6 ½

«Другом теле».

Ты только послушай себя! Поверила в существование души, ауры? В способность души захватить чужое тело? Даже звучит абсурдно. Кроме слов Ё-ны и голословных предположений главы никаких подтверждений этому нет.

Да и какая разница, Крушина там или кто? Мне осталась тут пара месяцев от силы: я могу эту пару месяцев и дальше скакать по горящим помойкам, либо мирно сидеть в палате, где сухо, тепло и обед по расписанию. О чём тут думать?

Одна – моя – часть предчувствовала возможность выполнять легкую работу и хоть какое-то время не охотиться: и от того радовалась, другая – не моя часть – испытывала лишь раздражение и скуку.

Встаю со стула и направляюсь к двери.

– Мне нужно время перенести вещи в изолятор. Распорядись насчет всего.

Четвертая

Мир вокруг не похож на привычный мне.

Здесь никогда не видно солнца. Небо может быть и голубым, и затянутым причудливыми облаками; бывают звёзды – огромные и как будто более близкие. Здесь бывает и день, и ночь, но солнца никогда не бывает.

Все цвета выглядят иначе: есть и яркие, сочные, и тусклые, приглушенные оттенки, которых я раньше не различала.

Я вижу множество мест, в которых никогда не была: маленькие курортные городки с начинающими ветшать домами, деревеньки с высокими дощатыми заборами, глухие чащи лиственниц и каменный мост через горную реку с прозрачной водой.

Я вижу множество незнакомых лиц, у этих незнакомцев незнакомые мне голоса и одежда.

Многие поступки, что я совершаю здесь, совершенно мне не свойственны: ходить по улице, завернувшись в одеяло, дерзить в ответ нахамившим мне людям, переплетать свои пальцы с рядом стоящим незнакомым парнем – и всё кажется нормальным, ничего не смущает.

Я отчетливо понимаю, что сплю.

Меняются места действия, обстановка, сценарий, и я вновь нахожусь в центре событий.

Раз за разом, раз за разом, снова и снова.

И не могу проснуться.

Иду босиком по влажной грязи и ощущаю теплую, жирную землю, просачивающуюся между пальцами ног; мерзну, когда меня обливают холодной водой; чувствую тепло, если кто-то обнимает до меня. Мне хочется умыться, если я шла по пыльной дороге; мне становится страшно, если сумерки сгущаются, а я в незнакомом месте; я смеюсь, если кто-то из действующих лиц шутит, но – как с солнцем – никогда не плачу. Если ем, никогда не чувствую вкуса, у меня не стираются ноги от многочасовой ходьбы и нет боли, если я ударяюсь.

Я ясно осознаю, что сплю. Но, как бы ни хотела, я не могу проснуться.

Сколько это продолжается?

Сюжеты случайным образом обрываются и начинаются, меняются места, лица, роли: и я снова действую по сценарию, сгенерированному для меня.

Сколько я уже сплю? День? Два? Неделю?

Раз за разом, сюжет за сюжетом.

Почему я так долго сплю? Что было до того, как я уснула?

Не могу вспомнить.

Попадая в новую ситуацию, я становлюсь другой. Я понимаю, кто я для этих людей, что происходит в ситуации, начинаю подыгрывать им, играю свою роль. Помню, что была и подругой, и возлюбленной, и сообщником, и попутчиком, и жертвой… Помню, как помогала людям и спасалась от них, помню, как пыталась решить чьи-то проблемы и создавала еще большие, помню, как искала что-то и как пряталась. Все как в жизни, только жизней много и каждая из них – не моя.

Моя жизнь – другая. Я – Ника, от полного «Авионика»: такое имя дали мне родители – фанаты самолётов и приколов.

Мне двадцать лет. Я учусь на втором курсе.

Кстати, я занятия не проспала? Ладно, раз всё равно проснуться не могу, потом наверстаю. Если проснусь.

Если бы я так долго спала дома, мама бы заметила. Значит, я не дома.

Последнее, что могу вспомнить о реальности: полумрак, тепло, и меня клонит в сон.

Точно. Я, наверное, на занятия уехала.

Мы что, попали в аварию?..

Я что, умерла?..

Это что: рай?

Если честно, какой-то он стрёмный.

От мысли о смерти даже почему-то не грустно. Не испытываю ни облегчения, ни сожаления, ни отчаяния – одно равнодушие. Впрочем, эта реакция может быть и недоступна персонажу, которым я сейчас являюсь в этой части сна.

