Страница 168 из 182
— Пусть так, — ответила упрямая Жюстина, — но давайте порассуждаем, мадам, исходя из ваших же принципов. По какому праву вы полагаете, что моя совесть будет столь же непоколебима, как ваша, если она не привыкла с детства бороться с предрассудками? Как вы хотите, чтобы мой разум, имеющий совершенно иную организацию, нежели ваш, принял вашу систему? Вы допускаете, что в природе существует равновесие добра и зла, что, следовательно, должно быть на свете определенное число людей, которые проповедуют добро, и других, предающихся злу. Стало быть, мое стремление к добру предусмотрено в природе, так почему вы требуете, чтобы я отступила от своего предназначения? Как вы говорите, вы нашли счастье на вашем пути, так почему я также не могла найти его на той же дороге, по которой иду? Кстати, напрасно вы думаете, что бдительные законы надолго оставят в покое того, кто их нарушает; вы только что видели убедительный тому пример: из пятнадцати негодяев, среди которых я жила, спасся только один, остальные четырнадцать нашли позорную смерть.
— Так вот что ты называешь несчастьем! — подхватила Дюбуа. — Но что значит этот позор для того, у кого нет никаких принципов? Когда человек преступил все запреты, когда честь для него является предрассудком, репутация — безделицей, религия — химерой, смерть — полным исчезновением, ему все равно как умереть: на эшафоте или в своей постели. На земле есть два рода негодяев, Жюстина: те, кого богатое состояние и власть гарантируют от такого трагического конца, и другие, которым его не избежать, если они попадутся. Этим, рожденным в бедности, не остается ничего иного, если у них есть мозги, — кроме как сделаться богатыми, чего бы это ни стоило. Если это им удастся, они должны быть счастливы, если они погибают, им не в чем раскаиваться, поскольку нечего терять. Следовательно, законы — ничто для злодеев, поскольку они настигают только неудачников, которым не надо бояться их, так как меч правосудия — единственное спасение и прибежище для них.
— Так вы считаете, мадам, — спросила Жюстина, — что в другом мире небесный суд не ожидает того, кого преступление не устрашило на земле?
— Я считаю, — ответила страшная женщина, — что если бы существовал Бог, на земле было бы меньше зла. Я думаю, если зло торжествует, 'значит либо оно предписано этим Богом, тогда он — настоящий варвар, либо он не в силах помешать ему, тогда он — слабое существо и в обоих случаях существо отвратительное, чью молнию и чьи законы мы должны презирать. Скажи, Жюстина, разве атеизм не лучше этих обеих крайностей? Не гораздо ли разумнее вообще не верить в бога, нежели принимать его настолько опасным, настолько мерзким и противоречащим здравому смыслу и разуму? Нет, дьявол меня побери…
И эта женщина-монстр вскочила с разъяренным видом и стала изрыгать из себя поток богохульных ругательств, одно грязнее другого, от которых набожная Жюстина затряслась и собралась уйти.
— Подожди! — крикнула Дюбуа, удерживая ее. — Подожди, девочка! Если я не могу подействовать на твой разум, дай же мне обратиться к твоему сердцу. Ты нужна мне, не отказывай мне в помощи. Вот тысяча луидоров: они будут твоими, как только дело будет сделано.
Осторожная Жюстина, сразу забыв обо всем, кроме своего добролюбия, быстро спросила, о чем идет речь, чтобы предупредить, если окажется возможным, преступление, замышляемое этой фурией.
— Дело вот в чем, — ответила Дюбуа — ты обратила внимание на того молодого негоцианта, который обедает здесь уже дня три или четыре?
— Его зовут Дюбрей?
— Точно.
— Ну и что дальше?
— Он в тебя влюблен, он сам признался мне: твой скромный и кроткий вид его покорил; ему нравится твоя доброта, твоя добродетельность сводит его с ума. В шкатулке возле кровати этот романтик хранит восемьсот тысяч франков в золоте и в ценных бумагах. Позволь мне сказать ему, что ты согласна его выслушать — какая тебе разница, что из этого получится? Я посоветую ему пригласить тебя на загородную прогулку, я постараюсь его убедить, что это поможет ему завоевать твое сердце. Ты будешь развлекать его и задержишь как можно дольше. А за это время я его обчищу, но скрываться не буду: его сокровища будут далеко отсюда, в Пьемонте, а мы останемся здесь, в Гренобле, как ни в чем не бывало. Мы сумеем убедить его в нашей непричастности и даже поможем ему в поисках украденного. Потом объявим об отъезде, это его не насторожит, ты отправишься со мной и на границе Франции получишь свою тысячу луидоров.
