Страница 7 из 15
Только на третий день, сбив охотку, мы попали в Эрмитаж. Увидели там много всего замечательного: лестницу из кино про взятие Зимнего и большие вазы из уральского камня.
– Посмотрите, это ваза из уральского камня, – нарочито громко говорила мама нам с папой и с превосходством поглядывала на других посетителей, приехавших явно не с Урала. Потоптавшись возле каменных ваз, мы пошли дальше и где-то на самом верху в Эрмитаже нашли картину художника Матисса «Танец». Матисс отпечатался в моем сознании, внедрился в него, как вирус, и, постепенно изменяя мировоззрение, выстроил под себя систему ценностей, причем не только художественных. Маму Матисс не тронул. Она восторгалась конкретными вещами, особенно посудой. О! Какие там были столовые сервизы! Мама, глядя на них, представляла, как цари с тех тарелок ели отварное мясо – парное, разумеется, – или еще что-нибудь ели такое, о чем мы даже и не догадываемся.
– Стерлядь! – вдруг сказала мама вслух довольно громко, будто отвечая на мои мысли про еду царей. – Рыба такая. Запомни это слово.
Куда только мы ни ходили в Ленинграде! Ездили в Пушкин и в Ораниенбаум, посетили Пискаревское кладбище, Кунсткамеру и Музей блокады, и Русский музей, и Морской, и чего только ни купили по пути в богатых ленинградских магазинах! Все время дул ветер, и только один раз шел снег с дождем. Начиналась весна.
С тех пор прошло много лет. Я окончила вуз, отработала три года по распределению, вышла замуж. И вот однажды наступил день, когда я сама увидела на прилавке в пермском гастрономе «У танка» мясо. Это случилось 18 января 1992 года, перед закрытием. Ни талонов, ни льгот – никаких законных оснований претендовать на покупку продуктов у меня в тот день не было. Но чутье – оно передается по женской линии! – сработало. Я уловила некую возможность. Следуя маминой выучке, стала наблюдать, кому и по каким документам продают мясо. Народу в торговом зале топталось совсем мало: я и какой-то старик. Старик купил. Я подумала, что мясо для героев труда, кавалеров трех орденов Славы и участников Великой Отечественной войны. Но все равно подошла поинтересовалась, раз уж никого нет и вот-вот закрываться: может, и мне продадут кусочек? Оказалось, это мясо – для всех.
На следующий день я поехала к маме и рассказала об удивительном происшествии. Она предположила, что, может быть, жизнь скоро изменится, и продукты будут продавать без ограничения всем просто за деньги.
– Помнишь, как в Ленинграде? – улыбнулась мама.
– Помню!
– Когда она меня назвала «мадам», – неожиданно уточнила мама обстоятельства того далекого дня.
О том, как пионеры победили Америку
Из воспоминаний председателя совета отряда, год 1975-й
Вова Вшивков отказался в то утро утюжить свой пионерский галстук и пошел на линейку в мятом. После завтрака, пока весь отряд занимался уборкой территории, Вова сидел на перилах веранды и болтал ногами, исподлобья глядя в сторону вожатой, которая делала вид, что ничего не замечает. А замечать-то следовало бы. Лагерная смена катилась к завершению, и наша отрядная жизнь катилась к своему бесславному концу. Дошло до того, что девочки в тихий час красили ресницы, накручивали бигуди, гадали на картах про любовь. Многие при этом имели в виду как раз того самого Вову. И то, что он, единственный пионер, побывавший в Артеке, теперь нарочно ходил в галстуке с мятыми кончиками, было не только вызовом отряду, но и подрывало репутацию лагеря в целом.
Требовалось переломить ситуацию. Для этого мы обязаны были собраться и хотя бы раз хоть в чем-то победить. Кого-нибудь. Лучше бы победить второй отряд. Так положено: первый отряд должен победить. Все, отправляясь в лагерь, хотели попасть в первый отряд и старались записаться туда, если даже и не подходили по возрасту. Я, например, уже третий раз поехала в первый отряд, потому что была развитой умственно и физически и состояла в городском пионерском активе. Меня брали в любой отряд, но я всегда выбирала первый. В эту смену первый почти полностью набрали из актива, причем некоторым уже исполнилось четырнадцать, и они весной вступили в комсомол. Комсомольцы в пионерском лагере носили одновременно и значок ВЛКСМ, и галстук. Наличие значка и галстука пробуждало в нас, как полагали воспитатели, ответственность, усиливало чувство локтя и дух коллективизма. Педсостав, в свою очередь, предъявлял к нам особые требования и связывал с нами свои особенные ожидания.
