, что он увидел в ней личность, раз говорит подобное, но фраза «тебе её не заменить» всё же задела. Следующие десять минут они молча смотрели прокаты пар из Италии и Германии. Таня повернула голову вправо и заметила, что к ним на трибуну поднимаются Ксюша вместе с Димой.
– Видели протоколы, – с улыбкой произнес он, успевая раньше Ксюши занять место рядом с Таней. – Наши юниоры выходят через пятнадцать минут в последней, сильнейшей разминке.
– Будем держать кулачки, – ответила с теплой улыбкой Татьяна.
Спустя долгих пятнадцать минут на лёд вышли российские юниоры. Вся компания фигуристов максимально громко подбадривала их вместе с другими соотечественниками, которые присутствовали на трибунах. Молчал только Громов, но всё же внимательно смотрел на лёд, ожидая начала программы.
Молодые люди встали в начальную позу. Включилась музыка, и Татьяна сжала пальцами края пальто.
Движения ребят выдавали их сильное волнение. Ноги подрагивали, а дорожки шагов не были выполнены чисто из-за беспорядочной смены внутреннего и внешнего ребра.
– Недокрут, – разочарованно вздохнул Громов, когда партнерша выполнила полтора оборота в тулупе вместо двух.
Наступил самый волнительный для Тани момент в программе – сложная поддержка четвертого уровня, которую оставили для эффектного финала. Юная фигуристка оказалась наверху, но не успела зафиксировать своё положение. Партнер задел нижним зубцом лёд и, запнувшись, упал вместе с партнершей.
Татьяна вскочила со своего места, закрывая ладонями лицо от ужаса. Ей было больно и страшно. Она знала, каково это. Она это однажды пережила и надеялась, что больше никогда подобного даже не увидит, но случилось обратное.
Люди на трибунах встали, тревожным шепотом нарушая воцарившуюся тишину. Поднялся даже Громов. Алексеева слышала, что музыка остановлена, и на льду что-то происходит, но боялась туда смотреть. Она опустила глаза и повернулась боком к катку, неосознанно подавшись в сторону Евгения. Она снова приложила ладонь к виску, боясь даже случайно посмотреть на лёд, и закрыла глаза. Было страшно. Хотелось спрятаться от всего этого.
Внезапно Татьяна ощутила, как теплые сильные руки буквально обволакивают её, а затем заключают в объятия. От неожиданности она вздрогнула, медленно открыла глаза и увидела Евгения, брови которого, как две грозовые тучи, нависли у переносицы и выражали беспокойство. Его губы сжались в тонкую линию и заметно побледнели.
Краем сознания Татьяна понимала, что эти объятия спонтанны и в какой-то степени, наверное, неправильны, но как только оказалась в них, стало так тепло и спокойно, что даже накативший на страх, кажется, отошел на второй план.
– Пойдём, – тихо сказал Евгений, будто боялся нарушить это внезапное перемирие между ними, вызванное неожиданной близостью. – Мы должны их поддержать.
Громов чувствовал на себе взгляды коллег по сборной, которые стояли рядом, но ему было плевать. Сейчас важны были чувства Тани и эти кривоногие юниоры, которым он начал сопереживать из-за своей партнерши. Евгений посмотрел Тане в глаза и увидел в них изумление. Он и сам был шокирован тем, что может сострадать, да ещё и переживать о страхах новой партнерши, которые могут вернуться после увиденного, если правильно это не пережить. Только знал ли сам Громов, как нужно это делать? Он до сих пор не отпустил трагедию, которая случилась в его семье больше десяти лет назад…
Алексеева продолжала смотреть на него, стоя с чуть запрокинутой головой и не выпутываясь из его объятий. Этот порыв партнера был приятен. Таня впервые за долгое время почувствовала себя защищенной. Она понимала, что Евгений искренне хочет помочь справиться с бурей эмоций, что сейчас разгоралась внутри неё.
– Х-хорошо, – дрогнувшим голосом ответила она.
Громов взял её за руку и повел вниз, к ребятам. Спустившись, Евгений уладил вопрос со службой безопасности, объяснив, кто они такие. Татьяна подошла к юной фигуристке, лежащей на носилках. Её готовили к транспортировке в больницу.
– Привет, – тепло улыбнулась Алексеева, наклонившись ниже. Но улыбка на губах Тани долго не продержалась, и из глаз покатились слёзы, которые она очень долго пыталась сдержать.
– Татьяна, – с трудом, но распознала свою собеседницу пострадавшая фигуристка, щурясь от яркого света – после удара головой он был неприятен, – здравствуйте! Не плачьте, п-пожалуйста…
– Я не плачу, малышка, нет, – Татьяна судорожно стала качать головой, торопливо вытирая слёзы, а затем обхватила её руку. – Как себя чувствуешь?
– Мне страшно, – вздохнула она. – Что теперь будет?..