Интроверт

Повалявшись в постели еще несколько минут и потаращившись в потолок, белеющий над моей головой, я выскользнула из-под одеяла и опустила голые ступни на пушистый коврик.

За окном номера протяжно насвистывал ветер. Из-за смежной стены доносилось почти неразличимое монотонное бормотание телека. В соседней комнате кто-то явно смотрел вечерний выпуск новостей.

Не думаю, что мистер Чистюля шутит. У него явно какой-то пунктик насчет этого древнего чемодана. Но почему он так психует? И что именно он в нем прячет?

– Я не собираюсь его открывать, – громко заявила я в пустоту, на всякий случай оглядевшись по сторонам и прислушавшись к тишине, повисшей за входной дверью. – Просто немного на него посмотрю. Это что, преступление?

Я поднялась с кровати. Перед глазами по-прежнему плясали какие-то яркие пятна. Ворочать головой было тяжело и больно. Как будто она внезапно стала металлической. В груди мелко похрипывала противная мокрота. Я закашлялась, постаравшись от нее избавиться. Но вместо облегчения испытала только новую порцию неприятных ощущений. Голова тут же разнылась сильнее прежнего.

Поморщившись от боли, я немного постояла на месте, пытаясь прийти в себя.

– Кто вообще так общается с проблемными подростками, – пробормотала я себе под нос. – Это все равно, что припарковать в черном квартале кабриолет и уйти, оставив ключи в замке зажигания. Кто-то явно никогда не жил в гетто.

Я видела его коричневый чемодан. Большой, очень старый, кое-где успевший заметно потемнеть. На его потертых кожаных углах уже почти не осталось прежней краски. Он послушно стоял под креслом у самой двери, печально поблескивая металлической защелкой.

– Просто посмотрю, – повторила я. – В самом худшем случае, потрогаю одним пальцем. Вот этим…

Я вытянула вперед указательный палец. А потом на всякий случай протерла его краем своей толстовки.

Он даже ничего не узнает. Я не настолько тупая, чтобы хватать чемодан руками или пытаться его открыть. По сути, я даже не собираюсь его трогать. Так что я никоим образом не нарушаю просьбу мистера Чистюли. Он ведь не упоминал о том, что на его чемодан нельзя пялиться. Верно?..

Я плюхнулась коленями на холодный пол в нескольких сантиметрах от края кресла. Большое, мягкое и плюшевое, оно покорно пылилось в углу спальни, раскорячив свои деревянные ножки.

«Ф.М.»… Что это за гравировка? Инициалы прежнего хозяина?

Уставившись на крышку коричневого чемодана, я ненадолго задумалась. Он выглядел так, словно успел просуществовать, по меньшей мере, сто лет. Или даже больше.

Подобные вещи я находила на чердаке в доме дедушки. Как и любой скупой англичанин, он никогда ничего не выбрасывал.

– Для чего мне, по-твоему, нужен чердак? – ворчал он, сердито сверкая глазами. – Для того, чтобы хранить на нем всякий хлам!

Чемодан мистера Чистюли вполне мог бы уютно пристроиться в пыльных кучах барахла на чердаке дедушки. Чего там только не было! Подвенечное платье бабушки из белоснежных кружев (некогда), успевшее сначала пожелтеть, а позже – посереть от толстого слоя пыли. Оно висело на вешалке, прямо на деревянной балке над лестницей. И потому было первым, что бросалось в глаза, как только я поднималась на позабытый всеми третий этаж старого дома.

Честно сказать, в полутьме чердака это старое свадебное платье с длинными рукавами казалось мне пугающим. Как неуспокоенное привидение, стенающее в сырых стенах замка. Жуть!..

Еще на чердаке у дедушки хранились стопки всяких книг. Редкие сказки в кожаных переплетах с тисненными буквами, какие-то унылые научные энциклопедии, медицинские справочники и пухлые словари… В общем, ничего интересного.