В первом отряде было всё: локоть, дух, комсомольцы. Единственное, чего не хватало в лагерную смену летом 1975 года, – это идеи. Могучей или хотя бы чего-то стоящей идеи мы не имели. Никто не предложил.
В пионерском лагере «Спутник» на берегу Камы нам создали необходимые для счастливого детства условия: отдельно стоящий дощаной корпус буквой П с большой верандой, заполнявшей сердцевину этой буквы; длинная лестница, ведущая от веранды к реке; отрядная территория с кустами, дорожками и клумбами, которую мы каждый день после завтрака подметали и посыпали свежей кирпичной крошкой и песком: крошкой – главные дорожки, песком – второстепенные. Педагогическая доктрина лагеря «Спутник» зиждилась на симуляции кипучей деятельности детей по поддержанию чистоты и порядка на отрядной территории. В нашем распоряжении имелось восемь метелок, две большие фанерные лопаты и четыре утюга – по одному на каждую палату. Утюгами мы утюжили форму и пионерские галстуки: переодеваться в парадное в нашем лагере следовало два раза в день, на утреннее и вечернее построение. Немнущихся тканей к 1975 году изобрели еще недостаточно, в обиходе их почти не было. Гардеробной в отряде тоже не было. Парадную форму хранили на спинках кроватей, она падала, мялась и пачкалась. Испачканную форму приходилось стирать в прачечной и развешивать на отрядной веранде на просушку. Зачем пионеру на отдыхе утюг, теперь понятно? А метлами заметали мусор на лопаты, когда убирали отрядную территорию, и относили в бак, стоящий на границе со вторым отрядом. Второй отряд нарочно высыпал свой мусор так, чтобы он вываливался из бака на нашу сторону. Могучая идея могла бы заключаться в поддержании чистоты на границе отрядов, то есть буквально в охране границы от чужого мусора. Однако нас это не зажигало.
В обстановке попустительства второй отряд изобретательно, можно сказать идейно, вредил нам, первому отряду. Вторые всегда вредят первым. Америка, например, вторая в мире ядерная держава, тоже все время вредила нам, Советскому Союзу, первой мировой державе, из зависти.
Назло нам второй отряд раньше всех выбегал на зарядку. Мы знали: они нарочно просыпаются за пять минут до подъема и потихоньку натягивают спортивную форму, чтобы опередить нас и получить дополнительные очки. Мы могли бы просыпаться раньше на десять минут, но идея победить второй отряд на утренней зарядке нас не зажигала. Судите сами: победив второй отряд после того, как второй отряд уже победил нас, мы все равно стали бы вторыми победителями, а не первыми. Непонятно? Это как на Луну после американцев высаживаться. Неинтересно.
Лагерная смена перевалила экватор, а мы всё еще жили без идеи.
Нас даже третий отряд побеждал. У всех пионеров одинаковая форма: темный низ, белый верх. Так в третьем отряде низ был не просто темный. Там у всех мальчиков и все девочек низ был черный! Всем, у кого низ оказался не черный, из дому прислали дежурным катером шорты или юбки черного цвета, а кому не прислали, вожатая сама сшила из сатина, купленного в соседней деревне в сельпо. У нас все вразнобой: у кого синий низ, у кого коричневый, а Лена Караулова и вовсе надевала на линейку голубые шорты, то есть не такой уж темный был ее низ.
Одинаково одетый третий отряд сразу после утренней уборки территории отправлялся маршировать на плацу. Поэтому на каждой торжественной линейке (помимо утренних и вечерних в нашем лагере случались еще и торжественные построения, а иногда и тематический смотр) третий отряд получал дополнительные очки за строевую подготовку как образцовый. В геополитической системе лагеря третий отряд играл роль Китая – державы мутной, но упертой и недружественной никому, ни нам, ни Америке.