— Я согласна, мадам, — сказала Жюстина, решившись предупредить молодого человека о предстоявшей краже. — Только если Дюбрей действительно в меня влюблен, — продолжала она, чтобы обмануть злодейку, — почему бы мне не рассказать ему обо всем и не получить от него больше, чем предлагаете вы?
— Браво! — заметила Дюбуа. — Да ты способнейшая ученица! Я начинаю думать, что небо дало тебе больше способностей к злодейству, чем мне. В таком случае возьми вот это, — сказала она и быстро написала чек на двойную сумму, — попробуй теперь отказаться!
— Я беру его, мадам, — заявила Жюстина, — но только считайте, что вы соблазнили меня благодаря моей слабости и бедности.
— Я хотела отнести это на счет твоего ума, — ответила Дюбуа, — но тебе хочется обвинить твое несчастье: ну что же, пусть будет по-твоему. Главное — послужи мне, и ты не пожалеешь.
В тот же вечер Жюстина, увлеченная своим планом, начала оказывать Дюбрею знаки внимания. И очень скоро она убедилась в его чувствах. Она никогда не была в столь сложном положении: разумеется, у нее и в мыслях не было участвовать в предполагаемом преступлении, даже если бы речь шла о вознаграждении в тысячу раз большем, но для нее было невозможно выдать эту женщину, ей была невыносима сама мысль о том, чтобы погубить человека, который дал ей свободу десять лет тому назад, она хотела бы найти какое-то средство помешать преступлению без того, чтобы покарать его, и будь на месте Дюбуа любая другая женщина, Жюстина наверняка бы осуществила свое намерение. И вот к чему привели усилия нашей героини, которая не подозревала, что коварство этого исчадия ада не только разрушит все ее благородные планы, но и накажет ее самое за то, что она их придумала.
В назначенный для прогулки день Дюбуа пригласила Дюбрея и Жюстину отобедать в своей комнате. После трапезы молодые люди вышли поторопить коляску, которую для них закладывали. Дюбуа осталась у себя, и Жюстина оказалась наедине со своим поклонником.
— Сударь, — тихо и торопливо заговорила она, — внимательно выслушайте меня, ничему не удивляйтесь и исполните все, что я вам скажу… У вас есть надежный человек в гостинице?
— Да, это мой партнер, на которого я могу положиться как на себя самого.
— Прекрасно, сударь! Велите ему ни на минуту не покидать вашу комнату, пока мы будем отсутствовать.
— Но ключ от комнаты у меня… И что означает такая предосторожность?
— Это много серьезнее, чем вы думаете; сделайте так, как я сказала, умоляю вас, или я никуда с вами не поеду. Женщина, с которой мы сейчас обедали, — мошенница, она устроила эту прогулку только затем, чтобы отправить нас с вами подальше и преспокойно обокрасть вас. Спешите, сударь, она наблюдает за нами, она очень опасна; скорее отдайте ключ вашему другу, пусть он сидит у вас в комнате и не выходит, пока мы не вернемся. Остальное я объясню вам в коляске.
Дюбрей послушался Жюстину; он крепко сжал ее руку в знак благодарности, побежал сделать необходимые распоряжения и вскоре вернулся. Коляска тронулась; по дороге Жюстина раскрыла ему заговор, рассказала о своих злоключениях, о злополучных обстоятельствах, при которых она познакомилась с бесчестной Дюбуа. Дюбрей, человек порядочный и отзывчивый, высказал самую глубокую признательность за оказанную услугу; он заинтересовался несчастьями Жюстины и предложил ей руку и сердце, чтобы вознаградить ее за все пережитое.
— Я буду счастлив исправить несправедливости судьбы по отношению к вам, мадемуазель, — сказал он. — Я сам себе хозяин и ни от кого не завишу; я направляюсь в Женеву, чтобы вложить в тамошний банк большие средства, которые сохранило ваше своевременное вмешательство, и вы поедете со мной. Там мы поженимся, если вы пожелаете, мадемуазель, если же у вас есть какие-то сомнения, вы возьмете мое имя прямо здесь, во Франции.