Хотя, справедливости ради, отмечу, что иногда мне все же удавалось отыскать там настоящие сокровища. Например, совершенно новенькую златокудрую куколку, которая грустно таращила голубые глаза из запечатанной коробки. Вряд ли дедушка обрадовался бы, узнай он, что я в тот же день вытащила куклу из дома, спрятав ее вместе с коробкой в дупле старой ивы, растущей у забора. А потом, когда мы с мамой собирались уезжать в аэропорт, я тайком сунула ее в свой маленький чемоданчик…

Мне до сих пор ужасно стыдно за то, что я сделала. Наверняка дедушка с радостью отдал бы мне эту чертову куклу, если бы я его об этом попросила. Возможно, он даже был бы искренне рад этому. Ну, тому, что его барахло наконец кому-то понадобилось. Но я так и не рассказала ему о том, что взяла с чердака игрушку. Мне не хватило духу.

– Прости меня, дедушка, – вздохнула я, с тоской разглядывая старый коричневый чемодан. – Если ты меня слышишь…

А потом я вытянула вперед руку и осторожно, кончиком пальца, потрогала странную вещь. Наощупь чемодан оказался холодным, жестким и шершавым. Мне не понравилось это ощущение.

– Бррр… – я поморщилась, отдернув ладонь. – Как будто окоченевшая чешуя дракона.

Понятия не имею, как выглядит чешуя дракона. Тем более, окоченевшая. Просто в тот момент мне показалось, что это словосочетание как нельзя точно передает мои тактильные ощущения.

Я даже наклонилась поближе к чемодану, чтобы его понюхать. Но, не рассчитав расстояния, больно ткнулась кончиком носа в железную застежку.

В носоглотке тут же противно защипало. А через несколько секунд на кончике языка появился противный соленый привкус.

– Вот дерьмо! – я в панике отшатнулась, зажав пальцами кровоточащий нос. – О, нет!.. Нет, нет, нет!

Я в ужасе таращилась на чемодан. Смотрела, как большая бурая капля крови медленно стекает по его кожаной крышке, оставляя после себя тонкую багровую полосу.

Мне конец. Я ни за что не сумею оттереть эту чертову каплю так, чтобы Чистюля ничего не заметил.

Вскочив на ноги так резко, что у меня пошла кругом голова, я замерла у входной двери, лихорадочно озираясь по сторонам.

Я помнила о том, что говорила мне мама – кровь нельзя смывать горячей водой, потому что она сворачивается, намертво впитываясь в поверхность. Поэтому, если вы хотите отстирать свой белый носовой платок, суньте его под холодную проточную воду, предварительно намазав пятно мыльной пеной.

Может, это сработает и с кожаным чемоданом? Пожалуйста, пусть это сработает!..

Я ринулась в ванную на ватных ногах, все еще зажимая одной рукой свой кровоточащий нос. Интересно, кто из моей немногочисленной родни наградил меня такими хрупкими сосудами? Не припоминаю, чтобы у мамы когда-нибудь шла носом кровь. А дедушка при мне несколько раз с размаху стукался им сослепу о дверные косяки. И ничего. Зато мои многострадальные ноздри готовы были извергнуть из себя кровавые реки с поводом и без.

Проклиная все на свете, особенно – свою кровеносную систему, я схватила с вешалки чистое белое полотенце, сунула его в раковину и включила холодную воду. Затем немного отжала рыхлую махровую ткань, чтобы с нее на пол не капала вода, и понеслась обратно ко входной двери номера.

Кровавая капля уже успела добраться до середины чемодана. Очевидно, мои эритроциты не спешили сворачиваться и прекращать свое нежданное путешествие.

Мои руки тряслись, в голове прыгал поток бессвязных мыслей, перед глазами кружили неоновые мухи. Не помню, как именно я оттирала крышку чемодана. Помню только то, как мое сердце внезапно запуталось в ребрах от страха, когда за дверью раздались чьи-то тихие шаги.

Отпрянув к кровати, я прижала к лицу мокрое полотенце, быстро юркнула под одеяло и сделала вид, что крепко сплю.

– Софи, – встревоженный мужской голос прозвучал сразу же, как только стих скрип открываемой двери. – Что с тобой?

Холодная ладонь легла на мое пылающее плечо, заставив вздрогнуть.

– А, это, – я легкомысленно фыркнула, покосившись на окровавленное полотенце. – У меня часто идет носом кровь. Мама говорит, что это возрастное.

Его темные глаза остановились на моем лице, загадочно поблескивая. Осторожно привстав в кровати, я бросила быстрый взгляд в сторону чемодана и едва не вскрикнула от ужаса. Теперь кровавой полосы не было. Зато на крышке темнели большие влажные пятна, оставшиеся от мокрого полотенца.