Локация в данный момент – это горная деревня, где дома деревянные и строятся одной стороной основания опираясь на гору, а другой упираются в могучие стволы деревьев. Мне очень хочется пройтись по деревянным мостикам, соединяющим один такой домик на дереве с другим, заглянуть посмотреть, как выглядят изнутри эти деревянные палатки. Над головой в просвете крон чистое небо, уютно шелестят иголочки и воздух не такой густой. Я делаю шаг на мост, а потом по лестнице вверх: и подо мной проседают ступеньки. Неэлегантно всплеснув руками, я проваливаюсь в пустоту. Сердце ёкает: в первую секунду страшно падать, во вторую вспоминаю, что я во сне и разбиться насмерть не могу, в третью – жалею, что покину эту локацию не насладившись исследованием.

На четвертую секунду меня охватывает паника: падение длится слишком долго. Скорей бы все закончилось!..

И вдруг боль вспыхивает во всём теле разом. Я мечусь, пытаясь спастись, убежать от этого, вон из тела: но в какую бы часть себя не метнулась, там меня поджидает боль – режет, скручивает, тупо пульсирует. Глаза режет, будто они засыпаны песком, от сухости щиплет в носу. Губы лопаются с хрустом рисовой бумаги: хочу закричать – но не выходит ни звука. Сухое горло саднит: воздух застревает, не реализовавшись криком.

Боль пульсирует в левой руке до самого плеча. Ужасно сдавлена грудная клетка: меня охватывает ужас от того, что я не могу нормально дышать.

«Нет! – Охватывает меня отчаяние. – Помогите!!».

Чувствую мягкое прикосновение к плечу – и инстинктивно всем телом поддаюсь вперёд в надежде на спасение.

– Сейчас, сейчас! – слышу я чьё-то воркование над ухом. Хочу ухватиться за спасителя, но почему-то не могу: руки не поднимаются вверх, словно что-то их держит.

Теплые и мягкие пальцы ловко раскрывают мои веки, чтобы увлажнить глаза; влажный ватный тампон смачивает губы. Жидкость, который прыснули мне в рот, взламывает сухую корку на языке, попадает в глотку. Поперхнувшись, откашливаюсь во всю мощь собственных легких: от любого движения все тело пронизывает боль. Слёзы хлещут из глаз: меня переполняет боль, гнев и благодарность.

Это не сон, не сон, не сон!

Я вернулась!

О боже, я проснулась.

Рэй

Наверняка каждому из людей, появившемуся на свет, хотелось бы знать, для чего он родился. Было бы неплохо, если бы где-нибудь действительно был талмуд, в котором черным по белому было бы написано: «Рожден, чтобы…».

Я бы с удовольствием прочитал.

Для чего я родился? Кем должен был стать? Что должен был сделать?

О чем бы я ни мечтал, ничему не суждено было сбыться.

Когда я был маленьким, мне нравились мотоциклы, трансформеры и Настя Коваленко. Тогда всё было просто: я куплю себе мотоцикл, буду делать такие трюки, что у всех голова закружится, и сделаю Настю Коваленко Настей Петровой. Всё было ясно, и меня всё устраивало.

А потом однажды во время дворовой игры в футбол мне прилетело мячом: я очнулся через полминуты, увидел над собой взволнованных друзей и почувствовал привкус крови во рту. «Ранка и ранка, подумаешь!» – я не придал этому значения. До свадьбы заживёт.

Но проходили дни, а привкус крови становился лишь сильнее. Месяц, два – я уже начал привыкать к этому, сплёвывал каждые две минуты. Мать ругалась, говорила, что это некультурно, говорила перестать, чтоб не позорил их с отцом.

А потом мы отправились в поездку. И тут, посреди толпы около очередного культурного наследия, меня вырвало от ощущения крови. Я потерял сознание.

Когда пришел в себя, пришлось объясниться. Мать не нашла ранки во рту, и мы пошли по врачам.

Мы сидели в очередях, ходили из кабинета в кабинет, врачи разводили руками, мама грозила министерством здравоохранения. Мы пошли в платную клинику, где походили из кабинета в кабинет, не сидя в очередях. Меня просили нарисовать картинки, объяснить свои ощущения, полежать спокойно в аппарате, не двигая головой. В итоге доктор что-то долго объяснял матери, мама расплакалась. Потом она собрала сумку и увезла меня в психушку на стационар.